Мыльный порошок и прочие принадлежности у меня имеются в избытке, могу и поделиться ими с кем-нибудь ещё. Но, пока делиться не с кем, буду использовать это добро сам. Зеркальце тоже есть. Не очень большое, но для бритья вполне достаточное.

Через полчаса, побритый и глотнувший горячего чая, выбираюсь на дорогу. Деревенька с остатками моего бывшего взвода исчезла за спиной, топаем вперед. Где находится лагерь неизвестно, так что пока просто шагаю по дороге, поставив автомат на предохранитель. Мало ли… тут много кто катается. Вычищенную и смазанную СВТ пришлось заныкать вместе со всеми прочими трофеями. Солдат, прущий по дороге с двумя стволами сразу — несколько странное явление. Тем более, что один ствол — явно советский. И хоть совесть меня грызла нещадно (дедову вещь в лесу оставляю!), пришлось на это пойти.

Протопав бодрым темпом пару километров, прихожу к неутешительному выводу, что поступаю несколько опрометчиво. Куда я, собственно говоря, иду? Месторасположение лагеря мне неизвестно, а спросить… у кого? Чтось-то я какую-то авантюру затеял… не подумавши. Проще было у дороги подстеречь… кого?

Правильно говорят — сомнение хуже всего!

Вот и сейчас я, вместо того, чтобы бодро топать вперёд, тоскливо топчусь на развилке — куда сворачивать? Направо или налево? Одинаково неизвестно, что там такое находится. Вот уж поистине — витязь на распутье. Ага, витязь! Лопух качественный, особо выдержанный. Кто, скажите на милость, мешал мне выяснить окружающую обстановку ещё несколько дней назад? Да никто… и нужды в том никакой не было. Ну и что? Сразу полегчало от этого, что ли?

Так и не придя ни к какому выводу, схожу с дороги и устраиваюсь около кустов. Здесь хороший обзор и, что немаловажно, слышимость. Увижу и услышу любого, кто только ни пойдёт по дороге. Или поползёт по лесу, что в моем положении, тоже весьма актуально. Здесь меня с обеих сторон не любят. С одной, советской, явно и откровенно. С другой, немецкой, пока ещё не так явно, но, в будущем, несомненно, тоже будут желать мне всяческих неприятностей. И от всей души.

Стоп!

Это что за звук такой?

Движок?

Точно, мотоциклетный.

Один?

Пока не пойму, но вроде бы… один! Один он едет!

Приложив руку к глазам, всматриваюсь вдаль.

Ага, фигу тебе, родной!

Один…

Мотоцикл-то один, это да. А вот грузовик, что за ним едет, за треском мотоцикла совершенно не слышен. Так что — облом, лезем в кусты. Почему? Да потому, что я не знаю, кто там, в этом грузовике. Машина тентованная и едет относительно легко — пустая? Или с солдатами в кузове? И так может быть и эдак. Но рисковать не хочу. Положим, обоих мотоциклистов я срежу из автомата — не вопрос. А сколько солдат сидит в машине? В кабине-то один или два, а в кузове? Человек пятнадцать-двадцать — вполне возможно. И с ними мне уже не совладать…

Стало быть, родной, сиди тихо и не отсвечивай.

Нет, всё-таки чутьё у меня есть!

С солдатами грузовик! Сзади тент свернут и у заднего борта видны сидящие люди в военной форме. Немецкой, разумеется. И на двери кабины нарисована какая-то эмблема, но не стандартный германский орел, а щит с зеленой окантовкой и тремя диагональными полосами — снизу белая, посередине черная, а сверху — голубая. Это ещё кто такие? Память подсовывает мне картинку — унылая колонна пленных советских солдат и конвоиры, её охраняющие. С точно такими же эмблемами на левом рукаве.

Угу…

Так это, надо думать, едет смена охраны в тот самый лагерь. Или не смена, а очередной конвой, который кого-то оттуда поведёт. Тоже, кстати говоря, вполне возможный вариант. И куда же они свернут?

Налево.

Мотоцикл и грузовик свернули туда.

Интересная деталь — а солдаты-то с трехлинейками! Или я рыжий…

Кто это такие? То, что они охраняют пленных (во всяком случае, их конвоируют), я видел своими глазами.

