После этого наступил черед усушки планов. Было решено произвести переправу лишь на нижнем Дунае — чтобы не возбудить большего неудовольствия Австрии. Император вынужден был согласиться с Горчаковым, ввиду неожиданно высокого градуса австрийской враждебности. Генералы ожидали наступления австрийцев в Малой Валахии и Молдавии.

«Почти с каждым днем положение дел делается для нас грознее чрез неслыханную неблагодарность Императора Австрийского»,  — написал в начале марта 1854 г. Николай Павлович князю Горчакову.

Кстати, в этом же письме императора содержались такие характерные строки: «Душевно тебя благодарю, что ты бережешь войско, и нельзя не нарадоваться малому числу больных и умерших.»

Командующий Горчаков принял решение о переправе в трех пунктах нижнего течения Дуная — Браилове, Галаце и Измаиле. Что и было осуществлено в середине марта. Но вот на Сулинском рейде и у Кюстнеджи появились английские и французские пароходы и у Горчакова начались психологические проблемы. Он запретил наступление войск генерала Лидерса по правому берегу на крепость Силистрию, фортификации которой еще не были достроены — тогда она могла быть легко взята при помощи русских сил, находящихся на левом берегу Дуная. Это решение стало очередным звеном в цепи ошибок балканской кампании. Турки продолжили укреплять Силистрию при помощи западных инженеров и пополнять свои войска на правом берегу Дуная. Турецким командованием было сформировано четыре полка из венгерских и польских эмигрантов под командованием польского офицера Садак-паши (М. Чайковского). Из числа староверов-некрасовцев, живших на болгарском берегу Дуная, пан Садак-паша стал набирать казачий полк — идея натравливания одних русских на других у польской шляхты есть безусловный рефлекс.

После замены командующего дунайской армии М. Горчакова на И. Паскевича войска наши не стали действовать активнее — одряхлел ранее непобедимый военачальник.

Он отказался от своего плана действий из Малой Валахии через Видин на Софию и далее на Сербию. Сыграло роль то, что в начале апреля Паскевич получил от русского посла в Вене П. Мейендорфа депешу, в которой тот советовал не переходить Дунай у Видина, пугая, что в противном случае Австрия немедленно вступит в войну против России. (Чьи интересы защищал барон Мейендорф, русские или австрийские, это еще вопрос.)

Паскевич отозвал из Сербии русского представителя, велел отвести войска в Малой Валахии на северо-восток к Крайово, и даже написал письмо к императору, в котором предложил «очистить добровольно Княжества, чтобы занять в наших пределах более надежную позицию и вместе с тем отнять у Германии всякий предлог к разрыву с нами».

Император в ответном письме спросил: «Неужели появление флотов у Одессы, и даже потеря ее, ежели она должна последовать, были не предвидены?… Неужели появление каких-то французских партий с артиллерией у Кюстенджи, тогда как их туда просить надобно, чтобы наверно уничтожить? Право — стыдно и подумать. Итак, остается боязнь появления Австрийцев. Действительно, могло бы быть дурно месяц тому, когда мы были слабы, и войска, с тем предвидением приведенные, не были еще на местах. Но они уже там… Словом, эта опасность дальняя и во многом измениться может по нашим успехам. Между тем — время дорого; мы положительно знаем, что ни Французы, ни Англичане в силах и устройстве не могут примкнуть к Омер-паше, разве как в июне. И при таких выгодных данных, мы все должны бросить, даром, без причин, и воротиться со стыдом!!! Мне право больно и писать подобное. Из сего ты положительно видишь, что Я отнюдь не согласен с твоими странными предложениями, а, напротив, требую, чтобы ты самым деятельным образом исполнил свой прежний прекрасный план, не давая себя сбивать опасениями, которые ни на чем положительном не основаны».

Николай уже увидел контуры антироссийского выступления всей Европы, которую Россия могла бы победить только быстротой и решительностью, но генералы все еще мыслили категориями большого европейского мира. Парализован даже Паскевич, который когда-то решительным броском занял столицу азиатской Турции Арзрум и взял Варшаву лихим переходом по правому берегу Вислы, лишив западные державы какой-либо зацепки для вмешательства. Не только груз лет, но груз нового и непонятного давит на наших генералов.

