Прежде чем Хлоя успела протянуть руку и тронуть за плечо свою жертву, турист расплылся в кровожадной улыбке и, вскинув камеру, несколько раз щелкнул затвором. Блэки расслышала одно-единственное слово: «Попалась». Затем незнакомец развернулся и убежал.
— Хлоя! — крикнула Блэки. Та обернулась.
— Кто это был?
— Не знаю.
— А ты что тут делаешь?
— Гуляю…
— И шаришь по карманам прохожих.
— Что-о?
— Что слышала. Я все знаю.
— Откуда? — спросила Хлоя, мысленно осыпая проклятиями Камерона. «Ябеда, предатель, подлая крыса».
— Джо сказал. Буддист из «Артерии». Ты пристала к нему со своей дурацкой проверкой на честность.
— Он взял бумажник?
— Нет.
— Я его не узнала. Кругом шляется столько буддистов.
— А мне казалось, мы решили завязать с грабежами.
— Мы решили немного отдохнуть. Я уже отдохнула, перерыв закончился.
— Хлоя, ты совсем рехнулась. Это опасно. У тебя будут неприятности. Мало того, что ты сама попадешь в беду, ты еще и меня хочешь втянуть в свои дела? Шутки шутками, но надо знать меру. Ты совершаешь преступление, после чего впадаешь в депрессию, как наркоман, у которого после кайфа начинается ломка, а потом тебя тянет на новое преступление.
— Никуда меня не тянет…
— Послушай, ты же не хочешь попасть в тюрьму? И я не хочу все лето трястись от страха, шарахаясь от каждого встречного полицейского. Хлоя, посмотри на себя: ты же превращаешься в клептоманку…
— Послушай, Блэки, обещаю: я больше никого не буду грабить, но давай вернемся на побережье. Я хочу загорать, купаться в море, я хочу поехать в Канны и в Сент-Маргарит…
— А я хочу остаться с Эдди.
— И что ты в нем нашла? Твой Эдди — бездомный бродяга и жалкий попрошайка.
— Да пошла ты! Если у тебя съехала крыша и ты до конца жизни собираешься убиваться по своему Джону, это еще не означает, что я тоже должна уйти в монастырь.
— Ха-ха-ха! У меня съехала крыша?! Да ты после своего… как его звали, не помню… целых два месяца на мужиков смотреть не могла.
— Его звали Билл Сток. И я убивалась целых пять месяцев. Но когда у меня случаются любовные трагедии, я не требую, чтобы мои друзья тоже ходили в трауре.
— Дорогая Блэки, у тебя просто не бывает любовных трагедий. Ты меняешь парней, как перчатки. «Ах, этот свалил? Ладно, возьмем другого! С ним тоже не получилось? Не беда, найдем третьего! Вон их сколько вокруг, выбирай любого!»
— Чушь. Они мне все нравились, каждый по-своему. А в Билла я была влюблена по-настоящему. И когда мы расстались, страдала ничуть не меньше, чем ты сейчас. Но что мне было делать, застрелиться? C’est la vie — такова жизнь. Поплачешь недельку-другую, но это же не конец света — надо двигаться дальше.
— Ага, понятно: недельку-другую. У тебя, наверное, и в ежедневнике записано: «Первое-пятнадцатое число каждого месяца — убиваюсь по бывшему любовнику».
— Дорогая принцесса Хлоя, сроки, конечно, могут быть разными, но ты уже четыре месяца изображаешь слезливую героиню из какого-нибудь романа сестричек Бронте. Это в два раза дольше, чем ты страдала по Уиллу. А он был в сто раз лучше твоего мерзавца Джонни.
— Насколько я помню, Уилл тебе тоже не нравился.
— Неправда, очень даже нравился. Просто я считала, что он тебе не подходит. Но по сравнению с Джоном Кэрри, Уилл — почти принц Уэльский. Короче, мы остаемся с Эдди и Камероном.
Неожиданно из-за угла выскочил все тот же любопытный турист и направил на девушек свою камеру.
— Пошел вон, сволочь вонючая! — срывающимся голосом завизжала Хлоя. — И ты тоже! — Блэки увидела перекошенное злобой лицо подруги.
Хлоя повернулась и убежала. Турист бросился вдогонку, но Блэки преградила ему дорогу.
— Пошел вон! — гаркнула Блэки.
Вероятно, турист был британцем: он отступил влево, девушка сделала шаг вправо, и они снова столкнулись нос к носу; после нескольких неудачных попыток обойти мужчину, Блэки толкнула его кулаком в грудь и сердито затопала прочь.
