Изменить стиль страницы

Он уже опустошил свою тарелку и теперь сидел, потягивая вино и отламывая маленькие кусочки от поданных на большом блюде ломтиков разнообразного сыра. Робин, продолжая есть, украдкой поглядывала на него из-под густых ресниц. Замечание Люка о женской ненаблюдательности и неумении делать выводы задело ее, и она старалась найти хоть какие-то признаки, по которым могла бы составить более полное представление о нем.

Уже не первый раз она задавалась вопросом: почему этот умный, хорошо образованный человек, который, похоже, привык к более изысканным местам, чем провинциальный ресторанчик, проводит свою жизнь в нормандской глуши, почти в часе езды от ближайшего города, общаясь лишь с членами своей семьи, да и то, судя по всему, нечасто? Хотя ведь есть еще эта женщина, Шарлотта…

Пока Робин молчала, занятая своими мыслями, хозяин ресторана, видимо по чьей-то просьбе, включил музыку, и несколько парочек уже топтались на террасе.

— Вы позволите, мадам?

Робин подняла глаза. Перед ней, согнувшись в почтительном поклоне, стоял Люк.

— Что вы имеете в виду? — не поняла Робин.

— Хочу пригласить вас на танец, — пояснил он, протягивая ей руку.

Глаза Робин удивленно расширились.

— Вы хотите танцевать со мной? — недоверчиво произнесла она.

Должно быть, у нее был очень ошеломленный вид, потому что Люк рассмеялся.

— Вы произнесли это с таким ужасом, будто я пожелал съесть вас на ужин! Успокойтесь, Робин, я не настолько кровожаден.

— Об этом вас тоже Дотти просила? — подозрительно осведомилась Робин.

— Дотти никогда бы не решилась на такую бестактную просьбу, — покачал головой Люк и, поразмыслив, добавил: — Считайте это моей местью за ваше неуемное любопытство.

Робин заколебалась. Когда-то она обожала танцы, могла протанцевать всю ночь, а утром, как ни в чем не бывало, появиться в галерее. Но после гибели Теренса всякая охота танцевать у нее исчезла раз и навсегда. Так, по крайней мере, она считала до сих пор.

— Решайтесь же, — подбодрил ее Люк.

Музыка звала, и ноги Робин непроизвольно сделали движение, которое конечно же не осталось незамеченным Люком.

— Видите, ваше тело говорит против вас, — заметил он.

Фраза показалась Робин двусмысленной. И чтобы не отвечать, она встала и коснулась кончиками пальцев ладони Люка.

— Что ж, потанцуем, если вы этого хотите, — с притворным равнодушием сказала она.

Танцевал Люк прекрасно, легко и уверенно ведя партнершу по вытертым доскам террасы, словно по паркету бального зала. Робин же поначалу двигалась без всякого вдохновения, механически следуя за Люком.

— Похоже, вы неважно танцуете, — небрежно заметил он.

Робин приказала себе не обращать внимания на его слова, прекрасно понимая, что Люк по своему обыкновению дразнит ее. Она решила сделать вид, будто его вообще не существует, и, закрыв глаза, отдалась упоению танца.

Теренс никогда не танцевал. Его большое тело было слишком неповоротливым в противовес ловким, уверенным рукам художника. Придя с Робин на вечеринку, он устраивался где-нибудь у стены с бокалом коктейля и лишь изредка переходил с места на место, чтобы не терять из виду кружащуюся в танце жену. Робин очень гордилась тем, что муж никогда не ревновал ее, и ей ни разу не пришло в голову затеять даже самый невинный флирт, просто чтобы подразнить его.

Но равнодушно танцевать с Люком, как она танцевала с множеством случайных кавалеров, было невозможно. Вольно или невольно она ощущала жар его дыхания, слышала стук сердца, повиновалась каждому движению ведущей ее в танце руки, и все это рождало в ее душе массу смутных образов и неосознанных желаний…

Этот человек слишком интригует меня, решила Робин. Но вряд ли разумно так много думать о нем…

Принять такое решение оказалось легче, чем осуществить его, особенно когда тем же вечером Люк предложил ей посмотреть телевизор в гостиной.

