Изменить стиль страницы

Потом слово возьмет муж Тары. Мохан произнесет тост за здоровье Папы и расскажет какую-нибудь смешную историю из своего детства. Мохан — веселый парень, он всегда нравился Чанки, и Доу — тоже хороший парень. Чанки будет скучать по ним. Амит? Нет, по нему Чанки скучать не станет. Амит — напыщенный сноб, он всегда свысока поглядывал на остальных родственников, потому что сам учился в университете и принадлежал к более высокой касте. Если Чанки начинал восхищаться новым фильмом, Амит обязательно вставлял что-нибудь вроде: «Со времен «Пакизы» Болливуд не выпустил ни одного приличного фильма». А если Чанки пытался возражать, Амит отмахивался от него, как от надоедливой мухи.

Санджай? Чанки привык считать его другом. Но сейчас он уже не был так уверен в искренности Санджая. Взять хотя бы их поездку во Францию: Санджай только и делал, что отдавал приказания, из-за него Чанки едва не погиб под копытами бешеных быков. Ну, не то чтобы напарник прятался за его спину, но он все время поручал Чанки самые опасные задания.

Чанки больше не хотел возвращаться в Мумбаи, и не хотел сидеть в индийской тюрьме. Хотя, с другой стороны, ему еще повезет, если он окажется в тюрьме. Чанки вполне допускал, что его могут пристрелить, а потом сочинят историю про то, как преступник пытался бежать и полицейским пришлось открыть огонь.

Но возможно, ему удастся договориться с французскими властями?

— Вы хотите сделать признание? — спросил следователь.

— Может, да, а может, нет, — Чанки пожал плечами. — Я хочу заключить сделку. Если вы пообещаете, что нас, меня и Санджая, — конечно, когда вы его поймаете, — будут судить во Франции и потом оставят отбывать наказание во французской тюрьме, я дам показания. Потому что в Индии мы не доживем до суда, нас пристрелят, как бешеных собак.

— То есть вы предпочитаете сидеть во французской тюрьме, нежели погибнуть на родине?

— Да, я не хочу стать жертвой произвола индийской полиции, — официальным тоном заявил Чанки.

— Хорошо. Думаю, это можно устроить.

Глава 27

— Не возражаешь, если Сэм снимет наше интервью на пленку? — Диана кивнула в сторону парня с видеокамерой.

— Привет, меня зовут Сэм Нигель. — У парня были тонкие азиатские черты лица и жесткий американский акцент.

— Здесь условия ставишь ты, — ответил Майк.

— Отлично. Хочешь чего-нибудь выпить? Пиво?

— Да, с удовольствием.

Сэм открыл холодильник и протянул Майку банку пива.

— Обед принесут чуть позже, — сказала Диана.

— Я готов, — Сэм поднял камеру.

— Давай, Майк, вперед, — скомандовала девушка.

— Ну, начнем с главного: преступление в Монте-Карло. Диана, это ты убила Гарольда Карпентера?

— Нет, я никого не убивала. Я была в Монте-Карло два года назад. Я назову отель, в котором останавливалась, уверена, что хозяин сможет подтвердить мои слова.

— А что это за история с канадской подругой?

— У меня нет никакой канадской подруги. В школе я переписывалась с девочкой из Канады, но мы никогда не встречались. Дело в том, что существует другая девушка, очень похожая на меня, вот у нее действительно есть канадская подруга, они сейчас вместе путешествуют по Франции.

— Почему ты перевела все свои деньги на имя Вилли Симпсона?

— Потому что мы с Вилли разработали план: я перевожу капитал на его имя, на тот случай если отец или мачеха попытаются объявить меня недееспособной и прибрать к рукам то, что принадлежит мне по закону. Мы разыгрываем шумную ссору и делаем вид, что расстались, затем я сбегаю из клиники, мы тайно встречаемся в Париже и уезжаем на Карибы. Там он напишет свой новый диск, который принесет ему всемирную славу, мы поженимся и вернемся в Англию под крики «браво» и восторженные рукоплескания публики. Это была идея Вилли.

— Отличная идея. Значит, теперь у него имеются твои деньги, слава и другая девушка…

— Да. Это несправедливо. И я намерена получить назад свои деньги… пока не знаю как, но я их обязательно верну.

— А правда, что ты «посадила» Симпсона на кокаин?

— Я сама несу ответственность за свои идиотские поступки, а этот слабоумный пускай отвечает за свои.

