— Я пытался, но у меня ничего не вышло. Они стоят на своем. Они готовы к бою.

И он постарался объяснить королеве то, в чем она сама себе смутно признавалась:

— Кто сможет теперь убедить протестантов в их заблуждении? Разве они поверят? Великий ордонанс о перемирии и свободе вероисповеданий обернулся всего лишь грудой сухого пороха, готовой взорваться от малейшей искры, будь она брошена рукою католика или гугенота. И те, и другие давно ненавидят друг друга, столкновения не избежать. Не начни первыми гугеноты, начали бы католики. Последние даже рады: им давно уже хочется поохотиться на еретиков.

Он замолчал.

— Кажется, этому никогда не будет конца, — обреченно произнесла королева-мать и тяжело вздохнула. — Будто и не было никакого путешествия… Неужели причиной всему…

— Различие религий, — негромко закончил коннетабль.

— А кто все это породил?

Монморанси, опустив голову, тихо проговорил:

— Вы и сами знаете ответ. Церковь.

Она взяла его за руку и приложила палец к губам:

— Молчите… Хорошо, что нас никто не слышит. Да, здесь источник всех бед! Но мы с вами бессильны что-либо сделать…

Они помолчали, думая каждый о своем, хотя, в сущности, об одном и том же.

— Про испанцев ничего не слышно?

— Пока нет.

— Не стоило бы им вмешиваться в наши дела. Дайте мне знать, как только они появятся.

— Ступайте, Монморанси, вы сегодня устали. О новостях я сразу же извещу вас.

Коннетабль поклонился и вышел.

— Крийон! — тотчас же позвала Екатерина, едва за ним закрылась дверь.

Верный телохранитель тут же возник перед ней, как сказочный джинн.

— Крийон, отправьте кого-нибудь за Рене! Хочу его видеть немедленно! И пусть захватит свой саквояж с инструментами, он знает, о чем я говорю.

— Слушаюсь, ваше величество.

— Ступай, и позови ко мне мадемуазель де Лимейль.

Через несколько минут Николь де Лимейль, старшая сестра Изабеллы, предстала перед очи королевы-матери.

— Вот что, Николь, — проговорила Екатерина, делая знак рукой, подзывал фрейлину поближе. — Беги на кухню, распорядись, чтобы принесли сюда корзину яблок. Самых спелых, самых крупных и сочных. Если таких не окажется, пусть сходят за ними на рынок. И без промедления — они нужны мне сегодня, сейчас же, сию минуту! Ты меня поняла?

— О да, мадам, — не без удивления ответила Николь.

— Поторопись, девочка. Потом придешь ко мне.

Фрейлина ушла, а Екатерина спокойно уселась на диван, в полном удовлетворении откинулась на спинку и с блуждающей улыбкой на губах принялась размышлять.

Глава 6

Так ли сладок запретный плод?

В полдень 25 октября к воротам Сен-Дени подъехала груженая доверху телега. Поклажа была прикрыто широким куском грубой пестрой материи.

— Куда тебя несет, убирайся отсюда! — закричала стража на женщину в крестьянской одежде, правившую мулом.

— Да разве вам не нужны продукты, олухи вы этакие? — отозвалась крестьянка. — Или вы сыты святым духом? Неужто я не накормлю своих братьев, радеющих о защите истинной веры христовой?

— А, это другое дело, — добродушно протянул один из солдат. — А ну, покажи, что везешь!

И он сдернул материю.

На телеге было полно всякого добра: морковь, лук, репа, зелень, сыр, мясо, птица, груши и сливы. Все это было разложено по корзинам.

— Вот это да, вот чего нам не хватает, — загалдели стражники.

— И ты что же, собираешься это все здесь продавать? Вряд ли кто купит, у кого нынче есть деньги?

— Мне не нужны деньги от моих братьев по вере, — заявила женщина. — Я привезла все это, чтобы вы не умерли с голоду и у вас достало сил разбить головы этим папистам.

— Уж с этим мы справимся, будь спокойна. Давай-ка мы набьем свои карманы тем, что у тебя есть, раз за это не надо платить.

И стражники всей гурьбой бросились к телеге.

— Наверное, у тебя большой сад и огород? — спрашивал кто-то. — И ты собиралась все это везти в Париж?

