Горькие мокрые сухари и ягоды стали пищей Тусена в первые четыре дня. Потом остались только ягоды. Спустя несколько дней ему удалось обнаружить растение, сходное по виду и вкусу с сельдереем. Он ел его сырым, равно как и птиц, которых иногда удавалось подбить палкой. Проблема, как добыть огонь, встала перед ним в первые же часы, но сколько ни ломал голову Тусен, вспоминая разные хитрые рецепты, — ничего не выходило. Несколько дней он трудился в поте лица, пытаясь добыть огонь трением, и в конце концов заключил, что на это способны только учёные профессора, сочиняющие в тиши кабинетов книжки о происхождении человечества. Нужен был какой-то настоящий способ! Эх, если бы у него был кусок железа…

Однажды Тусену повезло: на берегу он нашёл какую-то металлическую скобу. Она сильно проржавела. Он долго, с ожесточением оттирал её песком, пока скоба не засверкала на солнце. Это была настоящая немецкая сталь! Теперь к огниву требовалось найти кремень. Обшарив весь остров, Тусен нашёл несколько полупрозрачных камешков. Возможно, они и не были кремнями, но искры давали первоклассные, а больше от них ничего и не требовалось. И наконец, наступил день, когда из искры разгорелось пламя… Позже Тусен считал этот день самым счастливым в своей жизни. Он плясал вокруг костра, как дикарь. Впрочем, он уже мало отличался от дикаря — тощий, оборванный, заросший…

На сухом, каменистом месте, неподалёку от месте крушения «Леопольда», Тусен соорудил шалаш, в котором отдыхал от трудов, а очаг, чтобы не таскать торф на большое расстояние, он расположил вблизи огромного торфяника, занимавшего всю внутреннюю часть острова. Топлива на острове было сколько угодно — его давали торфяные болота. Тусен поддерживал свой «священный очаг» день и ночь. Он охотился на птиц и варил свою добычу с сельдереем и другими съедобными кореньями.

Надежд на скорое спасение Тусен не питал: в эти воды суда заходили исключительно редко. Можно, конечно, было попытаться построить плот, но куда понесут его своевольные ветры и течения? Может быть, ещё дальше от материка, в беспредельный океан? А ближайшие островки, возможно, ещё хуже, чем этот, и уж конечно, тоже необитаемы…

На 20-й день своей робинзонады Тусен сильно ослаб и пал духом. С каждым днём становилось холоднее: зима Южного полушария неотвратимо шагала от Антарктиды всё дальше на север. Птицы уже начали покидать остров, а с их отлётом реальной становилась угроза смерти от истощения. Участились бури, пронзительнее стали ветры.

…Этот день выдался хмурым. Сильный южный ветер поднимал над островом тучи пыли. Со дня кораблекрушения Тусен делал зарубки на палке, и знал, что сегодня 2 мая. Весь день он настойчиво преследовал птиц: пока они совсем не оставили остров, следовало сделать запас солонины (вместо соли он употреблял морскую воду). Наконец, устав от бесплодной беготни, Тусен отправился спать в свой шалаш. Сон его был беспокойным: ему приснилось, что на «Леопольде» возник пожар. Задыхаясь от дыма, он проснулся, выскочил на воздух и остановился, поражённый чудовищным зрелищем: на острове бушевал пожар, охвативший почти половину горизонта. Это пылал торфяник. Пламя увенчивали клубы густого дыма, устремляющегося к северу. Огромные стаи встревоженных птиц, горланя, носились над ними. Если бы ветер был восточным, Тусен давно бы уже превратился в своём шалаше в обугленный труп. Как хорошо, что он не соорудил свой шалаш у торфяника! Да, но ведь там находился его очаг… Неужели это от него возник этот чудовищный пожар?