— Сейчас ты употребляешь наркотики?

— Нет. После побега у меня не было денег, чтобы купить кокаин, а потом я попала к этим добрым людям, которые помогли мне справиться с проблемой. Иногда я курю травку, но в основном веду себя прилично. — Диана улыбнулась. — Я стала хорошей девочкой.

Майк задавал вопрос за вопросом. Постепенно Диана рассказала о том, как сбежала из клиники, и обо всех своих дальнейших злоключениях, и о том, как Сэм нашел ее на берегу Сены и привел в «Парижскую артерию». Девушка с восторгом говорила о своей новой жизни в сквоте: оказывается, пить чай из пластмассовых стаканчиков из-под йогурта — ужасно забавная штука, ей нравится мыть посуду, убирать комнаты, работать в баре на концертах и выставках, которые устраивают обитатели «Артерии», она обожает спать на надувном матрасе и даже научилась мыться с рекордной скоростью, за двенадцать минут — ровно столько у них из крана на шестом этаже течет горячая вода.

— Сперва мне здесь очень не понравилось, — призналась Диана. — Кто эти люди? Почему они живут все вместе? Почему они такие добрые? И с какой стати заботятся обо мне? Или, может, они разыгрывают меня? Зачем? Кто их нанял? Как отсюда выбраться? Где найти денег? Где купить кокаин? Поначалу все эти вопросы мучали меня.

— Ты хотела сбежать?

— Да, я думала об этом. Но мне некуда было идти. И пришлось остаться. Я целыми днями лежала у себя в комнате и плакала. Мне казалось, что я умру без кокаина, а они поили меня травяным чаем и говорили, что все обойдется, а я орала на Сэма… Короче, все было ужасно, но однажды… только это не для печати.

Нигель выключил камеру.

— Хорошо, — кивнул Майк, — я понял.

— Нигель заметил мою сумочку: это эксклюзивная дизайнерская вещь, в Лондоне я купила ее за полторы тысячи евро. Он сказал, что в некоторых азиатских странах такие сумочки стоят в два раза дороже. Там женщины записываются в очередь, чтобы приобрести нечто подобное. У Нигеля есть приятель в Чайнатауне, если модель новая, сумочку можно продать ему, тысячи за две как минимум. Но, к сожалению, моя сумочка была куплена в конце прошлого сезона, я собиралась подыскать что-нибудь поновее, но не успела — арест, ссылка в Швейцарию… Но идея нам понравилась, мы стали думать, как достать самые последние модели. Дело в том, что все известные дизайнеры сначала представляют свои коллекции в Париже и только потом выпускают их на рынок в других странах. Но все равно ты должен предварительно договориться с поставщиком, и если он решит, что ты достоин его товара, тебе продадут сумку, вернее, заставят купить сразу две — они продают их только парами.

— Очень разумный коммерческий ход, — заметил Майк, — таким образом производители увеличивают спрос. В Нью-Йорке некоторые женщины готовы пойти на все, за исключением разве что убийства, лишь бы стать обладательницами новейшей модели сумки от Луи Вьютона.

— А еще производители стараются помешать спекулянтам, вроде нас. Если бы любой мог купить сумку в Париже и перепродать ее в Токио или Гонконге, то фирма потеряла бы половину прибыли. Но у Нигеля — масса знакомых среди состоятельных американцев, которые придерживаются демократических взглядов и живут во Франции. Он договорился с демократами. Они купили нам десять сумок, но, к сожалению, на этом и пришлось остановиться…

— А что случилось? — спросил Майк. — Кончились сумки?

— Нет, — усмехнулся Нигель, — демократы.

— Мы перепродали сумки и заработали пять тысяч евро, — похвасталась Диана. — Вся прибыль пошла на поддержку творческих проектов «Артерии». А когда появятся новые модели, мы опять подключим наших друзей-демократов. Думаю, в следующий раз нам удастся выручить тысяч семь-восемь.

— Мы с ребятами подумали, не заняться ли нам защитой авторских прав некоторых европейских дизайнеров, — сказал Нигель, — особенно тех дизайнеров, которые продали сумки нашим знакомым демократам: в странах третьего мира вещи с их логотипом можно купить на каждом углу, но потом решили, что это расизм — разве азиатские демократы хуже американских? Мы не вправе лишать людей радости выложить кругленькую сумму за фирменную безделушку. К тому же все сошлись на том, что изъятие части прибыли у зажравшихся дизайнеров можно считать благородным делом.