Напишите мне, пожалуйста, есть ли у Вас английско-русский словарь и какая-нибудь английская книжка. А то я привезу с собою. До свидания.

Весь Ваш В. Г.

29

10/XI 1910

В самом деле, в этом году что-то не ладно у нас идет переписка. Но не сердитесь на меня: это у меня от отвращения к много-писательству.

Не знаю уж, в самом ли деле взялся я за ум, как Вы предполагали. Пожалуй, если бы Вы знали подробности моей жизни. Вы бы сказали что-нибудь другое. Общая же картина моей жизни – безделье и страшная суматоха: ежедневные поездки куда-нибудь, свидания, разговоры с множеством людей, но и раздумья, лежа на диване.

В редакции службу продолжаю. Времени это у меня занимает не более 3-4 часов в день. В остальное время думаю, но только над собственной жизнью и тем, что соприкасается с ней.

С 1 октября я решил не писать больше никаких статей, рецензий, литературных заметок и т.д. Для меня и в моих руках это вздор, а я не хочу заниматься вздором. Каждое написанное слово – должно быть значительно и нужно.

Понемногу печатаю свои рассказы. Это даст мне еще рублей 50 к тем ста, что получаю в журнале.

Я теперь чувствую себя бодрее, цельнее и уверенней, чем месяца два тому назад. Сегодня долго ходил по комнате, и у меня были большие мысли. Мысли эти заставляли меня (я это сейчас же заметил) уверенно выпрямляться и сильно сжимать руки. Над этим Вы, вероятно, засмеетесь.

Как подействовала на Вас смерть Толстого? Я все последнее время читал «Анну Каренину». В толстовском анализе людей и их отношений и чувств есть кое-что напоминающее Вас. Только он мягок и ласков. Вы же иногда «наоборот».

Ни книги Эллиса, ни Белого я не читал и читать не собираюсь. Всякие книги по искусству и теории искусства, по-моему, не нужны и всегда фальшивы. Вчера читал в «Анне Карениной» место, где художник Михайлов показывает Вронскому свою картину. Лишь так, как этот Михайлов, можно и нужно, по-моему, относиться художнику к своему искусству. Тут очень много тонкого у Толстого.

В Москву, может быть, приеду на Рождестве.

Ваш В. Г.

30

14/V 1911

Письма Ваши, милый Андрей Акимович, получил. Вы не сердитесь на меня, что я так плох в этом сезоне на переписку: уж так лениво и не только в этом отношении пошла у меня зима. Может быть, летом преображусь.

Удивляюсь, как Вы можете совсем один жить на даче. Я при всей погруженности своей в самого себя — не мог бы. У меня настоящая боязнь одиночества, и отсюда вся моя несуразная жизнь. А на худой и без денег жениться Вы не позволяете.

Юбилей Ясинского событием вовсе не был и обошелся без меня. Зато я был на Чириковском.

Летом поеду в Париж — в начале июня. В Лондон – не хватает решимости.

А все же – почему коронация так опасна?

Ваш В. Г.

31

28/V 1911

Давно нет от Вас писем, милый Андрей Акимович, нет и ответа на мое письмо, которое, впрочем. Вы, может быть, не получили? Приблизительно через неделю, не дальше — я уезжаю в Париж. На Лондон не хватает решимости. Нехорошая у меня эта была зима: слава Богу, что пришел ей конец. В Париже хочу работать и вообще не так уже безвольно и пассивно отдаваться теперь жизни. Вы, конечно, ничему не верите…

Ваш В. Г.

32

7/20/VI 1911

Пишу Вам, дорогой Андрей Акимович, на пароходе. Я отправился в такое путешествие: Гельсингфорс — Стокгольм — Готеборг — Антверпен, Брюссель. Париж. На обратном пути все же надеюсь заехать в Лондон. Сейчас мы уже миновали Ганге. Море я, оказывается, выношу хорошо, куда лучше многих из едущих вместе со мной. Писать мне пока можно poste restante до 17 июня — Швеция. Goteborg, потом – В Париж. Пишите же,

Ваш В. Г.

