Танец.
Прервите танец! Робкие шаги
Неподалеку слышу я. Укройтесь
В тени деревьев, чтоб нашим многолюдством
Пришельца не спугнуть. Мое искусство
Мне позволяет угадать в нем деву,
Застигнутую темнотой в лесу.
Сегодня я свое пополню стадо
И мать мою Цирцею превзойду.
Пора! Я в ход пущу всю силу чар,
Наполню воздух звуками заклятий,
Иллюзиями жертву ослеплю,
Внушу ей мысли ложные… Но вдруг
Причудливый наряд мой и безлюдье
Ее насторожат? Нет, так не будет.
Она не убежит — я слишком ловок.
Завесой доводов красноречивых
И маской показного дружелюбья
С учтивостью свой умысел прикрыв,
Вотрусь я к ней, неопытной, в доверье
И завлеку ее в силки. Как только
Пыль тайных чар я ей в глаза пущу,
Простушка запоздалым селянином
Меня сочтет. Но здесь уже она.
Укроюсь. Может быть, расскажет дева,
Какой нуждой сюда приведена.
Входит леди.
Леди
Шум шел отсюда, коль мне верен слух,
Мой проводник единственный. Хоть явно
То были звуки буйного веселья,
Которому под флейту иль свирель
Невежды-поселяне предаются,
Когда, бесчинной пляской славя Пана, [667]
Богов благодарят на лад свой грубый
За полные амбары и овчарни.
Боюсь я ночью встретиться с толпой
Хмельных гуляк, но кто же, кроме них,
Укажет мне, куда сквозь эту чащу
Я робкие стопы должна направить?
Увидев, что от долгого пути
Я выбилась из сил, мои два брата
Устроили привал меж здешних сосен
И отошли, чтоб, как они сказали,
Нарвать мне свежих ягод иль иных
Даров лесной гостеприимной сени.
То было в час, когда в одежде серой
И сером клобуке, как пилигрим,
Встал вечер позади квадриги Феба.
Я жду их и тревожусь все сильней.
Что с братьями моими? Вероятно,
Зашли они чрезмерно далеко,
И у меня украл их мрак-завистник.
Нет, ночь-воровка, не с благою целью
В свой потайной фонарь ты прячешь звезды,
Светильники, которые природа,
Нетленным маслом вечности заправив,
Подвесила на небесах, чтоб путь
Указывать скитальцам одиноким…
Но вот и место, где, как мнилось мне,
Отчетливо был слышен шум веселый.
Как! Ни души во мгле? Что это значит?
Вновь оживают в памяти моей
Истории о мрачных привиденьях,
О духах, нам кивающих из тьмы,
О голосах незримых, нас зовущих
На берегах и отмелях пустынных.
Однако добродетельную душу,
Которой провожатым служит Разум,
Лишь растревожить, но не устрашить
Такие мысли могут. Да пребуду
Я под охраной Веры ясноокой,
Надежды с белоснежными перстами
И Непорочности. Я вижу их
С собою рядом, как живых, и верю,
Что если будет нужно, бог верховный,
Для коего и силы зла — всего лишь
Орудия небесного возмездья,
Благого духа в светлом одеянье
Пошлет, чтоб жизнь и честь мою спасти…
Но что это? Мне, кажется, легла
На землю тень серебряная тучки.
Да, это тучка, что плывет в ночи,
Бросая слабый отблеск на деревья.
Едва ли братья мой услышат зов,
Но все же вновь его подать рискну я:
Они, должно быть, где-то здесь, и мне
Не терпится их поскорей увидеть.
(Поет.)
О Эхо, [668]чья отчизна — край счастливый,
Где извивает
Свое русло́ Меандр [669]ленивый,
Не видела ль ты меж ветвей,
В тени которых соловей
Тебе, незримой, душу изливает,
Двух юношей, столь царственных на вид,
Что твой Нарцисс их не затмит?
Ах, сделай милость,
Скажи, не ты ль красавцами пленилась
И прячешь их теперь,
Царица звуков, сфер эфирных дщерь?
Ответь, о нимфа, на вопрос мой честно,
И пусть твоим словам завторит свод небесный!
Комос
Ужель могли в груди из тленной персти
Родиться столь божественные звуки?
Нет, что-то неземное там живет
И заявляет о себе, наполнив
Гармониею воздух потрясенный.
Как сладостно на крыльях тишины
Напев взлетает к гулким сводам ночи!
Как ворон мрака, прирученный им,
Ему умильно внемлет! Часто слышал
Я трех сирен и мать мою Цирцею,
Когда с толпой наяд в венках цветочных
Своим волшебным пением они
В Элисий душу жертвы увлекали. [670]
Их слушая, рыдала даже Сцилла,
И хриплый лай ее на миг смолкал,
И затихала злобная Харибда. [671]
Но песня их лишь усыпляла чувства,
Вливая в кровь бездумья сладкий яд,
А вот такое трезвое блаженство,
Восторг столь чистый нынче в первый раз
Изведал я! Пора. Окликну деву.
Пусть станет королевою моей!
Привет, о чудо красоты нездешней,
Затем что вы, конечно, родились
Не в этом диком крае, если только
Вы не подруга Пана иль Сильвана, [672]
Богиня рощ, чья песня отгоняет
Туманы вредоносные от них.
вернуться
667
Пан— аркадский бог лесов и рощ, покровитель пастухов.
вернуться
668
Эхо— нимфа, полюбившая прекрасного юношу Нарцисса; от безответной любви она вся высохла, так что от нее остался один лишь голос (греч. миф.).
вернуться
669
Меандр— извилистая река в Малой Азии.
вернуться
670
…Своим волшебным пением они // В Элисий душу жертвы увлекали. — Сладкозвучным пением обольщали людей сирены. Мильтон присоединяет к ним и Цирцею, которая не наделена этим свойством в мифологии. По Гомеру, сирены жили на острове, лежащем между островом Цирцеи и Сциллой.
вернуться
671
Сцилла и Харибда— два мифических чудовища, обитавших в проливе между Сицилией и Италией.
вернуться
672
Сильван— римское божество лесов и полей, отождествлялся с греческим Паном.