Смотрите, как этот способ переинтерпретации формализма множественных миров избавляется от дорогостоящего разрастания материальных вселенных.
Привлекательная особенность теории множественных миров заключается в том, что существование многих миров делает немного более приятным применение квантовой механики ко всему космосу. Поскольку квантовая механика — это вероятностная теория, физики испытывают неудобство при мысли о волновой функции всей вселенной, о которой, например, говорит Хоукинг. Они сомневаются в том, можно ли приписывать смысл такой волновой функции, если кроме нее ничего не существует. Теория множественных миров — даже в трансцендентной области — помогает справляться с этой проблемой.
Теперь можно ответить на подлинно космологический вопрос: как космос существовал в течение последних пятнадцати миллиардов лет, если большую часть этого времени не было никаких сознательных наблюдателей, которые могли бы коллапсировать волновые функции? Очень просто. Космос никогда не возникал в конкретной форме и никогда не остается неизменным. Прошлые вселенные, одну за другой, невозможно видеть как картины на холстах, из которых развертывается во времени нынешняя вселенная, хотя, если подумать, эта развертывающаяся вселенная — как раз то, как изображает ситуацию материальный реализм.
Я предполагаю, что вселенная существует как бесформенная потенция в множестве возможных ветвей в трансцендентной сфере и становится проявленной только когда ее наблюдают сознательные существа.Конечно, здесь имеется тот же круговой характер, который дает начало самоотнесению, обсуждавшемуся в главе 6. Именно эти самосоотносительные наблюдения намечают причинную историю вселенной, отвергая бесчисленные параллельные альтернативы, которые никогда не достигают материальной реальности.
Такая интерпретация нашей космологической истории может помочь объяснению загадочного аспекта эволюции жизни и разума, а именно того, что существует лишь очень малая вероятность эволюции жизни из добиологической материи путем благоприятных мутаций, ведущих к появлению человека. Как только мы признаем, что биологическая мутация (включая мутацию добиологических молекул) представляет собой квантовое событие, мы понимаем, что вселенная расщепляется в каждом таком событии в трансцендентной сфере, становясь множеством ветвей, пока в одной из ветвей не появляется сознательное существо, способное смотреть с осознанием и совершать квантовое измерение.В этой точке причинный путь, ведущий к этому сознательному существу, схлопывается в пространственно-временную реальность. Джон Уиллер называет такой сценарий замыканием контура значения «соучастием наблюдателя». Значение возникает во вселенной, когда ее наблюдают сознательные существа, выбирая причинные пути из бесконечного множества трансцендентных возможностей.
Если это звучит так, будто мы восстанавливаем антропоцентристскую точку зрения на вселенную, пусть будет так. Пришло время, и появился контекст для сильной формулировки антропного принципа — идеи, согласно которой «для создания вселенной необходимы наблюдатели». Пора признать архетипическую природу мифов о сотворении мира (содержащихся в Книге Бытия иудео-христианской традиции, в индуистских Ведах и в священных текстах многих других религиозных традиций). Космос создавался ради нас. Подобные мифы совместимы с квантовой физикой и не противоречат ей.
Неправильное понимание во многом возникает из-за того, что мы склонны забывать слова Эйнштейна, сказанные им Гейзенбергу: «То, что мы видим, зависит от теорий, которые мы используем для интерпретации своих наблюдений» [48]. (Конечно, об этом уже говорили Иммануил Кант и Уильям Блейк, но они опережали свое время.) То, как мы реконструируем прошлое, всегда зависит от теорий, которыми мы пользуемся. Например, подумайте о том, как люди смотрели на восход и закат до и после Коперниканской революции. Гелиоцентрическая модель Коперника сместила фокус внимания — мы больше не были центром вселенной. Но теперь волна возвращается. Конечно, мы — не географический центр вселенной, но речь не об этом. Мы — центр вселенной, потому что мы представляем собой ее значение.Идеалистическая интерпретация полностью признает этот динамический аспект прошлого — тот факт, что интерпретация того, что мы видим, подобно мифу, меняется вместе с изменением наших понятий. И мы не должны быть шовинистами: столь же легко можно предположить, что во вселенной, коллапсировавшей в пространственно-временную реальность, имеется возможность эволюции огромнейшего числа разумных, самоосознающих существ на миллиардах и миллиардах планет во всех уголках расширяющейся вселенной.
