Тяжело вздыхая, Люк направился в бар. Через несколько мгновений, опрокинув стакан скотча, который был старше, чем сам Люк, повернулся к лестнице и без труда представил себе стоящую на ней Джесси, в расстегнутой пижаме, с наклоненной в безмолвном приглашении головой, с глазами, обращенными на него. Взрыв желания, потрясший его, был горячим, как расплавленная сталь. Люк с отвращением выдохнул воздух. Господи, он действительно чувствовал себя идиотом. Что же с ним, черт возьми, происходит? Почему он стоит здесь в темноте, подобно влюбленному подростку, который мечтает о прекрасной и недоступной девочке?

Джесси в изнеможении прислонилась к запертой двери, закрыв глаза. Как она могла такое допустить? Что заставило ее убежать именно в тот момент, когда он собирался сказать нечто многообещающее и прекрасное? Время было упущено, и она не могла быть уверена в том, что ей еще раз представится такая возможность, особенно после того, как она дала ему такой резкий отпор.

Джесси застонала, коря себя. Теперь она никогда не узнает, что он собирался сказать. Но что еще она могла сделать, чувствуя себя такой уязвимой и раскрытой? Ласковое слово могло бы погубить ее.

Но тем не менее она мечтала услышать это ласковое слово.

Сожаление сжигало ее изнутри, и Джесси глубоко вздохнула. Она очень долго ждала, чтобы с ней обращались именно так, ласкали именно так, ухаживали за ней именно так – и чтобы это делал он, Люк. А ты оборвала это, девочка Джесси, подумала она. Ты не упустила момент – ты выкопала ямку и похоронила все это. И, вне всякого сомнения, до последней степени вывела из себя своего непредсказуемого жениха.

Джесси открыла глаза. Ее рот растянулся в удивленной улыбке, и ей пришлось закусить неуправляемую нижнюю губу. Ее непредсказуемого жениха? Когда это она начала думать о нем в таких выражениях? Ужас пронзил ее, когда она поняла, что отношения с Люком Уорнеком быстро движутся к очередному крутому повороту. В свое время она любила его, потом ненавидела. Она даже пыталась его убить, но это было совершенно другое.

Это было слишком страшно, чтобы даже думать об этом. Неужели он начинает ей понемногу нравиться?

Глава 19

Это было прекрасное утро для искупления вины. Серебряный свет солнца проникал в хозяйскую спальню через глубокие ниши полукруглых окон, делая их похожими на врата в рай. Большая просторная комната выходила на юг, и белые тюлевые занавески, казалось, собирали и пропускали каждую капли света, который в этот день изливало небо. Между ажурных белых цветков фруктовых деревьев сновали птицы, а издалека доносился шум троллейбусов, уже вышедших на линию в это утро рабочего дня.

Сочтя все это хорошим знаком, Джесси вздохнула и потянулась, чтобы проснуться, не желая вставать с шелковых простыней, покрывавших ее постель. Ее плечи и бедра утонули в европейском пуховом матрасе, как в пышных, залитых солнцем облаках. Итак, время для зализывания вчерашних ран было самое подходящее. Имея в союзниках сами Небеса и погоду, Джесси надеялась как-то поправить настроение Люка.

Она была уверена в том, что оно не будет радужным. После того, как она ночью легла спать, входная дверь хлопнула. Люк ушел. Он вернулся через несколько часов явно в дурном расположении духа, и принялся усиленно хлопать дверьми, что было не слишком-то благоразумно в доме, построенном почти сто лет назад.

Откинув простыни, Джесси выскользнула из постели, поежившись от резкой смены температуры. Несмотря на сияющее солнце, воздух был довольно холодным. Наверное, к полудню потеплеет, особенно если опустится туман.

– Джесси, я хочу тебе кое-что сказать…

Произнесенная хриплым голосом фраза не выходила у нее из головы, пока она принимала душ и одевалась. Он уже успел наделать ей комплиментов по поводу ее внешности. Неужели же она принимает желаемое за действительное, когда думает, что Люк хочет сказать ей что-то еще, может быть, даже выразить свои чувства? Что он, правда, хотел признаться ей в любви?

