НАЧНИ СНАЧАЛА
До шестнадцати лет я, как и все нормальные дети, сперва мечтал стать космонавтом, потом знаменитым хоккеистом, после всерьез увлекся кукольным театром и надеялся поступить в театральный. Если бы мне тогда сказали, что я вместо института попаду в ПТУ и стану слесарем, то без преувеличения – я был бы в ужасе. Ну не годился я в слесари ни по характеру, ни по призванию, ни по здоровью. Какой я тогда был? В четырнадцать лет мне никто не давал больше двенадцати. Вечно болеющий, худющий до прозрачности, с маленькими «музыкальными» руками. Этими руками на скрипке пиликать, а не молоток держать! До середины пятого класса я на уроки труда попадал раза три и все три раза в столярку. Если по дереву я еще хоть что-то сделать мог, то с железом вообще не понимал чего и куда. Но рано или поздно свидание со слесарной мастерской должно было случиться. В один прекрасный день, после очередного ОРВИ, я попал в совершенно незнакомую для меня атмосферу – железные верстаки, незнакомые инструменты, трудовик чего-то непонятное бормочет... К счастью, сосед по верстаку перевел задание на русский – взять квадратный лист металла, разметить и просверлить четыре отверстия согласно схеме на доске.
Взял линейку, взял чертилку – кусок закаленной проволоки с заточенным острием, нацарапал разметку. Зажал железку в ручных тисках, потопал к станку. Мне пальцем у виска крутят – накернить надо!
Теперь-то я знаю, что для того, чтобы сверло не елозило по металлу, в железке надо сделать небольшое углубление, иначе говоря керн. Для получения керна используется кернер, толстый металлический штырь, заточенный с одного конца. Вот на картинке:
Разметочный инструмент: а — чертилка; б — кернер обыкновенный; в — циркуль; г — малка; д — рейсмас; е — штангенрейсмас.
Процесс накернивания угадывается по его форме - ставишь острым концом в нужную точку, по пятке (тупой стороне) керна тюкаешь молотком и готово!
Не завидуйте, это я сейчас такой умный. А тогда я понятия не имел, как этот керн выглядит. Подошел к шкафу, выудил круглый заостренный стержень, вернулся к верстаку, примериваюсь тюкнуть первый керн. А мне орут "Положь надфиль, два!"... Ну да, я вместо керна взял круглый надфиль и пытался им накернить разметку.
Прошло время, я успешно вылетел после восьмого класса в ПТУ и пришел на заводскую практику. Первым же делом узнал, что в качестве керна все слесари цеха используют круглые надфили с заточенным кончиком.
ДИПЛОМИРОВАННЫЙ СПЕЦИАЛИСТ
Не знаю как в других училищах, а в нашем ТУ-3 кроме сдачи теории предполагалось написание дипломной работы с описанием процесса изготовления нужной в народном хозяйстве штуковины. И саму штуковину сотворить в точном соответствии с описанным процессом.
Нашей группе поручили сборку платы элементов для управляющего модуля лифта. Согласно Техническому заданию плата изготавливалась из текстолита либо гетинакса толщиной 50 миллиметров. Если есть линейка под руками, то отмерьте 5 сантиметров и держите перед глазами. Чтобы будущие слесари ничего ненужного не выдумали, нам показали эталонный диплом, с которого предложили списать текст. Эталон начинался с фразы:
"Гетинаксовая плата размером 400х250 вырубается из листового текстолита посредством гильотинных ножниц".
Как из листа текстолита получить гетинаксовую плату я не знаю до сих пор. А по технологии нужно пояснить. Принцип работы станка под названием "ножницы гильотинные" точно такой же, что и у обычных ножниц. Режут они не потому что острые, а потому что лезвия плотно примыкают друг другу. Хорошими ножницами разрезать лист бумаги проще простого. Но ежели этими ножницами начать резать засохшую вафлю, то будет море крошек и криво разломанная вафелька. А если перестараться, то и ножницы сломать недолго.
Теперь представьте вместо вафельки пятисантиметровый лист текстолита, а вместо обычных ножниц станок. Результат будет точно такой же.
