Он сильно сдавил мою талию.

— Ты делаешь мне больно!

Его рука мгновенно расслабилась.

— Ты сказала Бэрронсу об этом?

— Бэрронс был не в особо разговорчивом настроении.

Риодан больше не стоял позади меня — он снова был за столом. Я потерла живот, испытывая облегчение от того, что он больше не прикасался ко мне. Риодан настолько похож на Бэрронса, что, когда он находится рядом, это беспокоит меня сразу на нескольких уровнях. Я не могла разглядеть его лицо в тени, но и так поняла: он был в такой ярости, что ему пришлось отойти, чтобы ненароком не навредить мне.

— Синсар Дабх может читать твои мысли? Ты хоть осознаешь возможные последствия этого?

Я пожала плечами. Не так уж много времени у меня было, чтобы задумываться о чем-либо. Мне приходилось постоянно прыгать из огня да в полымя, а потом снова в огонь, так что размышления о различных вариантах развития событий не возглавляли мой список приоритетов. Кто станет беспокоиться о возможных последствиях перед лицом реальной угрозы?

— Это значит, что она знает о нас, — сказал он натянуто.

— Во-первых, какая ей разница? Во-вторых, я едва ли знаю о вас хоть что-то, поэтому она не могла узнать много.

— Я убивал и за меньшее.

В этом я не сомневалась — Риодан был холоден как камень, и вряд ли его мучили угрызения совести.

— Даже если Книга и интересовалась вами, то ей известно лишь то, что я знала тогда: вы оба мертвы. А вы живы.

— Не правда. Ты знаешь гораздо больше. И первым делом, когда Бэрронс принял человеческую форму, и ты поняла, что он жив, ты должна была сказать ему, что, возможно, Книга знает о нас.

— Ты уж прости, что я все запорола и, осознав, что он не мертв, от шока хлопнулась в обморок. Почему ты не сказал мне, что Зверь — это он? Зачем надо было убивать его? Вовсе не потому, что он не в состоянии себя контролировать в звериной форме. Он контролировал себя вчера, спасая меня от Книги. И он может меняться по собственной воле, не так ли? Что произошло в Зеркалье? Это место каким-то образом влияет на вас, делая неуправляемыми?

Я чуть не хлопнула себя по лбу. Бэрронс ведь говорил мне, что наносит на себя черные и красные руны-татуировки, чтобы избежать расплаты за использование черной магии. Может, чтобы ЕВУ сработал, нужно использовать самую черную? Неужели, ценой за сверхъестественное перемещение ко мне, где бы я ни находилась, по первому требованию, является превращение в самую мрачную и дикую из его форм?

— Это из-за того, как он туда попал, да? — спросила я. — Заклинание, которым вы с ним воспользовались, как и предполагалось, забросило его ко мне, но расплатой стало превращение в самую примитивную, свирепую его форму. Безумную машину для убийств. Это, как он полагал, было как раз тем, что нужно, ведь если я умирала, то наверняка нуждалась именно в машине для убийств. В защитнике, который бы явился и истребил всех моих врагов. Что и произошло, не так ли?

Риодан замер. Ни один мускул не дрогнул. Не уверена, дышал ли он вообще.

— Он знал, что произойдет, если я нажму ЕВУ, и вы разработали план действий на этот случай. — В этом весь Бэрронс: у него все продумано, все риски просчитаны, когда дело касается меня. — Он сделал мне татуировку, чтобы, почувствовав ее, не убить меня. А ты должен был выследить его — именно для этого вы оба носите эти браслеты. И убить. Он бы воскрес в своей человеческой форме, а я бы так ничего и не узнала. Была бы спасена, и даже не догадалась, что это дело рук Бэрронса, и что временами он превращается в зверя. Но ты облажался. Вот почему он был так зол на тебя утром. Ты не смог убить его — из-за этого ваш секрет раскрылся.

Риодан вздрогнул. Он был взбешен. Определенно, я была права.

