Характерной особенностью польского хозяйства было с 15 в. господство барщинной системы, пришедшей в рамках «второго издания крепостного права» (по Марксу) или «вторичного крепостничества» (по Броделю). Господское хозяйство (фольварк) ориентировалось на производство товарного хлеба и другого сельскохозяйственного сырья для внешнего рынка. На рубеже 15 и 16 в. закрепощение крестьян в Польше и Литве шло быстрыми темпами, «золотая вольность» получала материальное обеспечение в виде принудительного дармового труда крестьян.
С 1503 крестьянин мог выйти исключительно с разрешения господина — это, фактически, год введения крепостного права в Польше. С 1543 крестьяне окончательно прикреплены к земле и пану — на основах частно-правовых. Работа на барщине (панщине) увеличивается, доходит до 5–6 дней в неделю. В конце концов, многие господа отнимают наделы у своих крестьян и выдают им за постоянную работу в своем хозяйстве «месячину», своего рода концлагерную пайку. Невыход на работу, как и в концлагере, карается смертью. «Народ жалок и угнетен тяжелым рабством, — пишет о Польше имперский посол Герберштейн. — Ибо, если кто в сопровождении толпы слуг входит в жилище поселянина, то ему можно безнаказанно творить все, что угодно, грабить и избивать». «Если шляхтич убьет хлопа, то говорит, что убил собаку, ибо шляхта считает кметов за собак», — свидетельствует писатель 16 в. Анджей Моджевский на хорошем латинском языке.[72]
И это ли «нация свободных людей», как пишут в польских книгах по истории, а вслед за тем повторяют наши историки и энциклопедии по всему миру? Это ли образец для подражания, которым надо шпынять «авторитарную» Москву?
Вместе с укреплением власти над крестьянами, шляхта все более стесняет развитие других общественных сил.
Пётрковский статут и привилея короля Александра дают шляхте право на беспошлинный вывоз сельскохозяйственной продукции. Шляхта начинает самостоятельно выступать на внешнем рынке, продавая ганзейцам и прочим европейским купцам сырье, покупая у них предметы роскоши. Она получает и исключительное право на производство и продажу спиртных напитков, чем пользуется для спаивания своих холопов. Мещанам (городским буржуа) запрещено покупать у шляхты землю, а вскоре они вынуждены отдать свои участки вне городов. Сейм 1565 г. воспрещает польским мещанам вывоз товаров за границу, зато предоставляет чужеземным купцам беспошлинный ввоз. В результате таких «новаций» начинается длительный упадок польских городов.
Экономически над Польшей и Литвой господствуют ганзейские города на Балтике (Любек, Штеттин, Данциг, Рига); иноземные торговые корпорации оперируют на всех транспортных коммуникациях — Одре, Висле, Немане, Западной Двине, контролируя товарные и финансовые потоки.
Польское хозяйство окончательно приобретает характер сырьевого придатка бурно растущего западно-европейского рынка — это требует постоянных захватов земель и крепостных душ.
А дела на юге, севере и западе у поляков идут всё хуже. Габсбурги вытесняют польскую корону из Дунайского бассейна. Власть Польши над Пруссией становится практически номинальной. Турки забирают Молдавию, прежде вассальную Польше, отнимают у нее выход к Черному Морю.
Нарастает конфликт между мелкопоместной шляхтой, все более зависимой от ростовщического капитала и страдающей от татарских набегов, и крупными землевладельцами-магнатами. Это содействует распространению в Польше реформационных учений — лютеранства, кальвинизма, социнианства, приходящих из Прусии. К середине 16 в. Польша стоит на пороге религиозной войны, похожей на ту, что терзала Францию, поэтому верховная власть и католическая церковь пытаются сплотить обе слоя знати, направив их интересы на Восток.
Люблинская Уния 1569 была польским ответом русскому простонародью Литвы. О том, что литовско-русское простонародье было на стороне московского «тирана васильевича» свидетельствуют и западно-европейские наблюдатели. В частности отец-иезуит Антонио Поссевино сообщает по результатам своей миссии в Речь Посполиту: «найдено, что жители этих областей (Западная Русь), по приверженности к своим единоверцам-москалям, публично молятся о даровании им победы над поляками».[73]
В результате Люблинской унии, те русские земли, которые находились в составе Литвы были переданы польской короне — Волынь, Подлясье, Гродненщина, Киевщина, остаток Подолии, чернигово-северские земли. Как пишет С. Соловьев: «Соединение последовало явно в ущерб Литве, которая должна была уступить Польше Подляхию, Волынь и княжество Киевское». Собственно и Унией называть этот аншлюс неправомочно. Литва, как большое и самостоятельное европейское государство, самоликвидировалась. Литовская знать продала родину в обмен на западные гарантии сохранения ее материального и социального статуса.
Уния 1569 г. несла тяжелые последствия для положения западнорусского крестьянства и православной церкви, для культуры и языка Западной Руси.
