Пролог

…А еще мне кажется, что я слишком романтична. Смешно, правда? В наши дни совершенно не модно быть романтичной, да и моя профессия вовсе к этому не располагает. Знали бы вы, как мне надоели эти процентные ставки, кредиты и проклятый индекс Доу-Джонса, который вечно падает и все упасть не может! Странно, я никогда не думала, что можно быть такой откровенной с совершенно незнакомым человеком. А между тем вам я доверяю. Возможно, это потому, что мы с вами вряд ли когда-нибудь встретимся. Вы, насколько я смогла вас узнать, стеснительны и сдержанны, боитесь выказывать свои чувства, чтобы неловкое слово не могло вас обидеть. Если б вы знали, как мне это знакомо!..

…Меня привлекает — помимо обаяния и хрупкости — ваш стиль. Это что-то необыкновенное! Я думал, так уже никто не пишет. Одна моя знакомая… Пока я еще не готов рассказать вам о ней все, но со временем, думаю, наберусь сил и смелости — так вот, она вообще разговаривала, как факсовый аппарат. Короткие рубленые фразы, вечное недовольство в голосе. Такое ощущение, что она была влюблена только в свою работу, хотя я и не понимаю, как можно любить бухгалтерию?..

…Сегодня я решилась написать вам всю правду о том, что со мной произошло. Знаете, самое трудное — это начать. С чего же? Возможно, с того самого дня, когда я рассыпала эту проклятую нитку жемчуга и никому об этом не сказала, а ведь всем известно, что это очень плохая примета…

…Воображаю, как она смеялась бы. Хотя нет, она бы даже не заметила происходящего. Если человек считает себя центром вселенной, окружающие его не волнуют. Мне жаль только того, что она выжгла мне сердце. Я ведь очень ее любил…

…Он всегда был эгоистом, всегда. Так говорят многие женщины, но это потому, что мужчины очень часто на самом деле эгоистичны. Наверное, беда моя в том, что я повстречала не того мужчину и потратила на него слишком много души. Мне бы встретить вас, мой друг, с вашей душой, вашей чуткостью, вашим умением слушать и слышать…

…Знаете, давайте не будем пока писать свои имена. Когда-нибудь мы с вами наберемся смелости и назначим свидание. Скажем друг другу свои приметы… Нет, только одну примету. Выберем ту, что известна только нам двоим, — ведь к тому времени мы уже будем хорошо знать друг друга. И никаких попыток обратить на себя внимание со стороны того, кто узнает первым. Главное, чтобы мы ОБА узнали…

1

Очереди в супермаркете особой не было, но впереди завис этот толстяк в необъятных джинсах, загораживал проход, рассматривал этикетки на упаковках с чипсами, и миссис Клоттер так и хотелось пнуть его в толстый зад тележкой и поинтересоваться, куда ему еще чипсы есть, а?

Толстяк со вздохом сгреб несколько пачек и двинулся наконец вперед. На повороте миссис Клоттер вытянула шею, пытаясь разглядеть лицо незнакомца, но у того под бейсболкой был напялен еще и капюшон бесформенной спортивной толстовки, так что ничего не получилось. Вид у него затрапезный, но на местного он не похож… Ах, ну кто же это?

Толстяк уже расплачивался, когда миссис Клоттер не утерпела.

— Эй, мистер! В красной кепке! Мистер, вы уронили мороженое…

Толстяк повернулся и ответил усталым женским голосом:

— Извините… я не брала никакого мороженого.

Миссис Клоттер недоверчиво вгляделась в лицо говорившей. Женщина, убей меня Бог!

Маленькие глазки миссис Клоттер работали не хуже камеры наружного наблюдения, а в голове уже жужжал маленький компьютер. Система опознавания пришла в движение, и миссис Клоттер анализировала, сопоставляла и делала выводы.

Незнакомой — или все-таки знакомой? — женщине было лет тридцать. Плюс-минус. Лишние килограммы, не меньше десяти. Плюс-минус… Роста невысокого, что вкупе с лишними килограммами превращает ее в бесформенную толстуху, хотя на самом деле женщина таковой не является.