Робин сразу не понравилась теплая, почти интимная атмосфера гостиной, с ее уютным полумраком и мягкой мебелью белого, бежевого и шоколадного оттенков. В другое время эта комната произвела бы на нее самое приятное впечатление. Но сейчас, когда предстояло делить ее с Люком, Робин чувствовала, что нервничает даже больше, чем вчера, когда впервые оказалась в этом доме.

Что с ней происходит?

Она любила Теренса, любила его с самой первой минуты, как они познакомились. И эта любовь со временем становилась только сильнее, особенно когда стало понятно, что и он ее любит.

Но теперь…

Она солгала, солгала даже себе самой, когда назвала себя ненаблюдательной. Точнее, это было правдой в отношении всех людей, кроме Люка. О нем она знала все, словно они были знакомы уже тысячу лет. Знала столько, сколько не знала ни об одном другом мужчине.

Даже о Теренсе.

Робин знала каждую черточку его лица, каждую морщинку на лбу. Знала аромат его золотистых волос, гладкость чисто выбритой кожи на его щеках, гибкость сильного тела и глубину темных, почти черных глаз. Могла предугадать каждое его движение. Как сейчас, когда он устроился на широком подлокотнике ее кресла, хотя рядом стояло еще одно кресло и диван.

Гарм свернулся клубком в углу, уткнув нос в лапы, и прикрыл глаза, собираясь спать.

Люк наклонился и заглянул Робин в лицо.

— Что-то не так? — спросил он.

Робин молчала, неуверенная в том, что с ней происходит, но уверенная, что ей это не нравится.

— Не знаю, о чем вы говорите, — ответила она.

— Вы выглядите расстроенной. Я чем-то обидел вас? Потому что, если так…

— Все в порядке, — поспешила заверить его Робин. Он ни в чем не виноват, и менее всего в том, что она никак не может разобраться в своих чувствах. — Я просто сегодня немного устала. Наверное, будет лучше, если я…

— Еще рано идти спать. — Люк снова опередил ее, догадавшись, что она собирается сказать. Весь его вид говорил, что возражений он не потерпит. — Особенно одной, — добавил он, понизив голос.

Это было уже чересчур! Робин почувствовала, что ее лицо заливает краска.

— Тем более, — продолжил Люк, — что прошлой ночью вы, по вашим уверениям, прекрасно спали. Кстати, сегодня я заберу Гарма на ночь в свою спальню. На случай, если вы захотите выйти.

Робин не знала, где находится спальня Люка. И не хотела знать. Ее это ни в малейшей степени не интересовало.

Да что же с ней происходит? За свои двадцать пять лет Робин встречалась со многими мужчинами, хотя по-настоящему близка была только с Теренсом. И ни один мужчина не действовал на нее так, как Люк Харрингтон.

— Какого цвета ваши волосы? — неожиданно спросил он.

Его рука скользнула по спине Робин, пальцы зарылись в ее волосы, лаская их. Она чувствовала их теплое прикосновение каждой клеточкой кожи, и по ее спине пробегала дрожь.

— Черные? — полувопросительно произнесла Робин, стараясь не замечать откровенной чувственности его движений.

Люк улыбнулся, приподнимая на ладони густую массу вьющихся прядей.

— Я бы описал этот цвет, как цвет черной вишни. У ваших волос необычный красноватый отлив.

Он наклонился так близко к ней, что она чувствовала тепло его дыхания и легкий запах одеколона, которым Люк пользовался после бритья. Стиснув зубы и закрыв глаза, Робин молила только об одном: чтобы он оставил ее волосы в покое.

— Вам неприятно, когда я так прикасаюсь к вам? — негромко спросил он.

Неприятно? Это было совсем не то слово. Все тело Робин горело как в лихорадке, дыхание прерывалось, но нет, это было не неприятно.

— Нет, конечно, — выдавила она. — Я хочу сказать, я не привыкла, чтобы ко мне так прикасались, но это не значит…

— Вам неприятно, — заключил Люк, заглядывая ей в глаза.

Он отнял руку от ее волос и резко поднялся.

— Мы, кажется, собирались смотреть телевизор, — робко напомнила Робин, желая положить конец возникшему напряжению.

— Собирались, — кивнул Люк, задумчиво рассматривая ее. — Скажите, Робин, почему вы так нервничаете?