Что же, черт побери, произошло? Люк продолжал мерить шагами комнату, не обращая внимания на острую боль. Ошеломляющую новость о том, что Джесси вышла замуж за Саймона, он узнал от семейных адвокатов. Это показалось ему заключительным аккордом в серии предательств, и единственно возможной его реакцией стала холодная ярость, сотрясшая его, подобно снежному бурану. Но в этот вечер его поразила внезапно взорвавшаяся ревность. Представляя себе Джесси в объятиях своего отца, Люк приходил в бешенство, несмотря на то что никогда не смотрел на Джесси с романтической и собственнической точки зрения и вообще не думал о ней как о сексуальной партнерше… до сегодняшнего вечера.
Их «воссоединение» теперь было намертво вытравлено в его памяти, подобно негативу фотографии. Теперь Люку уже никогда не забыть бледную кожу ее напрягшихся плеч и дрожавшую грудь, когда она держала его на прицеле. Он всегда будет помнить те недозволенные импульсы, которыми она словно пронзила его мужскую плоть. Люк почему-то верил, что даже после всего того, что произошло, их должна по-прежнему связывать тоненькая нить дружбы. Но сегодня вечером она доказала, что это уже не прежняя Джесси – подруга его отрочества. Это была женщина – загадочная, пленительная, неистовая, настоящий дьявол в юбке. И он хотел ее.
Кровь прилила к его мускулам, словно подогнанная его мыслями, и это сделало его движения более свободными. Люк ходил более уверенно, почти не обращая внимания на раненую ногу. После недолгих поисков он обнаружил свои вещи – куртку, брюки и ботинки – в шкафу вишневого дерева.
Первым делом Люк залез во внутренний карман куртки и с облегчением обнаружил то, что искал. К счастью, Джесси не стала обыскивать его одежду, а если она это и сделала, то мудро оставила все вещи там, где они лежали. Ну что же, подумал он, снова вешая куртку на крючок, для того сюрприза, который он задумал, у него будет еще масса времени. Прежде всего он хотел понять, что же происходит в этом доме, и выяснить, кто в действительности заказывает здесь музыку после смерти Саймона. Люку никогда не нравилось гадать, кто его противники. Он всегда предпочитал знать это наверняка.
Одеваясь, он думал только о Джесси и о том сексуальном желании, которое она в нем пробудила. Даже ее эротическое раздевание загипнотизировало и смутило его. Если бы Шелби, ее старшая сестра, устроила стриптиз наедине с собой, это бы его не удивило. Но не Джесси, только не Джесси. Она была единственным достойным человеком во всем пресловутом семействе Фладов.
Закончив одеваться, он почувствовал, что острая боль в бедре превратилась в постоянное ноющее ощущение. Неприятные покалывания в затылке к этом моменту тоже почти прекратились, а таинственные чудовища времен его детства благополучно забрались в самые дальние отсеки памяти. Люк понял, что вернулся в Хаф Мун Бэй не для того, чтобы отдаться эмоциональному потоку воспоминаний юности. Он намеревался захватить империю Саймона Уорнека, для чего ему было необходимо стать еще более хладнокровным и безжалостным человеком, чем был сам Саймон.
Оглядевшись, Люк заметил темное пятно около платяного шкафа красного дерева. Это была обойма к «беретте». Он подобрал ее и засунул в карман рубашки – этой хитрости он научился у нее сегодня вечером. В следующий раз он встретится с вдовой своего отца во всеоружии.
Спать было невозможно. – этой роскоши она позволить себе не могла. Не сегодня. Не тогда, когда это чудовище находится в доме. Хотя Люк спал в другом крыле и был ранен, а, ее дочь Мэл находилась далеко от него, Джесси заперла дверь спальни, но все равно не была уверена в своей безопасности. К счастью, ее сторож и управляющий Роджер Мэткалф был недалеко – в сторожке во дворе – и мог прибежать по первому звонку. Конечно, этого будет недостаточно – ведь она не может вызвать полицейских, которые тут же начнут задавать ей всякие вопросы.
Джесси уже продумала основные вехи своей борьбы с Люком Уорнеком. Завтра она первым делом позвонит Мэттью Сэндаски, исполнительному директору «Уорнек Комьюникейшенс» и издателю «Сан-Франциско Глоб» и «Бэй Сити Ревью». Для Саймона Мэтт всегда был больше сыном, чем подчиненным, а в последний год, когда болезнь Саймона прогрессировала, он стал другом и союзником и для Джесси. Он обладал острым умом и прагматизмом, но не был при этом лишен и чувствительности. Мэтт подскажет ей, что делать с Люком Уорнеком.
