Балестрано сжал кулаки, едва сдерживая ярость.
— Что все это значит? — Он указал на коридор. — Зачем вы заставляете моих людей убивать друг друга?
— Я заставил лишь тех, кто не сумел сопротивляться моему телепатическому воздействию.
— Вы начинаете войну, Крейвен. — Лицо Балестрано окаменело. — И вы это понимаете. Вы можете убить и меня, и брата Рейно, но мы вполне заменимы. После нас придут другие, и они продолжат борьбу. Вы заплатите за то, что здесь произошло.
— Вовсе нет. — Крейвен ухмыльнулся. — Я не собираюсь причинять вред ни вам, ни вашему спутнику. Отдайте мне то, что я хочу, и вы меня больше никогда не увидите. — Он указал тростью на низкую дверь, перед которой стояли Балестрано и де Мезьер.
— Мозг? — Балестрано побледнел.
— Мозг, — кивнув, подтвердил Крейвен. — У вас есть выбор, брат Жан. Вы можете отдать мне его добровольно и остаться в живых, или же я убью вас и заберу мозг.
— Никогда! — прошипел Балестрано.
— Как хочешь, старый дурак. — Внезапно в голосе Крейвена прозвучали странные нотки, как будто это был голос не человека, а машины. — Значит, мне придется действовать по второму варианту.
Рейно де Мезьер напрягся, ожидая атаки семи тамплиеров. Но вместо этого, повинуясь жесту Крейвена, рыцари отступили. Незнакомец с белой прядью поднял трость, послышался щелчок, и внезапно из дерева выдвинулось тонкое лезвие. Это была не трость, а шпага. Рейно с изумлением перевел взгляд с тонкой шпаги на широкий двуручный меч в своей руке. Неужели этот Крейвен сошел с ума? Да одного удара меча достаточно для того, чтобы переломить шпагу, как зубочистку!
Уверенный в своей победе, де Мезьер зарычал и с громким боевым криком бросился на Крейвена, но тот, отскочив в сторону, уклонился и невероятно быстрым движением ударил Рейно де Мезьера по руке, оставив неглубокую, но опасную рану на запястье. Из вены хлынула кровь.
— Берегись, брат Рейно, — предупредил Балестрано. — Он маг!
Услышав эти слова, Крейвен расхохотался. Исполненная ненависти и неописуемого высокомерия улыбка исказила его черты, в глазах заплясали безумные огоньки. Лезвие шпаги все быстрее и быстрее мелькало перед лицом Рейно де Мезьера, и тамплиеру все труднее было отражать удары смертоносной стали. Он размахивал своим двуручным мечом, пытаясь переломить хрупкое лезвие Крейвена, но незнакомец сражался с такой скоростью и мастерством, с какими Рейно де Мезьеру еще никогда не приходилось сталкиваться в своей жизни.
Сам того не заметив, он, по-видимому, ранил Крейвена, так как внезапно на лице противника появилась кровь. Вид кровоточащей раны у незнакомца на виске вызвал у Рейно какие-то неясные воспоминания, но Крейвен не дал ему времени на то, чтобы привести мысли в порядок.
Следующая атака врага оказалась настолько быстрой, что Рейно де Мезьер не успел среагировать. Совершенно невозможным движением шпага скользнула мимо меча Мезьера, поразив его в ведущую руку. Вскрикнув от боли, Рейно де Мезьер выронил меч и, упав на колени, прижал раненую руку к телу. «Вот и конец», — подумал он, не ощущая ни страха, ни горечи.
Но Крейвен не стал его убивать. Вновь расхохотавшись, он спрятал шпагу в трость и ударил Жана Балестрано кристаллом рукояти по голове. Глава ордена тамплиеров упал на землю. Повернувшись, Крейвен взмахнул тростью и обрушил еще один удар рукояти теперь уже на голову Рейно де Мезьера.
Последним, что увидел французский тамплиер, было лицо Роберта Крейвена, искаженное злобным смехом, и распахнутая дверь камеры Сарима де Лоре. Камера была пуста.
После этого Рейно де Мезьер провалился в кромешную тьму.