Не немцы — факт. Тут точно орел бы присутствовал, а у них на форме его нет. Не «СС». Но кто? Что-то я таких эмблем не помню.

Ладно, пока что один вопрос ясен — идем налево.

Ещё пару часов хода по лесной дороге — и мне стало ясно, что искомая цель где-то совсем неподалеку. На обочинах дороги стали попадаться многочисленные следы, явно оставленные армейскими сапогами. Советскими — рисунок их подошвы сильно отличался от немецких. А поскольку советским солдатам в это время тут взяться (особенно, в таком количестве) было просто неоткуда, то единственный возможный ответ — это те, кого вели в лагерь. Или оттуда. Потому, что следы вели, как туда куда я шел, так и оттуда. Значит, вход в это место один — один оттуда и выход. Так?

Не совсем.

Выходов (равно, как и входов) могло быть и больше, просто в данном направлении могли водить пленных в какое-то конкретное место. На станцию, например. А наличие следов на обочинах объяснялось тем, что пленных заставляли отходить туда, чтобы пропускать следующий навстречу (или в попутном направлении) транспорт. Почему ж на той дороге, с которой я свернул, следов почти не было? А она шире, вот и всё. Машина может попросту объехать колонну по свободному месту. Придя к такому выводу, я зашагал бодрее.

Сейчас поднимусь на пригорок, а оттуда и обзор лучше.

Ветер дул мне в спину, и поэтому звук мотора слышен не был. Мотоцикл совершенно бесшумно вынырнул из-за бугра и в мгновение ока оказался совсем рядом.

Вот те и здрасьте… А где грузовик?

Его не было.

Эти ребятки что, в одиночку тут рассекают?

Опрометчиво…

Автомат висит у меня на груди, и руки лежат поверх него. Останавливаюсь и поднимаю вверх п р а в у ю руку. Мол, притормозите, камрады, есть у меня к вам вопрос. Поза самая мирная, та рука, которая обычно лежит на спусковом крючке, сейчас поднята вверх — выстрелить я не смогу.

Мотоциклист сбрасывает обороты и подруливает ко мне.

Останавливается и, убрав одну руку с руля, поднимает вверх очки.

— Что случилось?

В коляске, прикрывшись прорезиненным пологом, сидит пассажир — я вижу только его голову в… фуражке.

Офицер!

— Прошу прощения, герр…

— Лейтенант, — произносит вместо него мотоциклист.

— Виноват, герр лейтенант! — прищелкиваю, насколько это возможно на сырой лесной дороге, каблуками. Отпускаю оружие и принимаю стандартную строевую стойку. Ладони прижаты к бедрам — всё, как положено.

Мотоциклист выключает мотор.

— Что случилось, старший стрелок?

— У герра гауптмана сломалась машина! Меня послали за помощью!

— Гауптмана? — опускает вниз полог офицер. — Какого гауптмана? Кто вы такой? Документы!

— Яволь! — вытаскиваю из-за пазухи зольдбух и протягиваю его офицеру.

Он просматривает документы и смягчается.

— Держите, — протягивает он мне зольдбух. — 405 полк, второй батальон. Я знаю вашего командира батальона. Кто он?

— Майор Рихард Бохентин, герр лейтенант!

— Да-да… Так в чем дело, старший стрелок?

— По приказу командира роты, я сопровождал машину с гауптманом Фюртцем, герр лейтенант! В километре отсюда у машины заглох мотор. Герр гауптман послал меня за помощью.

— Откуда он?

— К нам он прибыл из штаба полка. Больше я ничего не знаю.

А следом за мотоциклом так никто и не появился… стало быть, они тут и вправду одни.

— Куда направлялась машина?

— Не знаю, герр лейтенант. Нам было приказано её сопроводить до места назначения, и вместе с герром гауптманом возвратиться в расположение части.

— И как далеко ты собирался ещё идти?

Хороший вопрос.

Мотоциклист проехал мимо меня почти два часа назад. И солдаты его сопровождали. Что-то они там делали… или делают до сих пор, а он уже едет назад. По такой дороге тридцать километров в час, уже хорошо. Сколько времени заняли у офицера указания и прочие вопросы? Полчаса?

Сейчас обеденное время — он обедал! Полчаса — минимум.

Итого.

Полчаса он ел.

Полчаса решал свои вопросы и отдавал указания.

Накинем ещё минут двадцать туда-сюда.