Альманах Бориса Стругацкого

Полдень, XXI век (январь 2011)

Колонка дежурного по номеру

Через одно – самое большее через два поколения наши люди, несомненно, избавятся от вредной привычки читать. Наркотик, именуемый худлитом, слаб и, к тому же, становится дорог. Очень помогает заместительная терапия: пенсионерам и сельским жителям – ТВ, молодежи – Интернет. Но покуда в подлунном мире будет существовать хоть один литературозависимый – ломка ему не грозит. Наслаждайтесь, слабовольные друзья.

Вот вам еще горсточка историй, уводящих в параллельные миры. В игру чужих умов. Наиболее легкая для потребителя разновидность т. н. художественного текста. Тщательно очищенная от иррациональных примесей. От индивидуальных стилистических средств. От личного присутствия автора. От абсурда и от страстей.

Короче говоря – фантастика.

Литература двух свойств: занимательности и правдоподобия. Литература одного приема: из произвольного допущения выводятся неизбежные следствия; чем произвольней допущение – тем интересней, чем неизбежней следствия и чем их больше – тем правдоподобней. Литература экономного, универсального, полированного слога. Выводится из памяти быстро и без остатка. Но и в процессе усвоения оставляет читателю свободу: не причиняет ни малейшей боли. Текст даже не пытается сделать вид, что он написан про вас или про что-нибудь такое, что могло бы с вами случиться вне этого текста.

Все случается только с ним и только в нем. Это всё – его финал. Вы и читаете его ради последней страницы – или последнего абзаца. Шикарней всего – когда освещение в сюжете включается последней фразой. До которой, стало быть, никакая сила не заставит вас не дочитать. Так называемый реализм дрожит от зависти и старается в эту сторону не смотреть. Якобы презирает. А тайком перенимает технику. Но остается неконкурентоспособен. Поскольку по умолчанию не имеет права игнорировать такие фундаментальные силы, как случайность и глупость. А также принцип тщеты всех усилий и надежд.

Ничего, думает он, стиль вывезет. Пусть персонажи будут как живые. В смысле – пусть на все лады докучают друг дружке, и мучают, и мучаются. Вместо того чтобы смотреть ТВ или листать ЖЖ. Либо, в крайнем случае, прилечь на диван – почитать спокойно фантастику.

Самуил Лурье

1.

Истории. Образы. Фантазии

Герберт Ноткин

Польза и красота (Повесть)

– Человек, Ваня, эстетически отличается от свиньи тем, что ко всему привыкает. Абсолютно технологическое, вне всякой стилистики, ни с чем не гармонирующее, не вписывающееся в среду и идиотски из нее выпирающее сооружение стало символом Парижа.

– Это был гениальный проект, на полвека опередивший время! Это – гордость Франции.

– Да. Нет такого свинства, к которому не привык бы человек, и, привыкнув, не начал бы им гордиться. Уж какой бы он ни был француз. Но теперь оборотись к нему задом, а передом – к Англии, оплоту традиций, и посмотри на этот непревзойденный по высокотехнологичному идиотизму огурец сэра Нормана, вся архитектурная идея которого именно в том, чтобы ни с чем не сочетаться, но, разумеется, иначе, чем у французов.

– Ну и что, ну и все дома Антонио ни с чем не сочетаются.

– Да не чувствуешь ты…

– Ну, объясни, чувствительный…

– Станцевать об архитектуре. Как это объяснишь? Дозреть надо… Тут же вообще уникальный случай, когда имя архитектора стало стилем. Скажи «Гауди» – и можно больше ничего не говорить. Его модерниссимо – это вообще не постройки, это окаменевшие сны. Типа Кафки. Вот они так и сочетаются с остальным, как сны с явью. Мне, если хочешь знать, его постройки отвратительны, я их видеть не могу. Но кто сказал, что я могу видеть мои сны? А я их вижу. И с моей остальной жизнью они связаны такой же бессвязной связью, но не надуманной, а какой-то внутренней. Так и его дома. В этом все дело: изнутри идет или из головы выдумано. И Фрэнк, и Шарль делали то, что было для них…

– Органично, знаю.

– Да. А другие парились, корячились, но все равно ничего лучше виллы «Савой», капеллы в Роншане и Дома над водопадом не выдумали…

– А Дом Мельникова?