Пещера на самом деле оказалась никакой не пещерой, а расселиной в скале, к тому же настолько узкой, что нам приходилось стоять вплотную друг к другу. По странной прихоти природы скала треснула так, что в нескольких шагах от входа в ущелье образовался резкий поворот на девяносто градусов, что и дало нам возможность спрятаться от ярости бури. Мы набились в расселину как сельди в бочку, но, во всяком случае, были защищены от апокалипсиса, творившегося снаружи. Я даже мог дышать, не вдыхая каждый раз по фунту песка.
Разговаривать здесь мы не могли. Буря превратилась в ад, образ которого передала мне в видении Тень. Рев был настолько ужасающим, что нам пришлось закрыть руками уши.
Мы были вынуждены простоять так чуть больше часа, испытывая крайние неудобства, но при этом понимали, что находимся в безопасности. Наконец завывания бури утихли и все вокруг успокоилось. Иксмаль, вошедший в ущелье последним, выглянул наружу, чтобы посмотреть, что там происходит. К слову, у него не было другого выбора, ведь он должен был выбираться из горы первым. Поскольку расселина была слишком узкой, ни я, ни кто-либо другой не могли сходить на разведку вместо Иксмаля.
Он оставался снаружи дольше, чем мне хотелось бы. Конечно, это не заняло у него больше минуты, но она показались мне вечностью, проведенной в аду. Когда молодой индеец вернулся, он сообщил нам, что буря закончилась и теперь все в порядке. При этом лицо его удивительным образом оставалось равнодушным.
Выбравшись из горы, я понял почему.
Столь же неожиданно, как она и появилась, буря двинулась прочь, а может быть, сгорела дотла в пламени собственной ярости. Но скалистые склоны, на одном из которых мы разбили вечером стоянку, полностью изменили свой облик. Худшим было то, что наш лагерь исчез. Он был не просто разрушен, опустошен или засыпан песком, нет, он как сквозь землю провалился. На месте небольшой впадины теперь простиралась ровная гладь песка. Наши палатки, как и лошади, тоже исчезли.
Местность вокруг чудовищным образом изменилась. Вчера вечером, когда мы разбивали лагерь в угасающих лучах солнца, перед нами вился лабиринт холмов, сливавшийся на горизонте с вечерним небом. Теперь же я видел лишь песок.
— О Господи, — прошептал Постлетвейт. — Что здесь произошло?
Взглянув на него, я увидел, что его лицо стало белым, как у мертвеца. Казалось, этот человек только что получил подтверждение, что Санта-Клаус действительно существует.
— Ничего необычного, Ланс, — сказал Баффало Билл, [2]который, фыркая, выполз из расселины и, поднявшись на ноги, начал стряхивать песок с одежды и волос.
— Ничего необычного?! — рявкнул Постлетвейт. — Мы потеряли все наше снаряжение, воду, лошадей, карты, и это — «ничего необычного»?!
— Нет, — подтвердил Коди почти скучающим голосом. — Я же предупреждал тебя, что сюда идти не следует. — Он повернулся ко мне, и я увидел блеск в его глазах. — Все это только цветочки. Подобные песчаные бури происходят тут постоянно.
— Ну, может, и не подобные, — вмешалась Энни, [3]— но настолько…
— Чепуха! — раздраженно перебил ее Баффало Билл. — Настолько или не настолько… это не важно. В любом случае теперь нашей маленькой экспедиции конец.
— Но…
— Черт подери, я знаю, что ты хочешь сказать, — раздраженно перебил меня Коди, махнув рукой. — Сейчас для нас пройти хотя бы шаг вперед равноценно самоубийству. Ланс прав, у нас нет ни снаряжения, ни лошадей, ни воды. И этот Драконий Замок может находиться на расстоянии сотен миль. Или тысячи.
Какое-то время я в ярости смотрел на него, но затем, проглотив резкие слова, вертевшиеся у меня на языке, повернулся и окинул взглядом пустыню. Самое неприятное заключалось в том, что Коди был прав и у меня не имелось ни малейшего аргумента для возражений. Странным образом переменившаяся пустыня простиралась передо мной до самого горизонта, а может, и дальше. Даже если бы я знал точное местоположение Драконьего Замка, идти туда было бы бессмысленно.
— Ну ладно, — сказал Коди, так и не дождавшись моего ответа. — Посмотрим, сумеем ли мы найти хоть что-нибудь из наших запасов, а затем отправимся назад. Тридцать миль пешком без воды приятной прогулкой не назовешь.