Во всяком случае, так говорил Вилли.

И Диана ему верила. Когда она была рядом с ним, любое чудо казалось возможным.

Но, похоже, у Симпсона были совсем иные планы. Скорее всего Вилли хотел заманить ее в ловушку и сдать полиции. Точно, Диана придет на концерт, и кто-нибудь из его сообщников — Джина! Кто же еще? — позвонит копам. Диану хватают и в наручниках увозят в тюрьму — великолепно, какая потрясающая реклама для Вилли и его «Бобовой культуры».

«Ну, это ему так не пройдет», — девушка сжала кулаки. Хотя что она может сделать? Если объявиться прямо сейчас, ее могут обвинить в убийстве. Ладно, предположим, Диана докажет, что ни в каком Монте-Карло она не была, но пока полиция разберется, ее наверняка посадят в тюрьму, станут допрашивать и все такое, а потом снова отправят в клинику для наркоманов. А если пока не объявляться… Но куда она может пойти? Где спрятаться? Где достать денег? И как доказать…

В дверь постучали.

— Мадемуазель? — послышался из-за двери мужской голос.

Диана прильнула к замочной скважине. В коридоре стоял месье Боткёр, в уголке рта у него торчал окурок сигареты «Житан». Мерзкий старик смолил отвратительные желтые сигареты, похожие на самокрутки, которые курили во время нацистской оккупации. С точки зрения Дианы, пристрастие человека к таким жутким сигаретам может означать только — он тоскует по прежнему режиму. Старый коллаборационист, предатель, фашист.

— Мадемуазель, я знаю, что вы там. Боюсь, мы не можем больше ждать, вы задолжали за комнату, пожалуйста, расплатитесь немедленно.

— Я только что вышла из душа! — крикнула Диана. — Полчаса вы можете подождать? Я сама спущусь вниз и принесу деньги.

Она прислушалась. Месье Боткёр еще немного потоптался под дверью и ушел, шаркая подошвами. Диана вспомнила старые фильмы про тяжелую жизнь французских безработных в начале двадцатого века: ее вышвыривают на улицу, словно жалкую певичку из монмартрского кабачка, и она сидит на тротуаре в окружении шляпных коробок, кутаясь в драное боа из страусовых перьев. Нет, поскольку дело происходит в начале двадцать первого века, Диана останется сидеть на тротуаре в обнимку со своим портативным компьютером.

«Черт, у меня же нет денег. И почему несчастья наваливаются все разом? И почему они происходят именно со мной?» — думала Диана, карабкаясь по пожарной лестнице.

Сначала девушка хотела выпрыгнуть в окно, благо комната находилась на первом этаже, но потом Диана сообразила, что тогда ей придется пройти мимо входа в отель, рискуя попасться на глаза старому нацисту, и полезла по пожарной лестнице на крышу. Там, перебравшись на крышу соседнего дома, Диана спустилась по другой пожарной лестнице, ведущей на улочку Ша-ру-Пеш, самую маленькую улицу Парижа.

Лестница заканчивалась в нескольких футах от земли. Диана спрыгнула вниз и неловко приземлилась на тротуар, однако осталась цела и невредима, если не считать ссадины на ладони.

Куда теперь?

Слезы застилали глаза, она брела точно в тумане, сгорбив плечи и печально повесив голову. Диана миновала набережную Кэ-де-Турнель и машинально прибавила шаг, со стороны казалось, что она очень спешит. Куда? Ей некуда идти. Впереди показался мост Нёф. Диана остановилась, вскинула глаза и разрыдалась в голос. Здесь одной теплой летней ночью, почти год назад, они с Вилли целовались, стоя у каменного парапета моста. Нёф означает «новый», хотя на самом деле это самый старый мост Парижа. Тогда Диане казалось, что само название моста несет в себе какой-то особый тайный смысл. Она находилась под кайфом; в темно-синей, почти черной воде Сены подрагивал серебристый месяц; старинные фонари излучали мягкий желтоватый свет; на берегу возвышалась темная громада средневековой тюрьмы Консьержери; вдалеке, переливаясь золотистыми огнями, сияла Эйфелева башня. Диана повернулась к Вилли, его глаза тоже сияли, он был под кайфом, они оба до одури нанюхались кокаина, и прошептала: «Я люблю тебя. Я хочу выйти за тебя замуж». Вилли ничего не ответил, только взял ее лицо в свои ладони и закрыл ей рот поцелуем. Каждый раз, когда Диана порывалась что-то сказать, он снова и снова целовал ее.