Но диплом-то делать надо. Я поперся на заготовительный участок, там тетки мне популярно объяснили – текстолит такой толщины режут на механической пиле, станок марки такой-то. Я с этими знаниями помчался к мастеру группы – так и так, нельзя текстолит рубить, пилить надо. А мне в ответ: «пиши рационализаторское предложение».
Я не нашелся что ответить. И до сих пор не знаю какими цензурными словами высказать то чувство глубокого ох...ния. Технология десятилетиями применяется, станки старше меня, есть на этот счет все необходимые ТУ. А мне мастер производственного обучения предлагает писать рацпредложение.
Диплом я так и не написал. И не я один, из трех групп только один парень полностью сдал все как надо и получил третий разряд. Остальные раздолбаи, включая меня, мирно топали в соседний строймаг, покупали набор гаечных ключей и обменивали их на диплом.
Правильно потом бригадир Николай Александрович сказал: в путяге только время потерял, надо было прямиком на "Ленинец" двигать, учеником слесаря...
МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ
Если быть абсолютно точным, то моя трудовая карьера началась не на "Ленинце", а годом раньше – летом 1986-го я устроился на временную работу в трамвайный парк имени Смирнова. Сейчас этого парка уже нет, на его месте строят нечто под названием "Невская ратуша". Как называлась моя должность уже не вспомню, а суть была простая: водитель трамвая, сдавая смену, приносил в кассу брезентовые мешки механических касс. Эти мешки вскрывались, высыпались на стол, где содержимое рассортировывали – бумажки отдельно, медь отдельно, никель отдельно. Никель (монеты по 10, 15, 20 и 50 копеек) рассортировывали вручную, медь шла в здоровенную махину. Весь этот металлолом пересчитывался, паковался и сдавался инкассаторам в банк.
Первое, на чем меня кинули в отделе кадров: наотрез отказались выдать трудовую книжку. Волну погнала местная профсоюзная лидерша, которой было лень оформлять документы на временщика. Впрочем, я склонен думать, что это была маленькая месть. Дело в том, что в этом трампарке мойщицей вагонов работала моя матушка. Незадолго до этого ее попытались лишить премии, а 10 рублей при окладе в 90 деньги не лишние. Надо сказать, что каждый месяц кого-то из мойщиц лишали премии без объяснения причин. Все молчали, а матушка пошла разбираться. Услышав "У тебя весь вагон в соплях" мать просто взъярилась: "пойдемте, покажете где у меня сопли в вагоне". Естественно, никто никуда не пошел, премию вернули, но злобу затаили. Спустя некоторое время на мостках через смотровую яму мать наступила на гнилую доску и буквально пролетела сквозь обломки. Медсанчать трамвайно-троллебусного управления Ленинграда была тут же, на Дегтярном. Осмотрели, переломов не выявили, но на правой ноге здоровенная рваная рана.
И вот здесь начались чудеса советской системы. Во-первых, рану толком не обработали и даже не промыли, хотя доски стерильными точно не были – мазут, машинное масло и просто грязь... Во-вторых, не выдали больничный, поскольку травма это несчастный случай на производстве, а, значит, куча разборок на всех уровнях. В-третьих, травма по вине трампарка, а это означает стопроцентную оплату по больничному листу. Матушка после пролета сквозь доски мало чего соображала и мечтала просто добраться до дому. Что ей там наплели и как уговорили замять дело мама плохо помнит.
На следующее утро нога под повязкой начала чернеть. С грехом пополам добрались до травмпункта районной поликлиники, благо здание буквально ста метрах было. В травме мать принять ОТКАЗАЛИСЬ и послали в свою медсанчасть. Дойти до Дегтярного переулка мать в любом случае не могла, кое-как доковыляла домой. Ногу спасали самолечением, народной медициной, о которой слесарь Малахов никакого представления не имеет. Сколько там времени прошло не скажу, не помню, но когда более-менее полегчало, мать пришла в свою медсанчасть. Тут ей и припечатали: прогулы без уважительной причины, увольняем по статье. Тут уже матушка сообразила – районная прокуратура была по соседству, на Девятой Советской улице. Дохромала туда, рассказала как дело было. Выслушали, записали. Сказали идти обратно в трампарк, пусть попробуют уволить. Сказали: "Если будут пихать документы на подпись, то ничего не брать и не подписывать, а предложить переслать все документы вот сюда". И выдал бланк с фамилией, должностью и адресом.