Турист поискал глазами Хлою, но та давно скрылась в толпе. Когда он повернулся в ту сторону, куда ушла высокая темноволосая девушка в футболке с надписью «Канада», оказалось, что она тоже исчезла.
Хлоя понятия не имела, где находится. Выбравшись на окраину города, подальше от эпицентра шумной фестивальной жизни, она бесцельно брела по улице: мимо ночного клуба, расположившегося в каменном здании шестнадцатого века, в котором, как утверждал мишленовский путеводитель, гугеноты скрывались от приспешников инквизиции; мимо другого здания восемнадцатого века, украшенного большой вывеской фирменного магазина «Сони»; мимо современного здания «Макдоналдса», притулившегося возле особняка в стиле барокко. Наконец ей на глаза не попался бар. «У Макса», — прочла Хлоя надпись на стеклянной двери. Она вошла внутрь, заказала порцию виски и уселась за столик возле окна. Девушка редко пила виски, тем более по утрам. Но сегодня у нее было отвратительное настроение, и к тому же она находилась во Франции — и то и другое располагало к выпивке.
«Принцесса!» Блэки давненько не обзывала ее принцессой, но она всегда считала, что внешний вид и происхождение Хлои вполне оправдывают такое обращение. Сама Блэки выглядела, как девочка из рабочей семьи, и она с удовольствием играла эту роль. Блэки нравилось всем рассказывать, что она дочь простого плотника и внучка батрака. «Мои предки были голодранцами, — добавляла она, — и всю жизнь вкалывали, как ломовые лошади. Чтобы вылезти из нищеты, им приходилось зубами и локтями прокладывать себе дорогу».
Блэки говорила чистую правду, но почему-то никогда не вспоминала о том, что ее отец держал собственную мастерскую, приносившую гораздо больший доход, чем фотостудия отца Хлои. Пару лет папа был настоящим миллионером, но когда Блэки перешла в девятый класс, он потерял значительную часть своих капиталов, ввязавшись в рискованную биржевую аферу. Затем, после развода с женой, ему пришлось заплатить маме Блэки приличную сумму, которую та удачно вложила в дело и организовала дилерскую фирму по продаже косметики. Но даже после всех несчастий, обрушившихся на семью Блэки, Майеры были весьма состоятельными.
Однако в отношениях с подругой Блэки всячески подчеркивала свое плебейское происхождение. «Вы всегда принадлежали к среднему классу, — говорила она. — Твой отец получил бизнес по наследству, ему не приходилось все начинать с нуля».
Хлоя поддерживала игру. Если она получала на карманные расходы двадцать долларов, а Блэки — только десять, то пять долларов Хлоя отдавала подруге. «Теперь у нас поровну», — радовалась она. И даже сейчас Хлоя брала на себя большую часть расходов: когда в ресторане им приносили счет, Блэки сразу же предлагала поделить сумму пополам, хотя обычно выбирала более дорогие блюда и никогда не отказывала себе в десерте.
В колледже, когда Блэки копила деньги на мотоцикл, Хлоя полгода кормила ее обедами. Купив наконец заветную игрушку, Блэки выразила желание отблагодарить подругу и пригласила ее в кафе. Правда кредитка, которой Блэки попыталась расплатиться, оказалась просроченной, и Хлое снова пришлось раскошелиться. В следующий раз, когда компьютер, проглотив ту же самую кредитку, возмущенно запищал и выдал надпись об отсутствии средств на счете, Хлоя списала недоразумение на рассеянность подруги: Блэки вообще отличалась страшной безалаберностью. И даже когда подобное случилось в третий раз, Хлоя снова оплатила угощение, но категорически отказалась от очередного приглашения на обед. Блэки страшно переживала: она была уверена, что у нее на счете оставались деньги. «Ума не приложу, как я успела все так быстро потратить?» Слова Блэки звучали настолько искренне, что Хлоя почти поверила. «В конце концов, она же моя подруга», — решила Хлоя.
Но сейчас снисходительность девушки сменилась мрачным раздражением. «Блэки — прихлебательница, которая вечно живет за чужой счет, трепло, пустоголовая сплетница». Странно, как она так легко сходится с людьми? И как ей удается со всеми быть дружелюбной и приветливой? В этом чувствуются какая-то нечистоплотность и полное отсутствие элементарных понятий о приличии. Не может же человек, принадлежащий к определенному социальному слою, общаться со всяким сбродом.