Если реальность состоит из идей, в конечном счете, проявляемых сознанием, то как объяснить столь большое единодушие? Если в философском споре побеждает идеализм и если философия реализма несостоятельна, то как можно заниматься наукой? Дэвид Бом сказал, что наука невозможна без реализма.
В утверждении Бома есть определенная истина. Но я представлю убедительные логические доказательства того, что суть научного реализма вполне умещается под более широким зонтиком идеализма.
Для полного рассмотрения этого вопроса обратимся к происхождению дихотомии реализма и идеализма в парадоксе восприятия. Художник Рене Магритт изобразил на картине курительную трубку, но подпись под картиной гласила: «Это не трубка». Тогда что же это? Предположим, вы говорите: «Это изображение трубки». Это хороший ответ, но если вы действительно умеете отгадывать загадки, то скажете: «Я вижу образ, вызываемый в моей голове (в мозгу) чувственными впечатлениями изображения трубки». Именно так. Никто никогда не видит картину в художественной галерее. Вы всегда видите картину в своей голове.
Конечно, картина — это не изображенный на ней объект. Карта — это не территория. А есть ли картина вообще? Мы можем с уверенностью утверждать лишь то, что в нашей голове есть какое-то изображение — чисто теоретический образ. В любом событии восприятия мы, в действительности, видим этот теоретический, очень личный образ. Мы допускаем, что объекты, которые мы видим вокруг себя, — это эмпирические объекты общей реальности: совершенно объективные и публичные, полностью доступные эмпирическому изучению. Однако, на самом деле, наше знание о них всегда приобретается субъективными и личными средствами.
Так возникает старая философская загадка относительно того, что реально: теоретический образ, который мы, в действительности, видим — но только частным образом, или эмпирический объект, который мы не видим непосредственно, но в отношении которого мы достигаем общего мнения?
Внутренний и частный характер теоретического образа не был бы проблемой, и не возникало бы никакой заметной дихотомии, если бы всегда существовало однозначное соответствие между этим образом и эмпирическим объектом, которое могли бы непосредственно подтверждать другие люди. Но это не так; существуют оптические иллюзии. Существуют творческие и мистические переживания субъективных образов, которые не обязательно соответствуют чему-либо в непосредственной реальности консенсуса. Поэтому аутентичность теоретических образов сомнительна, и это, в свою очередь, ставит под сомнение и аутентичность эмпирических объектов, поскольку мы никогда не переживаем их без посредства теоретического образа. Таков парадокс восприятия: судя по всему, мы не можем доверять ни подлинности нашего теоретического образа, ни подлинности публичного, эмпирического объекта в реальности консенсуса [49]. Именно из таких парадоксов рождаются философские «измы»,
На протяжении всей истории две школы философии постоянно спорили о том, что действительно реально. Идеалистическая школа считает, что теоретический образ более реален и что так называемая эмпирическая реальность — это только идеи сознания. Напротив, реалисты утверждают, что должны существовать независимые от нас реальные объекты, в отношении которых мы вырабатываем общее мнение.