Волосы светлые, неопределенного оттенка, явно нуждаются в шампуне и укладке. Лицо — лицо совершенно обычное. Бледное, усталое, не слишком красивое, но и не лишенное привлекательности. Глаза… Глаза могли бы быть изумительно хороши, если бы в них не застыла такая безбрежная тоска и апатия. Синие, большие, опушенные темными ресницами. Разумеется, никакой косметики. В таком виде обычно встают с дивана, напяливают на немытую голову бейсболку и идут за чипсами.

Одета незнакомка в мешковатые джинсы, спортивную толстовку темно-синего цвета, кеды… ну и бейсболку, конечно.

Вывод: неряшливая баба тридцати лет, дома ее никто не ждет, да и не может ее никто ждать, потому что, когда есть кому ждать, так себя не содержат.

Тут что-то щелкнуло в голове у миссис Клоттер, и она расплылась в ехидной и злорадной улыбке.

— Мисс Стоун? Ведь это вы? Хелен, душечка, я вас сто лет не видела. Когда же вы вернулись?

Хелен Стоун еле сдержалась, чтобы не оставить корзину с продуктами и не удрать из магазина. Миссис Клоттер она приметила еще в отделе консервов и с тех пор очень старалась не попасть с ней в одну кассу, но закон подлости, разумеется, сработал четко.

Миссис Клоттер была не первой и не последней в списке тех людей, кого Хелен Стоун не хотела бы встретить. Список был велик. Однако именно миссис Клоттер входила в первую почетную десятку, потому что миссис Клоттер наверняка прекрасно помнила то, что сама Хелен предпочла бы забыть навсегда.

Хелен мысленно досчитала до десяти и выдавила из себя подобие светской улыбки.

— Я тоже рада вас видеть, миссис Клоттер. Собственно, я уже давно в городе.

— Ну как же! Я ничего не знала, а ведь мы соседи. Надо же, как обрадуются Элл и, Клара и Сьюзан! Ведь мы-то решили, что вы навсегда покинули Эшенден вместе с вашим молодым человеком. Ох, какой был мужчина… Вы вместе приехали?

Хелен с ненавистью смотрела в маленькое крысиное личико. Черные глазки миссис Клоттер хищно поблескивали. Ну и что ты сделаешь? — говорили эти глазки. Завизжишь, бросишь в меня чипсами? Соврешь? Ври не ври, а то, что тебя бросили и ты приползла в родной Эшенден зализывать раны, очевидно.

— Я вернулась домой, миссис Клоттер. У меня сейчас сложный период. Компания, в которой я работала, закрылась. В данный момент я ищу работу.

— О, как жаль, милая. Надо же, как странно. Экономисты — это ведь профессия, которая всегда в цене. Даже и не могу припомнить, чтобы когда-нибудь на моей памяти бухгалтер остался без работы. Разве что проворовался, но ведь это не про тебя, милочка?

— Я просто уволилась по сокращению штатов!

— Ну разумеется, сейчас такое трудное время! Хелен, и как там твой дом? В прошлый раз я тебя не спросила… Наверное, трудно содержать такую громадину? С деньгами-то, наверное…

— У меня все в порядке, миссис Клоттер. Деньги у меня есть, на дом хватает, а сейчас я иду ужинать, так что всего доброго.

— До свидания, милая.

Хелен вылетела из широких стеклянных дверей, торопливо затолкала пластиковые пакеты в корзинку, прикрученную проволокой к раме велосипеда, неловко взгромоздилась на проклятый драндулет и выехала, виляя, со стоянки.

В самом конце улицы стоял ее дом. Дом семьи Стоун, в котором жила теперь только одна представительница этого семейства — сама Хелен. Женщина с разбитым сердцем и загубленной жизнью.

В каком бреду ей пришло в голову вернуться на родину?!

С отвращением поставив велосипед под навес, Хелен вытащила сумки из корзины и направилась к дому. Кеды нахлебались воды и мерзко хлюпали. Уже на крыльце она услышала издевательское металлическое звяканье, а потом грохот. Велосипед дождался, пока она протопает по всем лужам, и упал. Пойти поднять? К черту!

Она вошла в темную прихожую, не стала зажигать свет, прошла прямо в мокрых кедах в комнату. Какая разница, если в доме сто лет не убирались. То есть не убиралась. Она сама. Не сто лет, но уж эти две недели — точно. И если так пойдет дальше, то и еще две недели не уберется. А зачем?