Тогда все происходящее казалось Диане ужасно романтичным, как в кино, — она вспомнила свой любимый французский фильм «Горячий поцелуй».

Но сейчас девушка поняла: все было неправдой, сплошная ложь и притворство! Симпсон никогда не говорил, что любит ее, кроме тех случаев, когда они занимались сексом, да и то только два раза, правда, иногда, прежде чем кончить, он успевал пробормотать: «Я тебя лю…» Но он не любил ее. Вилли любил собственное отражение, которое видел не столько в глазах Дианы, сколько в устремленных на него жадных взглядах публики, обожающей скандалы, слухи и сплетни. И конечно же, он любил ее деньги. Кем он был до знакомства с Дианой? Подающий надежды смазливый мальчик, мечтающий сделать карьеру рок-певца? В Лондоне полно таких смазливых мальчиков. Кто знал о нем и о его идиотской «Бобовой культуре»? Вилли подцепил Диану на вечеринке у Эммы Кендалл, наследницы консервной империи, чей папочка считался королем полуфабрикатов. До знакомства с Дианой его фотография всего три раза появлялась на страницах газет: два раза он попал в кадр вместе с Джиной, честолюбивой и бездарной манекенщицей из второразрядного агентства, и один раз — в раздел спортивной хроники, как футбольный болельщик, который на спор выпил двенадцать пинт пива.

До знакомства с Дианой Симпсон жил в тесной квартирке с родителями и младшим братом, играл на занюханных дискотеках, где его аудитория составляла максимум человек двести. Когда он стал бойфрендом Дианы Бенхам, Вилли мигом начали приглашать в приличные ночные клубы, он выпустил свой первый компакт-диск, который был распродан за несколько дней, но только потому, что Диана пустила слух, будто принц Уильям без ума от «Бобовой культуры».

Теперь он и Джина получили все, а у Дианы не осталось ни денег, ни любовника, ни крыши над головой.

Девушка опустилась на каменную скамью и посмотрела на кружащуюся под мостом воду. Слезы текли по щекам Дианы и, скатываясь с подбородка, падали вниз, в холодную черную бездну. Вода притягивала, и Диана подумала, что, возможно, действительно будет лучше, если она бросится вниз головой в Сену и навсегда…

— Bonsoir [21], — произнес чей-то голос.

Беглянка подняла глаза: перед ней стоял молодой человек с тонкими азиатскими чертами лица.

— Bonsoir, — ответила Диана.

— С вами все в порядке?

— Нет.

— Вы говорите с акцентом? Англичанка? — спросил молодой человек. Жесткое произношение выдавало в нем американца.

— Да. А ты кто?

— Меня зовут Сэм. Что случилось?

— Я… Мне негде жить. И у меня нет денег и… — Диана закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Не надо, не плачь.

— Что мне делать? — всхлипнула Диана.

— Хочешь, пошли ко мне домой? Вернее, это не совсем дом, но кровать найдется.

— Для чего?

— Для того, чтобы спать. Не бойся, я не убийца и не насильник. Мы живем с друзьями, девочки, мальчики — все вместе.

— У тебя есть кокаин?

— Нет, мы не употребляем наркотики. Разве что травку, ну, и пивом тоже можем угостить.

— И ты не сделаешь мне ничего плохого?

— Нет. Обещаю.

Парень внушал доверие.

Раньше Диана слишком часто напрасно доверяла людям. Но если хорошенько подумать, разве у нее был сейчас выбор?

Глава 23

Хлоя давно не проверяла почту. Девушка была слишком занята. Последние три ночи она занималась любовью с Жирондом, днем ходила на корриду — смотреть, как ее новый друг бегает наперегонки с быками.

Она едва не упустила свое счастье, и все из-за незнания языка. Тогда в первый раз, когда он подскочил к ней и что-то быстро произнес по-французски, Хлоя не поняла ни слова. Что он сказал: «Подожди меня после представления», или «У тебя классные сиськи», или «Привет, красотка. У тебя случайно нет брата?»