Джесси сидела за туалетным столиком и разглядывала свою коллекцию фарфоровых бабочек, которых собирала с детства. Ей казалось, что эти изящные статуэтки вот-вот оживут и упорхнут прочь прямо у нее на глазах. Дыхание ее было прерывистым, как будто в горле застряло что-то острое. Неожиданно для себя самой она оказалась в ситуации, которую не мог бы просчитать самый дальновидный человек. Черт побери, она была до смерти напугана.
И теперь уже не имело никакого значения то, что она все так тщательно продумала…
Джесси начала сортировать коллекцию, раскладывая статуэтки по хрустальным, фарфоровым, деревянным и металлическим коробочкам. Ей приходилось где-то читать, что все люди делятся на тех, кому интересны различия между предметами, и тех, кто смотрит только на сходство. Сама Джесси явно принадлежала к последней категории. Сколько она себя помнила, всегда искала во всем похожие черты, подобно тому, как люди чистят и перекладывают вещи в кладовке или нашивают метки на носки в приступе неконтролируемого беспокойства. Таким способом Джесси упорядочивала для себя беспорядочный мир.
Она уже переоделась в черный махровый халат с капюшоном. Еще в детстве Джесси предпочитала темные тона в одежде, словно стремясь отгородить себя от окружающего мира непроницаемым барьером. Ей всегда казалось, что ее хрупкой матери как раз и недоставало такой защиты. Всегда одетая в полупрозрачные ткани пастельных тонов, застенчивая и удивительно красивая Линетт Флад явно в ней нуждалась.
Увы, сегодня вечером ни одно из любимых успокоительных средств Джесси не работало. Ей было холодно в тяжелом халате, и даже перекладывание бабочек требовало от нее большего внимания, чем то, на которое она была способна. Нет, нужно как-то расслабиться. Поднявшись из-за стола, она посмотрела на дверь террасы. А что, если поплавать в бассейне? Большинство обитателей дома редко пользовались им, поэтому вряд ли ее кто-нибудь увидит, и кроме того…
Темное пятно на фоне иранского ковра привлекло ее взгляд, и она содрогнулась еще до того, как поняла, что это такое. Сегодня вечером она хладнокровно выстрелила в человека. Теперь это казалось ей почти невероятным, хотя, поразмыслив, она поняла, что это был своего рода приказ от некоего мрачного бога справедливости, ее единственно возможный выбор.
Джесси закуталась в халат и почувствовала, как ее ноздрей достиг какой-то незнакомый запах. В этом лесном аромате смешались экзотические оттенки, запах сандалового дерева и дыма. Наверное, это его одеколон, которого она раньше не заметила, что, впрочем, неудивительно. Ведь их тела не просто соприкоснулись – они боролись, подобно двум смертельным врагам.
Джесси пыталась отмахнуться от непрошеного воспоминания о его холодном лице и пылающих огнем глазах, о властной мощи его мускулистых рук. Аромат одеколона становился все сильнее; Джесси вспоминала жар и влажную кожу, и этот жестокий поцелуй. Да, то был его запах, теперь она в этом уже не сомневалась. Как будто отныне она помечена и неопровержимое свидетельство его мимолетной власти над ней теперь будет сопровождать ее всегда.
Джесси расстегнула халат и, сбросив его на пол, направилась к ванной. Через минуту, стоя под сильной струёй горячей воды, она еще раз подумала о том, что завтра утром прежде всего позвонит Мэтту Сэндаски. Вздохнув, Джесси сунула под душ и голову, расслабившись под обжигающим водопадом.
Струйки воды кололи ее, словно бесчисленные иголки, и постепенно она поняла, что ее охватывает странная дрожь, идущая откуда-то из самой глубины мышц. Женщина, которая никогда не позволяла себе опускаться до страха, теперь была охвачена паникой. Джесси стала яростно, до боли, намыливать свое тело, пока кожа не стала ярко-красной. Потом она заставила себя расслабиться, отдавшись обильно текущим по ее груди и бедрам струям воды, которые должны были смыть это ощущение напряженности в членах.