— Бред! Я в это не верю. — В голосе Петра прозвучала неприкрытая угроза.

— К сожалению, это правда, Ваше величество. Я был совсем рядом со шведским обозом и, без сомнения, узнал гетмана, с ним две или три тысячи казаков, — ответил Сергей.

Какое-то время было слышно только тяжелое дыхание царя, и Сергей видел, как глаза у него от ярости наливаются слезами. Наконец Петр утер лицо рукавом и заскрежетал зубами так, что у присутствующих пробежал холодок по спине.

— Надо было прислушаться к тем, кто называл Мазепу предателем! Но он принес мне присягу на священном знамени украинского казачества, и я ему слепо доверился. Он еще горько пожалеет, что нарушил клятву! Теперь мне ясно, что задумал Карл: он хочет дойти до Батурина, чтобы пополнить припасы в столице гетманства, а ведь все эти запасы Мазепа приобрел по моему приказу на мои деньги и на моих мануфактурах. Нет, они не должны попасть в руки шведов! Меншиков! — крикнул царь и, круто повернувшись, столкнулся с князем чуть ли не лицом к лицу. — Алексашка, вели трубить сбор драгунам и скачи на юг. Не допусти, чтобы украинские казаки и запорожцы присоединились к изменнику Мазепе, иначе Россия погибнет.

Меншиков коротко кивнул:

— Если смогу помешать, новые казаки к Мазепе и Карлу не перебегут. Дозволь ехать, и я сделаю все возможное.

— Я думал, ты уже уехал! — Несмотря на всю сложность ситуации, Петр не упускал случая пошутить.

Он безрадостно улыбнулся и хлопнул Сергея по плечу:

— Ты все правильно сделал, Тарлов! Я рад, что когда-то согласился с Меншиковым и твоя голова все еще при тебе. Теперь поешь и отдохни, а рано утром поедешь с ним на юг спасать Украину для России.

— С охотой! — гордо ответил Сергей. Идя в сторону лагерной кухни, он невольно задавался вопросом: что же произошло в тот день, когда его сначала арестовали, а потом напоили?

Часть 7

Полтава

1

Сирин посмотрела вниз на укрепленный город, несколько недель бедствовавший в кольце осады, и уже не в первый раз спросила себя: неужели Карла наконец-то покинуло его сказочное везение? На складах за укрепленными стенами было все, в чем шведы испытывали столь острую нужду, начиная с продуктов и пороха и заканчивая мундирным сукном и обувью. До сих пор русские ожесточенно оборонялись, делая все, чтобы доверенные им военные запасы не попали в руки врага.

Раздался залп одного из шведских осадных орудий, звук оказался неожиданно слабым и глухим — даже осажденным стало очевидно, что пороху, еще оставшемуся у шведов, зима не пошла на пользу. Звук всколыхнул в Сирин воспоминания о событиях последних шести месяцев. Она поежилась и поблагодарила Аллаха и Богородицу, которой молился Сергей, за то, что пока еще жива.

К началу зимы шведы еще верили, что идут в дружественную страну, в которой их встретят как союзников и друзей, — это заблуждение для многих оказалось смертельным. Сирин вспомнила потрясение в глазах генералов и каменное лицо Карла, когда они увидели дымящиеся развалины Батурина. Вовремя бежавшие и потому спасшиеся от истребления жители рассказали гетману, что князь Меншиков внезапно напал на город с большой армией, не оставив им времени на организацию сопротивления. И, вместо того чтобы укрепиться в Батурине, русский генерал приказал своим людям забрать с собой все, что можно было увезти, а город предал огню.

Солдаты исполнили приказ со всей тщательностью, к которой их приучил царь, и ушли за несколько часов до появления шведов. Несмотря на охватившую его ярость, Карл запретил своим генералам преследовать русских — их конные отряды были мобильнее его кавалерии, а он не желал разделять армию и жертвовать часть сил на бесплодное преследование.

Сначала король счел маневр русских только дерзким выпадом, но последовавшие за этим недели и месяцы превратились для шведской армии в непрекращающийся кошмар.

