Когда женщина подошла к их столику, Уолт объяснил ей суть дела: она должна удостоверить подписи солдат на документе и скрепить его печатью.

Все пятеро солдат поставили свои подписи, но когда очередь дошла до Ларри, он с сомнением взглянул на Уолта.

— Вы уверены в этом?

— Никогда в жизни не был ни в чем так уверен. Скажу тебе по секрету. Во время последней налоговой оценки ранчо «Кедровая долина» было оценено в три миллиона. Если вы будете знать, что являетесь совладельцами такого места, у вас появится дополнительный стимул жить.

Три миллиона долларов! — изумился Ларри. Да он в жизни не видел столько деньжищ! Он надул щеки и длинно выдохнул, потом подумал: «А, была не была» — и подписался внизу страницы.

Позаботившись, чтобы все было сделано по закону, Уолт взял документ и разорвал его на шесть частей.

— Теперь ваша очередь, — сообщил он женщине-нотариусу. — Распишитесь на каждом куске и поставьте печать.

Женщина, которая, как видел Ларри, была потрясена не меньше него, аккуратно исполнила все, о чем ее просили.

Когда она закончила, Уолт собрал листки.

— Храните это где-нибудь в надежном месте, — сказал он солдатам, вручая каждому по куску документа. — Когда ваша командировка закончится, вы, парни, сложите купчую вместе и приедете на ранчо «Кедровая долина».

Ларри все никак не мог поверить в реальность происходящего. Сунув бумагу в карман рубашки, он протянул Уолту руку.

— Спасибо, сэр.

Улыбаясь, тот стиснул его ладонь.

— Это вам всем спасибо. — Уолт встал. — Думаю, мне пора домой. Уже слишком поздно для такого старика, как я. — Он погрозил пальцем солдатам. — Берегите себя, ребята, вы слышите? Теперь у вас есть ранчо, которым нужно управлять.

Глава первая

Стефани Кэллоуэй всегда гордилась своим умением справляться даже с самыми сложными ситуациями со спокойствием и деловитостью. Ей, как одному из наиболее популярных фотостилистов в Далласе, эти два качества были жизненно необходимы для успеха. Она свободно оперировала шестизначными цифрами бюджета, держала в памяти длинные инвентарные списки ценностей, порой стоимостью в миллионы, и координировала расписание фотографов, моделей и ассистентов, назначенных на какую-то конкретную съемку. Если требовалось, она могла превратить пустой угол фотостудии в пляж на Карибах, экипировать дюжину моделей в купальники для массовости, а потом снести все это и создать совершенно иной фон по желанию капризного клиента.

Так почему же, столкнувшись с задачей разобрать вещи, которые родители накопили за тридцать лет совместной жизни, она чувствовала себя совершенно беспомощной?

Потому что это личное, напомнила она себе, оглядывая комнату, где прошло ее детство. С каждой вещью было связано столько эмоций и воспоминаний, что она боялась не справиться с ними.

Сделав глубокий вздох, она подошла к отцовскому креслу и положила руку на его изголовье. О, как он любил это кресло. Когда отец не работал на ранчо, то сидел в кресле, а очередная собака лежала, свернувшись, у его ног. У него всегда были собаки, и Малыш, помесь овчарки и лабрадора, который сейчас стоял возле нее, был его последним…

Взглянув на соседний с отцовским креслом шезлонг, Стефани подумала о маме, и на глаза навернулись слезы. Мама любила вязать по вечерам, сидя в шезлонге рядом с отцом. Хотя она умерла на два года раньше отца, здесь до сих пор стояла ее плетеная шкатулка с недовязанным свитером для Стефани, лежала теплая шаль.

Как я справлюсь со всем этим одна? — задала она себе вопрос, затем обреченно опустила плечи, понимая, что у нее нет выбора. Не имея ни братьев, ни сестер, она вынуждена была в одиночку справляться с этой тяжелой обязанностью.

Они с Малышом вышли в коридор, и Стефани снова остановилась, на этот раз возле галереи фотографий, отражающих жизнь ее семьи. Взгляд задержался на фотографии ее вместе с отцом, сделанной на банкете девочек-скаутов. Глядя на гордо выпяченную грудь Бада Кэллоуэя, мало кто догадался бы, что он ее отчим, а не родной отец. С того момента, как Бад женился на ее матери, он удочерил Стефани и принял на себя все отцовские обязанности. Ни разу за все последующие годы он не пожаловался и не дал ей почувствовать, что она обуза. Стефани ласково дотронулась пальцем до стекла. Она будет скучать по нему. О боже, как сильно она будет скучать.