Лишь после месячного промедления 4 (16) мая русские войска подошли к Силистрии. (Этот город был тем самым Доростолом, в котором хотел обосноваться князь Святослав.) После русско-турецкой войны 1828–1829, когда Силистрия была взята Дибичем, в ней еще несколько лет находился русский гарнизон, но затем ее укрепляли для турок прусские инженеры. Раз за разом русским войскам в Крымскую войну приходится осаждать крепости, которые они уже брали за четверть века до того — и это ясно указывало на пагубность великодушия в межгосударственных отношениях.

Паскевич, принимаясь за осаду Силистрии, так опасался появления австрийцев, что, вместо ведения осады, убивал время на укрепление русского лагеря, в который перебросил и значительную часть артиллерии.

Осадные работы, хоть и пошли с опозданием, находились в ведении двух сильных инженеров, генерал-адъютанта К. Шильдера (он погибнет у стен крепости) и Э.Тотлебена. Болгары оказывали деятельную помощь нашим войскам и, при помощи греческих и сербских добровольцев, отбивали наскоки турецкой иррегулярной конницы на наши коммуникации.

16 мая, ночью, отразив вылазку турок из крепости, русский батальон спонтанно бросился на Арабский форт (Араб-Табиа) и почти захватил его. Но тут раздался «отбой» — кто дал сигнал так и не было выяснено, однако при отступлении русские понесли большие потери. «Душевно скорблю о напрасной трате драгоценного войска и потере стольких храбрых, во главе которых ставлю почтенного Сельвана, дорого заплатившего за свою излишнюю отвагу, но мир праху его: он умер геройскою смертью! Тем более жалеть должно столь тщетной траты людей, что осада шла до того успешно и с неимоверно-малою потерею»,  — написал Николай Паскевичу.

Получив под стенами Силистрии контузию, Паскевич уехал на лечение и осаду крепости возглавил генерал М. Горчаков. Имея рану не физическую, а духовную, он с невротической чуткостью ждал движения англо-французов от Варны и австрийцев с запада, поэтому только искал повод отступить от крепости.

7 (19) июня саперами Тотлебена была взорвана большая часть укреплений Арабского форта. Все было готово к решительному штурму, войска уже двинулись на приступ, но тут прибыл адъютант Паскевича с указанием снять осаду и перейти на левый берег Дуная. По показаниям последних турецких пленных Силистрия была уже готова сдаться из-за болезней и нехватки провианта. У крепости русские войска бесцельно потеряли 536 человек убитыми и почти 2 тыс. ранеными.

Паскевич в послании Горчакову ссылался на то, что император в письме от 1 июня разрешил ему снять осаду. Однако это была полуправда. Николай I отказывался от осады лишь в том случае, если существовала опасность нападения превосходящих сил противника.

По поводу снятия осады, император написал Горчакову: «Сколько Мне грустно и больно, любезный Горчаков, что Мне надо было согласиться на настоятельные доводы К. Ив. Федоровича (Паскевича), об опасности угрожающей армии от вероломства спасенной нами Австрии, и, сняв осаду Силистрии, возвратиться за Дунай, истоща тщетно столько трудов и потеряв бесплодно столько храбрых».

Из этого письма видно, что Николай не навязывает свою волю военачальникам. Но при том создается впечатление, что командование русскими силами на Балканах фактически саботирует указания императора по решительному ведению военных действий. Вялость и неуверенность безраздельно владеют генералами. Время оказалось над ними невластно, они застыли в 1815, в эпохе союза великих европейских держав и нерушимой дружбы братских монархий: России, Австрии, Пруссии.

Решимость австрийцев немедленно начать боевые действия явно переоценивались нашими военачальниками на Дунае, стало у них навязчивой фобией. Действительно, в апреле 1854 австрийское правительство, заключив с Пруссией антироссийский трактат, потребовало, чтобы русские войска очистили Княжества. Но реальные действия австрийцев зависели от нашей пугливости и податливости. После венгерской революции Австрия была все еще слаба как в финансовом отношении, так и в военном отношении. Взятие русской армией Силистрии, скорее всего, предотвратило бы вступление австрийцев в Дунайские княжества. Да и англо-французам предстояло, в этом случае, обратить свое внимание не на Крым, а на защиту турецкой Румелии. Военные действия развернулись бы на пространстве между Дунаем и балканскими горами, с дальнейшим распространением на юг, юго-запад и юго-восток. Каждый день пребывания русской армии на Балканах расширял бы масштабы участия болгар, сербов, греков в борьбе против турецких войск. Занятие Силистрии могло превратить войну правительств в восстание православных народов против османского ига. Западные лидеры десять раз бы подумали, прежде чем вмешиваться в военные действия на стороне Османской империи…