Наступившая зима оказалась необычайно суровой, и Сирин не раз приходилось отбиваться от желающих присвоить ее теплую шинель, дело дошло до вооруженных стычек — так, она убила одного шведа и одного из людей Кирилина.

Запасы продовольствия в шведском войске подошли к концу еще во время марша на Украину, в лагере царил голод: съели все, что хоть как-то годилось в пищу. В конце концов солдаты стали варить даже кожу своих сапог, заматывая ноги тряпками. У многих отмерзали пальцы, у других — уши и носы, а кое-кто потерял свою мужскую гордость. Тысячи пали от болезней, голода и упадка сил, большинство же погубили холода.

Сирин пришлось применить все навыки и знания дочери степи, чтобы избежать смерти от голода и холода. Еще ребенком она узнала, как отыскать место, где снег не так глубок, и выкопать оттуда съедобные корешки и клубни. Но прошло немного времени, и этому научились многие — ей приходилось отыскивать все новые и новые источники пищи. Сирин ела мох и кору деревьев, научилась разрывать замерзшую землю в тех местах, где она трескалась от холода, добираясь до зимних запасов, сделанных полевками и сурками. Порой ей удавалось застать и само животное в его «кладовке», а в разрытой земле попадались личинки и черви. Девушка плела простые силки, которыми ловила мышей и мелких лесных животных, или просто вытаскивала их из нор и тут же на месте съедала сырыми, — приносить добычу в лагерь, полный голодных мужчин, было рискованно. Так ей удавалось питаться лучше, чем шведы или люди Кирилина, из которых погибли почти треть. Ильгур и оба его лучших друга тоже питались более или менее неплохо: Бедр проявлял необычайную находчивость, обеспечивая едой их и себя.

Возможно, зима унесла бы меньше жизней, думала Сирин, если бы Карл не медлил поставить войско на зимние квартиры. Несмотря на холода, он неделями водил войско по занесенной снегом стране, надеясь, что казаки, как обещал Мазепа, взбунтуются против царя и снабдят его припасами. Но вместо этого украинские города закрывали перед ним ворота, а на равнине прятались сами и прятали свои припасы от его войск. Король слишком поздно понял, что так не может продолжаться дальше. Солдаты рассказывали, что король впервые осознал всю серьезность положения, когда во время обхода караулов натолкнулся на гренадера, который не отсалютовал ему. На окрик солдат не отозвался, и разъяренный король нанес ему мощный удар — солдат упал как подкошенный, только в этот момент Карл и его спутники поняли, что гренадер просто замерз на посту.

Сирин отбросила воспоминания и снова посмотрела на город, на башнях которого, словно в насмешку над шведами, развевалось царское знамя. Гарнизон крепости был смехотворно мал в сравнении с сильной, несмотря на все потери, шведской армией, но у осаждающих больше не было пороха, а без артиллерии проникнуть за стены города было невозможно.

Попытка глубокой ночью взорвать ворота, заложив у подножия стены бочонок с порохом, потерпела крах: порох не загорелся, а защитники теперь с удвоенной бдительностью следили, чтобы шведы не приближались к надвратным башням.

Ильгур подошел к Сирин и сплюнул в сторону города.

— Эй, Бахадур, что так уставился? Думаешь, от твоего взгляда стена рухнет?

Сирин скривила рот и подбоченилась:

— Мои взгляды помогут не меньше, чем шведские пушки.

— Ты прав, нет никакого смысла и дальше осаждать Полтаву. Шведы не могут штурмовать город — их солдаты полягут на склонах от картечного огня. Пороха для пушек нет. Голод продолжается, у русских и казаков за стенами припасов куда больше, чем у нас. Королю уже давно следовало бы отвести войска в Османскую империю или в Крым, чтобы перевооружиться и возобновить войну против царя совместно с турками и татарами, — болтал Ильгур, повторяя то, о чем говорили шведские офицеры, когда короля не было поблизости. Сказать Карлу правду в лицо никто не осмеливался с тех пор, как он разжаловал советника, высказавшего свои соображения при свидетелях. Швед хотел одолеть Петра своими силами, не желая ни с кем делить славу.