Джемпер, который она собиралась надеть, выскользнул из рук и упал на пол. Нагнувшись за ним, Джесси отклонила эту мысль как смехотворную. Люк уже не один раз давал ей понять, что не испытывает к ней любви и, скорее всего, никогда не испытывал, если не считать той детской привязанности, которая была всего лишь дружбой. Его просто захватило настроение момента. Вино и нежная музыка сделали свое дело, так же, как и с ней.

О, если бы она могла владеть ситуацией. Последний мимолетный взгляд в зеркало подтвердил, что глубокий вырез ее черного пуловера открывает любопытным взорам верхнюю часть груди, в то же самое время грозя вот-вот соскользнуть с плеча. Повинуясь какому-то странному импульсу, Джесси завязала волосы в греческий узел, от которого заструился вниз поток рыже-золотых волос. Она редко уделяла столько внимания своей внешности, но стоявшая перед ней задача требовала изрядной женской предприимчивости, хотя это и было не слишком честно. Тем не менее ее поражала эксцентричность ее желания покорить Люка. Еще более странной была ее склонность к романтическим порывам, особенно учитывая то, что месяц назад она едва не убила его.

Джесси нашла Люка в столовой, хотя из-за темноты его можно было не заметить, если бы он не пробормотал чего-то себе под нос при ее появлении. Уютная, заставленная горшками с растениями угловая комната выходила и на задний двор, и на южный сад – вернее выходила бы, если бы Люк не опустил на окна плотные жалюзи.

– Доброе утро, – сказала она, открывая жалюзи на наименее солнечном окне, выходившем на запад. Маленький – просто палисадник перед домом – сад на заднем дворе был хаотически засажен цветущими весенними цветами. Роскошные желтые и бледно-розовые нарциссы росли в терракотовых горшках, а побеги розово-лиловой глицинии спускались с деревянных панелей, покрашенных в зеленый цвет. В это время года Джесси больше всего любила этот сад. За два года жизни с Саймоном она всего несколько раз останавливалась в городском доме, но тем не менее у нее были любимые комнаты. Зимой она предпочитала семейную гостиную с ее красным ковром, обшивкой из мореного дуба и огромным камином.

Люк поморщился и отвернулся от света, обхватив свою чашку с кофе обеими руками. Горячий кофейник стоял перед ним на столе.

Он был явно в состоянии похмелья, так что Джесси удвоила свою осторожность.

– Можно к тебе присоединиться? – спросила она, открывая горку, где стоял сервиз для завтрака восемнадцатого века. Она выбрала себе расписанную от руки чашку с изображением раковины.

– Если хочешь, – ответил он. – Но закрой эти чертовы окна.

Джесси немного покрутила рукоятки, как будто для того, чтобы закрыть жалюзи, но потом оставила все, как было. Рано или поздно ему придется привыкнуть к дневному свету; в конце концов, впереди было еще десять или двенадцать часов.

– Прости меня за вчерашнее, – сказала Джесси, усаживаясь напротив него и наливая себе кофе. Ответом ей был скептический взгляд. – Нет, мне действительно очень жаль, что все так получилось, – настойчиво повторила она. – Мне не следовало так от тебя убегать.

– Тогда какого же черта ты это сделала? Джесси отпила кофе и с большим трудом проглотила его. Кофе был крепок до горечи.

– Я не знаю, – призналась она. – Наверное, все происходящее меня смутило или даже напугало.

Люк поднял голову, уклоняясь от света.

– Джесси Флад, бесстрашное чудо! И ты была напугана?

Хуже того, подумала она. Охвачена ужасом. Джесси снова поднесла чашку к губам, борясь с желанием подробно рассказать ему о своих страхах. По неизвестным ей причинам стремление пооткровенничать с Люком было невероятно сильным. Он казался ей способным проявить сочувствие – наверное, из-за похмелья. Или из-за того, что они были одни в этом доме, и Джесси отчаянно хотелось иметь союзника, а не врага. Но открыться перед ним полностью означало погрузиться в прошлое, а она не могла сделать этого, не подвергнув опасности других. Цепь обстоятельств была безнадежно запутана, подобно паутине нервов. Никто не мог высвободиться, не навредив всем остальным.