Проглотив свою скорбь, она оторвала взгляд от фотографии, но не сделала и пары шагов, как Малыш остановился и зарычал. Взяв пса за ошейник, Стефани оглянулась через плечо, прислушалась и напряглась, услышав знакомый скрип петель, означающий, что открывается входная дверь. Она никому не рассказывала о своих планах и не ждала посетителей, особенно таких, которые могут войти, несмотря на запертую дверь.

— Надеюсь, ты умеешь кусаться не хуже, чем рычать, — прошептала она Малышу, осторожно приближаясь к двери.

В дверях стоял мужчина. Высокий и худощавый, с широкими плечами и песочно-каштановыми волосами. Вылинявшая ковбойка, джинсы и потертые ковбойские сапоги.

Девушке не составило труда узнать его. На собственном горьком опыте она убедилась, что Уэйд Паркер не из тех мужчин, которых легко забыть.

Малыш заскулил. Уэйд повернул голову на звук, и их со Стефани взгляды встретились. Заглянув в его голубые глаза, она почувствовала знакомую тоску и постаралась поскорее прогнать ее прочь.

Пес подпрыгнул и уперся передними лапами в грудь Уэйду. Улыбаясь, Уэйд почесал его за ушами.

— Привет, Малыш. Как поживаешь, приятель?

Стефани сделала шаг вперед, напряженная от гнева.

— Что ты здесь делаешь?

Улыбка, предназначенная собаке, сползла с лица Уэйда. Он жестом указал на переднее окно.

— Занавески были открыты. Поскольку они обычно были закрыты, во всяком случае, после похорон Бада, я подумал, что лучше проверить. Машины не видел. Если бы увидел, то постучал бы.

— Я поставила ее в гараж, — сообщила она ему, потом подозрительно сощурилась. — Как ты вошел? Дверь была заперта.

— Я ее не взламывал, если это то, что ты подумала. После смерти твоей матери Бад дал мне ключ на тот случай, если с ним что-нибудь случится и понадобится войти в дом.

Она протянула руку.

— Бада больше нет, значит, и ключ тебе не нужен.

Уэйд рывком снял шляпу.

— Черт возьми, Стеф! — Он в расстройстве ударил шляпой по бедру. — Ты теперь до конца жизни будешь ненавидеть меня?

Она прищурилась.

— Если чувства исчезают со смертью, то да.

Насупившись, он вытащил связку ключей из кармана и снял один с кольца.

— Долго планируешь пробыть здесь?

— Это не твое дело.

Уэйд шлепнул ключ ей на ладонь и обжег взглядом.

— Может, и нет, зато скот Бада — мое.

Она в замешательстве уставилась на него.

— Но я полагала, мистер Викерс заботится о животных. Раньше он всегда помогал отцу.

Уэйд фыркнул и сунул связку ключей обратно в карман.

— Это показывает, как мало ты знаешь. Викерс уже с год как переехал в Хьюстон. Когда Бад уже не мог сам справляться по хозяйству, я предложил ему помощь.

Стефани вытаращила глаза.

— Ты работал на моего отца?

— Нет, — ответил он, затем добавил: — Во всяком случае, не за деньги. Я предложил, он согласился. Именно так поступают соседи.

Стефани была потрясена, что отец принял что-то, пусть даже услугу, от Уэйда Паркера.

— Я… я не знала.

— А могла бы знать, если бы потрудилась приехать домой.

Она вздернула подбородок.

— Мы с отцом разговаривали три-четыре раза в неделю.

— Ладно. Я пришел сюда не ругаться с тобой, а просто накормить скот.

— Надеюсь, очень скоро я освобожу тебя от этой обязанности. Когда закончу разбирать вещи, то выставлю ранчо на продажу.

Уэйд как-то странно взглянул на нее и потянулся к дверной ручке, приготовившись уходить.

— Ты разговаривала с поверенным Бада?

— Коротко. Мы с ним должны встретиться после того, как я закончу с домом. — Она нахмурилась. — А почему ты спрашиваешь?