— Собиралась, но как только узнала, что наш принц объявил войну папистам и укрылся здесь, сразу же поехала сюда. Сама-то я одинока, живу с дочерью, а муж мой, упокой господь его душу, погиб в битве под Руаном, когда город осаждали католики.

Солдаты тем временем брали с повозки кто, сколько мог и, слушая болтовню торговки, понимающе кивали головами.

— А теперь проезжай, добрая женщина, и накорми других, — расступились они в стороны. — Да не забудь остановиться у дома старшины, где сидят наши вожди, и оставить самое лучшее для них.

— Уж об этом я позабочусь, — заулыбалась женщина. — А как проехать к дому старшины?

Ей объяснили дорогу, и через несколько минут ее повозка остановилась на площади, прямо против дверей нужного дома. Хозяйка живо скинула покрывало с телеги и закричала на всю площадь: — А ну, подходите, храбрые мои солдаты! Все, что здесь есть — все ваше! Ешьте на здоровье и знайте, что народ Франции помнит о вас, доблестных защитниках истинной веры.

Ее тут же обступили солдаты, которых было полно на площади; расхваливая бесплатное угощение, они начали хватать все подряд и тут же съедать. Чувствовалась нехватка продуктов питания в лагере.

Телега быстро опустела уже на добрых две трети, когда один из солдат спросил:

— А это что у тебя там, на самом дне? Какая-то корзина, накрытая тряпкой.

— Яблочки. Что, хороши? Но не для тебя, куда руки тянешь? Это для господина адмирала и для нашего принца. Таких яблок не едал, думаю, даже сам король. Хочешь еще раз взглянуть?

И она снова, как в первый раз, убрала кусок ткани, прикрывавший корзину. Солдаты, обступившие телегу, восхищенно заахали, качая головами и глотая слюну. Яблоки действительно были как на подбор: огромные, спелые, сочные — они так и просились в рот.

— Дай же нам хоть несколько штук, — попросил солдат.

— Еще чего! — вскричала хозяйка. — Для вас я, что ли, их выбирала? Ты лучше, солдат, сходи-ка вон туда, — она указала рукой на дом старшины, — и позови кого-нибудь из слуг. Пусть отнесут на стол адмиралу, ведь это я для них приготовила. Солдат, ворча, постучал в двери; из дома вышел человек, они перемолвились, после чего взглянул на телегу, кивнул и скрылся. Через минуту из дверей вышла служанка и прямиком направилась к повозке. Поглядела, заулыбалась и протянула руку к корзине:

— Действительно, такие не стыдно будет нашему принцу на стол поставить. Спасибо тебе, добрая женщина. Сколько я тебе должна?

— За это денег не беру, я ведь протестантка. Пусть кушают на здоровье, завтра я привезу еще.

Внезапно она заторопилась:

— Поеду. Телега-то моя уже пуста, всё разобрали. Обратный путь длинный.

— Езжай с Богом.

— Да, чуть не забыла, — крикнула крестьянка вслед девушке: — Ты уж сама-то не трогай, не бери грех на душу, их всего-то там дюжина штук. Неси сразу господам!

Служанка кивнула, подошла к дверям и вдруг остановилась. Что-то не понравилось ей в поведении крестьянки: вороватый взгляд, излишняя торопливость или, может, что-то еще? Да и не похожа она как будто на простолюдинку. Но чем? Походкой? Движениями?.. Чем же?

Она обернулась. Телега быстро удалялась по направлению к воротам. Стражники распахнули их — мгновение — и повозка скрылась из вида.

Девушка вздохнула, видно, неладное ей лишь почудилось. И вошла в дом с корзиной.

Адмирал, сидя за столом, был занят перепиской: перо скрипело в его руке, и листки один за другим ложились рядом. Конде за другим столом рассматривал план местности, начертанный на большом листе бумаги неизвестным художником. Д'Андело не было, он вместе с Ла Ну осматривал укрепления и проверял посты.

В дверь постучали. Вошел караульный солдат.

— Для ваших милостей, — с гордостью произнес он, ставя корзину на пол, возле стола, где стоял принц.

По комнате сразу же распространился аромат яблоневого сада.

Колиньи поднял голову. Конде повернулся:

— Что это? Яблоки?