Польское иго на Западной Руси почти столько же, сколько османское иго на Балканах, сопровождалось не меньшими усилиями по изменению религиозной, культурной и национальной идентичности покоренного населения.
С восшествием на польский престол Стефана Батория, турецкого ставленника из османской Трансильвании, польско-литовская «шляхетская республика» перейдет к жестокой и непреклонной политике полонизации и окатоличивания Западной Руси.
Турецкий посаженник начнет свое правление с казни казацких «лыцарей», насоливших Османской державе. Обильно снабженный деньгами, как со стороны немецких правителей, так и стороны Порты, король наймет большую армию нового типа, и проведет три похода на Русь, с прицелом на Москву. Правда, деньги, а вместе с тем и наступательный порыв немецких наемников, кончатся во время длительной осады Пскова.
Баторий вводит практику назначения православных епископов — среди них появляются скрытые католики. Паны сами ставят приходских священников в своих имениях, иногда это даже без рукоположения в сан.[74] Это так называемое «право патроната» на практике выливалось в вымогание денег у кандидатов на приход. Православные церкви стали в руках пана или арендатора имения доходным объектом, за каждое богослужение или священнодействие прихожане должны были платить.[75]
Иезуиты наводняют западно-русский край и начинают захватывать православные храмы. В двадцати западно-русских городах иезуиты основывают свои училища, виленская иезуитская коллегия обращается в в академию. При церквах основывают иезуитские братства, про соборах иезуитские миссии.
В самой Польше иезуиты будут подчинять университеты и сжигать неугодные книги, раздувать антисемитизм и ненависть к другим конфессиям.
Сыновья могущественных магнатов, православных и кальвинистов (Чарторыйских, Радзивиллов) совращаются иезуитами в католичество. В 1598 г. пятьдесят восемь высокородных литовско-русских вельмож (Тышкевичи, Збаражские и др.) заявляют о принятии католичества. Окатоличившиеся землевладельцы вместе с агрессивным католическим клиром усиленно размножают на западнорусских землях костелы и кляшторы (монастыри). Род могущественных Острожских, окатоличившись, передает ксендзам православные храмы во всех своих обширных владениях — только на Волыни им принадлежало 25 городов, 10 местечек и 670 селений. К числу новых католиков относились и сыновья беглого «диссидента» А. Курбского.
Мелкая западнорусская шляхта вознаграждалась за переход в латинство чинами и должностями, разнообразными возможностями кормиться от населения. Начиная с 1649 г. православных больше не допускали в Сенат, к государственным должностям любого уровня.
После отхода от православия могущественных литовско-русских фамилий начнется настоящий крестовый поход на народное православие, которое поведут под конвоем к Унии с католичеством.
Иезуит А. Поссевино выработал план Унии. Иезуит П. Скарга, издавший книгу «О единстве церкви», стал ее непосредственным организатором. Король Сигизмунд III вошел в сношения с некоторыми западнорусскими православными иерархами, которые тоже желали «вольностей», то есть освобождения от опеки мирян и равных привилегий с католическим духовенством. На Брестском соборе 1596, где присутствовала малая часть православных епископов, было провозглашено объединение с католической церковью.[76] Но как такового объединения не произошло. Состоялся лишь переход в Унию нескольких церковных иерархов из числа скрытых католиков, назначенцев польской власти. Новая униатская иерархия получила некоторые привилегии латинского духовенства, и большие имения, светские и духовные, избавилась от контроля паствы. Теперь уже униатские иерархи вроде митрополита И. Кунцевича в классическом католическом стиле истязали и заключали в темницы православных священников, брили им головы и бороды, изгоняли из приходов, непокорных сдавали светским властям на казнь, как бунтовщиков. Развлекалась в своих имениях и скучающая шляхта, принуждая православных священников к Унии — им рубили пальцы, языки, подвешивали на шесты, заставляли есть сено.[77]
Униатское высшее духовенство стало пополняться за счет воспитанников иезуитских коллегий. Епископы выходили из числа послушников базилианского ордена, формально униатского, фактически католического. Монахи-базилиане были боевым авангардом Унии — специализируясь на захвате православных монастырей, убийстве и изгнании православных монахов. Большинство из захваченных монастырей в короткий срок приходило в запустение. К этому времени относится исчезновение огромного числа русских культурных ценностей, летописей и культовых сооружений — так погибло историческое наследие Древней Руси. С православных церквей сбрасывались колокола, православным запрещались любые публичные церемонии, крещение, венчание, исповедь, похороны. Доходило до того, что униаты разрушали православные кладбища, выбрасывая останки из могил как мусор. Вильна, Полоцк, Витебск первыми лишились всех православных церквей, священники пробовали служить в шалашах, но и там на них шла охота. Доведенные жители Витебска убили митрополита Кунцевича, за что королевская комиссия осудила здесь на смерть более ста человек.