…С борта английского военного судна, производившего промеры глубин у западных берегов Южной Америки, на востоке заметили огромные клубы дыма. Издали казалось, что это горит само море. То ли это было подводное извержение вулкана, то ли лесной пожар на далёком уединённом острове…

К 4 мая пожар присмирел, лишь клубы дыма густо висели над горизонтом. Корабль приближался к предполагаемому «вулкану». Постепенно начали вырисовываться очертания низменного острова, окружённого скалами и пенистыми бурунами. Даже на близком расстоянии не чувствовалось характерного для вулканического извержения запаха серы, на поверхности моря не плавала ноздреватая пемза. Зато пахло обычной гарью. Дымная пелена скрывала значительную часть острова.

Семеро англичан, вооружённых ружьями, высадились на берег и начали осторожно продвигаться вперёд. Неожиданно они наткнулись на грязного, обросшего человека в изодранной одежде, сидевшего на корточках у примитивного очага, над которым висела закопчённая жестянка с каким-то варевом. Он был так увлечён своим занятием, что не услышал, как к нему почти вплотную подошли семеро моряков.

— Что вы здесь делаете? — раздался строгий окрик за спиной Тусена.

Он обернулся, поднялся, долго моргал воспалёнными глазами… До его сознания долго не доходил тот простой факт, что перед ним стоят его спасители. Вдруг его лицо озарилось радостной улыбкой. Он всхлипнул и упал навзничь как подкошенный. Только солидная порция рома привела Тусена в чувство. Но и после этого он продолжал молчать, взирая на людей с ружьями недоверчиво и отчуждённо. Он ясно видел, что перед ним английские военные моряки, но не мог вспомнить ни одного английского слова. И лишь потом понял наконец, что он спасён! Легко вспоминая забытые слова, Тусен поведал свою печальную историю. С большим трудом он добрался до шлюпки, а подняться самостоятельно по трапу на борт корабля вообще не смог. Он был необычайно истощён и, сам того не ведая, уже находился на пороге смерти…

Пешком вокруг света

Небывалого пешехода приветствовали члены всех рижских обществ: гимнастического, велосипедистов, гребцов, яхт-клуба, певческих. Букеты цветов, преподнесённые дамами, переполнили квартиру. В числе подарков — золотые часы с массивной цепочкой «из того же металла», серебряный венок с цветными камнями. В витрине книжного магазина, что на Купеческой улице, разворотливый хозяин Дейбнер успел выставить портрет землепроходца…

Константин Ренгартен родился в 1864 году. Ещё в юности его тянуло в далёкие путешествия. Впоследствии ему удалось побывать в Западной Европе, Азии, Африке, но заветной мечтой было кругосветное плавание. Однако врачи были единодушны: с его здоровьем и думать нечего стать моряком. Вот тогда и созрела мысль обойти планету пешком.

На подготовку к путешествию ушло 10 лет. И вот 15 августа 1894 года, в четыре часа утра, Константин Ренгартен отправляется в небывалый путь. Вместе с ним вызвался идти некий Николай Грейнерт. За восемь дней они рассчитывают дойти до Двинска (Даугавпилс). Далее путь лежал на Витебск, Смоленск, Орёл, Ростов-на-Дону, в декабре путешественники надеялись достичь персидской границы в Джульфе.

Но в планы путешественников внесла свои коррективы природа. На Украине начались затяжные осенние дожди, и в Харькове Грейнерт бросил своего товарища. В одиночку Ренгартен проходит через Кавказ и у подножия Арарата пересекает границу Российской империи. Семьдесят один день пути по Персии проходил «при самых тяжёлых условиях». Сильные холода сменились почти 50-градусной жарой. А где только не приходится ночевать — в сараях, хлевах…

В малых городах и селениях к нему нередко обращались с просьбами о лечении, и Ренгартен давал больным общеизвестные домашние средства: от глазной боли — холодный чай, от ожогов — известь… Снова перейдя русскую границу, Ренгартен через пустыни и оазисы Туркестана направляется в Томск. От Байкала он поворачивает на юг, намереваясь пересечь «самую дикую страну Азии» — пустыню Гоби. Тридцать шесть дней, проведённых в пустыне, кажутся ему «одною тёмною безотрадною ночью». На полпути умер мул, который тащил запасы провизии. Пришлось искать пропитание у кочевников, не знающих ни хлеба, ни соли. И это всё в местах, где по нескольку дней не встретишь человеческого жилья.