48
Эти слова Эйнштейна в полной мере относятся и к «антропному принципу», согласно которому, все так называемые фундаментальные физические константы именно таковы, что делают возможным появление человека — или, иными словами, «космос создавался ради нас». Вторая часть этой фразы, соответствующая «сильной» формулировке антропного принципа, снова представляет собой смешение онтологии с эпистемологией.Фундаментальные физическиеконстанты — это значения, а значения, действительно, «возникают во вселенной, когда ее наблюдают сознательные существа», то есть существа, коллективно обладающие диалогическим и интерсубъективным разделяемым знанием.Значения могут существовать тольков создаваемой людьми (или, в принципе, какими-то другими носителями сознания) символической среде —будь то естественный язык или математический формализм физики. Что же касается «выбора причинных путей из... трансцендентных возможностей», то все зависит от того, что мы называем «трансцендентным». Мы существуем в реальности, которую можно назвать «рациональным пространством мира». Эта реальность «ответвилась» от «человеческого пространства мира», в котором существовали наши далекие предки и до сих пор существуют так называемые «примитивные народы» (например, в Амазонии). Помимо этого есть множество «ветвей» «пространства жизни» других живых существ и «пространства бытия» неорганической природы, не говоря уже о более экзотических «параллельных мирах», о которых под разными названиями упоминают мистики и некоторые физики (например, о «мире ничто», где в мнимом времени и, возможно, не в комплексном, а в мнимом пространстве существует одна лишь «совокупная волновая функция вселенной» — или, согласно более современным представлением, одно только «скалярное поле»). Все эти «параллельные миры» можно считать трансцендентнымипо отношению к нашему «рациональному пространству мира», однако они не менее реальны,чем оно, и, в принципе', достижимы для человека (за исключением, разве что, реальности «скалярного поля»), о чем убедительно свидетельствуют как тысячелетние медитативные традиции, так и современные исследования сознания. Человек может существовать в этих мирах, если он, находясь в более или менее глубоко измененном состоянии сознания,становится способным воспринимать их с позиции первого лицапутем непосредственной осведомленности,или (чувственного) осознания,не требующего участия концептуального ума, оперирующего значениями.Человек не «создает» эти миры, в том смысле, в каком он «создает» обыденную «материальную реальность», — они представляют собой результат действия универсального принципа субъективности,или самоотнесения, на разных ступенях космической эволюции. Стивен Хоукинг образно говорил, что «вселенная побудила себя к существованию щекоткой», имея в виду, что роль «запала» Большого Взрыва могли сыграть спонтанные возмущения самоотражающихся квантовых волн. Современные космологи приписывают эту роль спонтанным квантовым флуктуациям, вызвавшим возмущения скалярного поля. Хотя концепция Большого Взрыва — далеко не единственная возможная модель рождения нашей вселенной, суть тут в том, что в силу нелокальности вселенная на квантовом уровне должна представлять собой целостную систему, обладающую свойством самоотнесения, то есть непосредственно осведомленную о самой себе«с позиции первого лица». Подробнее об этом можно прочитать в книге А. Минделла « Гео-психология: Осознание пути»,которая скоро выйдет в издательстве «АСТ». — Прим. пер.
49
На самом деле все обстоит еще сложнее. Исследования физиологии и психологии зрения показывают, что «теоретический образ», возникающий в мозгу, в некотором смысле первиченпо отношению к «эмпирическому объекту» — человеческий ум всегдавидит то, что он хочет или ожидает увидеть,а не то, что есть «на самом деле»: мозг посылает в сетчатку глаза (являющуюся его продолжением) специальные управляющие сигналы (в том числе связанные с так называемыми «детекторами признаков»), в результате чего из всей избыточной оптической информации отбирается только та, что болееили менеесоответствует хранящимся в (лишь частично осознаваемой) памяти образам «эмпирической реальности». Люди, слепые от рождения вследствие врожденного дефекта первичных зрительных проводящих путей, после хирургического восстановления зрения в течение нескольких недель видят только хаос цветовых пятен, и лишь постепенно, с помощью осязания, учатся видеть «эмпирические объекты». Это служит еще одним подтверждением высказывавшейся выше мысли о том, что «материальная», или «эмпирическая», реальность — реальность консенсуса — это не реальность вещей, а реальность значений.В непосредственном опыте(зрительном или любом другом), осознанию дается не значение, а то, что Юджин Гендлин назвал «ощущаемым смыслом» (который потенциальносодержит в себе все возможные значения). Значение рождается при взаимодействии «ощущаемого смысла» с символами,в ходе которого из всех потенциально возможных значенийотбирается то, что более всего соответствует текущему контексту — иными словами, наиболее вероятноев данном контексте. Не правда ли, это очень похоже на редукцию волновой функции к ее «собственному значению»? — Прим. пер.