– Это его органика, двухколесный бред. Но идейный.

– А Бразилиа? А бетонный бамбук Кендзо?

– Да-да, молодец, истарх не прогуливал, правильные слова произносишь, только… смысла их не понимаешь. Чтобы архитектуру понять, надо немножко как бы с фундамента съехать…

– А с крыши не надо? Или сама съедет?

– Надо чуточку утерять опору, почву под ногами, а ты уж очень прочно на земле стоишь, на всех четырех, и корни бетонные выпускаешь…

– Ой-ой-ой, летатель. Архитрав. Ладно, всё, заболтались. Конец связи.

– Мам, папа у себя?

– Да, но он на работе… Туся! Ты же видишь, телесвязь включена.

– Ну я на минутку…

– Федя, ты пока не голограмма, камеру не заслоняй… Ребята, а вы чего уставились? Это кино не для всех, у вас есть что делать.

– Пап…

– Нагрузки вводи… добавь ветра. Что «зачем»? Ты историю сдавал? Мост Бауча имел двадцатикратный запас, но когда на него влетел скорый из Эдинбурга, он упал… Да какой, к черту, резонанс – парусность возросла, и ферму снесло…

– Па-ап…

– И запас на сейсмику добавь. Вулканов нет, а тряхнуть и рвануть сейчас везде может… Федя, у тебя детей нет? Но ведь будут, – добавь запас. Профиль дай… Ладно, здесь, вроде, нормально. Давай на макете.

– Ну па-ап…

– Женя, я занят, ты же видишь… Да не надо мне эти простыни – макет новый что, не готов еще? А сроки? Они что, не понимают?

– Папа, ну я ухожу же.

– Я сейчас сам с ними поговорю – куда ты уходишь? Катя, покажись в кадре, что у нас там с аналогами?

– По делу. Посмотри на меня. Как?

– Потрясающе! Я пятнадцать лет на тебя смотрю и насмотреться не могу – давай Токио-Осака поподробнее, да? Женечка, я на работе, мне работать надо, я посмотрел, что еще?

– Нет, ты на меня посмотри не как отец, а как мужчина.

– …Ч-чё?

– Ну, папа!

– Ладно, доделывайте пока сопроводиловку. Конец сеанса.

Так, начинаем ввод. «Персоны вашего окружения. Родственники. Жена». Берем из анкеты. «Прозвища, неофициальные имена, ники». Милка. Милашка… нет, это официальные. Театраля. «Основные качества: Положительное / Отрицательное». Любящая / Прочерк. Хотя нет, есть недостаток: Упрямая. «Субъективная значимость, оценить в баллах от 0 до 100». 100.

«Дочь… ники». Няма. Туся. Каратэшка… Чудо/Прелесть. 1000… ладно, 100.

«Сестра двоюродная». Желчина Дарья Осиповна. 1985. Хрюшка. Гу… нет, это не надо… Прочерк? ну, пожалуй, Активная / Пьющая. 10… нет, 5. Не виделись пятнадцать лет – и нет желания.

«Племянник двоюродный». А надо его? Ну, пусть, до кучи. Желчин Данила… Никитич, что ли? Пусть Никитич. 2002-й. Или первый? Не важно. Как его тогда кликали-то… Гундя… Гуня! Точно, Гунька. Прочерк / Дебил – до пяти лет говорить не научился. Хотя, может, с тех пор поумнел? Ладно, Прочерк / Прочерк. 0? Ну, пусть 2. Хорош с родичами, пошли к остальным.

«Друзья. Сослуживцы. Контакты. Актуальные соученики».

Ольховский Виктор Германович, 1987. Архитрав. Эпиз… ну, пусть Эпистиль. Умный / Выскакивающий. Ну, баллов на 25, я думаю, потянет… У-э-а-а-й… а сколько там натикало? О-о, всё. Тень, кормежка закончена, всех близких тебе скормил и даже дальних! Спать-спать-спать.

– А чего тебя вообще на дороги потянуло, типа на панель? Вроде, не твоя поляна. Ты ведь у нас птица высокого полета, башни громоздить безбашенно, генпланы генерировать…

– А мне сверху видно всё.

– А что тут видеть? Вариантов-то раз-два и обчелся. Или дублерку реанимировать, или в ярусы.