33

5/VII н. ст. 1911. Брюссель

Сегодня приехал из Антверпена в Брюссель. Здесь я живу как подлинный турист, наполняю, насыщаю себя впечатлениями, в которых нет времени разобраться. Теперь на днях буду уже в Париже: напишите мне туда — poste restante. В Брюсселе на меня сильное впечатление произвел музей Вирца: как-никак, а у этого человека были большие мысли. Иду гулять.

Ваш В. Г.

34

10/VII н. ст. 1911. Париж

Милый Андрей Акимович,

Я уже несколько дней в Париже. Письма Ваши — два — получил. Пока, устав от осмотров в Брюсселе и Антверпене, ничего здесь не смотрю и никаких «впечатлений» не имею. Пробуду месяц. Относительно рукописного отделения в Национальной библиотеке справки наведу: разницу между библиотекой и отделением рукописей я хорошо понимаю. Немецкое море и меня заставило почти все время лежать в каюте, но все же я не дошел до всех возможных последствий качки. Адрес мой (на месяц): Paris. Boulevard St. Michel 43. Hotel St. Louis.

Ваш В. Г.

35

20. VII н. ст. 1911. Париж

Дорогой Андрей Акимович,

Относительно рукописного отделения Национальной библиотеки справку я для Вас навел: оно, как и библиотека, открыто ежедневно и во все летние месяцы. Однако, Вы знаете, чтобы проникнуть туда, нужно выполнить одну формальность: принести рекомендацию здешнего русского консула: это, впрочем, не представляет никакой трудности.

Относительно живописи я в самом деле, вероятно, не развит: она мне почти не нужна. Я могу, пожалуй, научиться или умею вещь, считающуюся хорошей, отличить от признаваемой дурною, но мне самому они почти безразличны. Не допускаете ли Вы, впрочем, что наш пиетизм по отношению к музейной живописи, может быть, преувеличен? И здесь, вероятно, много условного. Когда я вижу много голландцев или немцев, мне делается скучно: что ж поделаешь. Современность мне более по вкусу. Зачем Вы, однако, делаете вид, что живопись – это все? Как Ваша работа: сегодня я подумал, что в Вашем одиноком труде много геройства. Я Вам уже посылал свой здешний адрес: пробуду я в Париже еще с месяц.

Ваш Виктор Гофман.

Paris. Boulevard St. Michel. Hotel St. Louis.

36

30/VII н. ст. 1911. Париж

Дорогой Андрей Акимович,

Я уже давным-давно написал Вам про библиотеку: разве Вы не получили письма? Итак: отделение рукописей, как и сама Национальная библиотека, будет открыта все лето, ежедневно. Чтобы быть допущенным туда, нужна рекомендация русского консула — Вы это знаете? Это, однако, пустая и нисколько не затруднительная формальность.

Относительно того, как я устроился в Париже, я тоже нахожу, что у меня выходит здесь очень много денег. Дюваля я знаю и обедаю именно там или в аналогичных учреждениях. Главный расход — на рестораны, кофейни, пивные, куда волей-неволей ходишь по много раз в день. Ем я два раза в день: кроме того, еще все вечера провожу в ресторанах. За комнату плачу 70 франков в месяц: посуточно же можно найти приличную франков 4—5 в день. Вы издерживаетесь, вероятно, потому, что останавливаетесь в первоклассных отелях: это бессмысленно, ибо те же удобства можно иметь втрое дешевле.

Предупреждаю Вас, что все время здесь чудовищная жара: работать весьма трудно…

В Шантильи поеду, но я не был еще в Версале, Фонтенбло, вообще нигде. У Вас женятся художники, а у меня выходит замуж младшая сестра, Надя. Свадьба будет, кажется, осенью – в начале сентября, что ли, – и я, значит, приеду тогда в Москву.