— Бэрронс всегда может избежать расплаты за использование черной магии, — восхищалась я. — Когда ты его убиваешь, он возвращается таким, каким был до этого, ведь так? Он может хоть все тело покрыть защитными татуировками, а когда на коже не остается свободного места, убить себя, и, вернувшись, начать все с чистого листа. — Так вот почему у него не всегда были одни и те же татуировки. — Кстати, о вашей карте «выход из тюрьмы» [25]! Если бы ты не запорол ваш план, я бы оставалась в неведении. Это ты виноват, что я теперь все знаю, Риодан. Похоже, тебе не меня надо убить, а себя. Ой, погоди, — с сарказмом сказала я, — это ведь не сработает.

— А ты знаешь, что во время твоего пребывания Зеркалье, Книга посетила аббатство?

Я поморщилась.

— Дэни сказала мне. Сколько ши-видящих было убито?

— Это к делу не относится. Как ты думаешь, зачем она отправилась в аббатство?

Не относится к делу, как же! Неспособность умереть — я все еще с трудом могла себе это представить и была уверена, что смогу придумать парочку любопытных способов это проверить — сделала его похожим на фэйри — высокомерным и презирающим смертных.

— Дай-ка, угадаю, — язвительно сказала я, — В этом, каким-то образом, тоже я виновата?

Риодан нажал кнопку на столе и сказал в интерком:

— Скажите Бэрронсу, чтобы оставил их на месте. Там безопаснее. Я приведу ее к ним. У нас проблема. Серьезная.

Он отпустил кнопку.

— Да, — ответил он мне, — именно так. Думаю, не найдя тебя, она отправилась в погоню и навестила аббатство, пытаясь напасть на твой след.

— Остальные тоже так считают, или это твое личное заблуждение? Дальновидность, Риодан. Тебе она не помешает.

— Это не мне она нужна.

— Почему ты ненавидишь меня?

— Ты мне абсолютно безразлична, Мак. Я забочусь только о своих. Ты не одна из них. — Он прошел мимо меня, прижал ладонь к двери и остановился, ожидая пока я выйду. — Бэрронс хочет, чтобы ты увидела своих родителей потому, что занимаясь своими делами, ты будешь помнить, что они здесь. У меня.

— Замечательно, — пробормотала я.

— Я оставляю им жизнь вопреки здравому смыслу, лишь в качестве одолжения Бэрронсу. И его лимит одолжений истекает. Об этом тоже помни.

Глава 19

— Вы поселили их в стеклянной комнате? Неужели нельзя было предоставить им хоть немного уединения? — Я смотрела на своих родителей сквозь стену. Хотя комната и была удобно обставлена — ковры, кровать, диван, столик и пара кресел — она была сделана из такого же стекла, как и офис Риодана. Только наоборот. Мама с папой не могли видеть, что происходит снаружи, зато всем было видно, что происходит внутри.

Я взглянула влево. Хотя бы душ был как-то огорожен, в отличие туалета.

— А они знают, что все видят происходящее внутри?

— Я сохранил им жизнь, а ты еще и об уединении просишь. Это не ради тебя. И не ради них. Это моя страховка, — ответил Риодан.

В разговор вмешался Бэрронс:

— Я сказал Фейду, чтобы он принес простыни и скотч.

— Зачем? — ужаснулась я. Они что, собирались завернуть моих родителей в простыни и обмотать скотчем?!

— Они смогут завесить стены простынями.

— О, — сказала я и пробормотала, — Спасибо.

Я молча наблюдала за ними через стекло. Папа сидел на диване лицом к маме, держа ее за руки, и что-то тихо говорил. Он выглядел таким же сильным и красивым, как всегда, появившаяся седина лишь придавала ему еще более благородный вид. У мамы был застывший взгляд, появляющийся каждый раз, когда она не могла справиться с ситуацией. А папа, наверное, говорил ей о чем-то обыденном и нормальном, давая возможность вернуться к той реальности, с которой она могла справиться. Наверняка он уверял ее, что все будет хорошо, ведь это было так характерно для Джека Лейна: излучать безопасность и надежность, уверенность в том, что он выполнит обещанное. Именно это делало его таким хорошим адвокатом и таким замечательным отцом. Ни одно препятствие не казалось таким уж серьезным, ни одна угроза такой уж страшной, когда папа был рядом.

— Мне нужно поговорить с ними.

— Нет, — сказал Риодан.

— Зачем? — спросил меня Бэрронс.