87 – Не уверен. – Я приподнялся на локте и внимательно посмотрел на нее.

Но Анна не отрывала глаз от перевернутой чаши неба.

– Я знаю. Ты хочешь спросить, зачем я это делаю.

– Тебе не нужно ничего говорить, если ты не хочешь этого.

Анна легла, положив голову мне на плечо. Каждую секунду вспыхивал серебряный штрих: скобка, восклицательный знак, запятая – знаки препинания, написанные светом для слов, которые так трудно произнести.

Пятница

Кемпбелл

Как только мы с Судьей вошли в больницу, сразу стало понятно, что нам не повезло. Похожая на Гитлера женщина-охранник с неудачной завивкой, скрестив руки на груди, преградила мне дорогу к лифту.

– С собакой нельзя, – скомандовала она.

– Это служебная собака.

– Вы не слепой.

– У меня сильная аритмия, а у него есть сертификат на проведение сердечно-легочной реанимации.

Я направился в кабинет доктора Бергена – терапевта, который был председателем комиссии по этическим вопросам в провиденской больнице. Я находился здесь неофициально, так как все еще не мог найти свою клиентку и выяснить, подает ли она в суд. Честно говоря, после вчерашнего слушания я был очень зол – я хотел, чтобы она подошла ко мне. Но когда она так и не появилась, я дошел до того, что целый час просидел возле ее дома, но так никого и не дождался. Сегодня, полагая, что Анна у своей сестры, я приехал в больницу, но мне сказали, что к Кейт никого не пускают. Джулию я тоже не видел, хотя был уверен, что она ждет меня под дверью, где мы с Судьей ее вчера оставили. Я попросил у ее сестры хотя бы номер мобильного, но что-то подсказывало мне, что номер 401-ИДИ-К-ЧЕРТУ недействителен.

Таким образом, мне ничего не оставалось, кроме как работать по делу своей клиентки, на случай если оно еще существует.

Секретарша Бергена выглядела как женщина, у которой размер груди больше ее интеллекта.

– Ой, собачка! – взвизгнула она и протянула руку, чтобы погладить Судью.

– Пожалуйста, не надо. – Я уже хотел было выдать ей одну из моих заготовленных историй, но потом решил, что не стоит тратить их на нее. Поэтому, минуя ее, направился прямиком к двери.

Там сидел маленький толстый мужчина. На голове у него был платок с полосками и звездами, как на американском флаге, и одет он был в форму для занятий йогой. Мужчина медитировал.

– Занят, – услышал я бормотание Бергена.

– Нам с вами нужно кое-что обсудить, доктор. Меня зовут Кемпбелл Александер, я адвокат, который просил историю болезни девочки Фитцджеральд.

Вытянув вперед руки, терапевт выдохнул.

– Я уже выслал.

– Это была история болезни Кейт Фитцджеральд, а мне нужны медицинские записи Анны Фитцджеральд.

– Знаете, – проговорил он, – сейчас не самое удачное время…

– Я не помешаю вашей тренировке. – Я сел, и Судья улегся у моих ног. – Значит так, Анна Фитцджеральд. У вас есть насчет нее какие-либо записи из комиссии по этическим вопросам?

– Комиссия никогда не рассматривала вопросов, связанных с Анной Фитцджеральд. Нашим пациентом была ее сестра.

Я наблюдал, как он выгнул спину, а потом нагнулся вперед.

– Вы знаете, сколько раз Анна была на амбулаторном и стационарном лечении в этой больнице?

– Нет.

– Я насчитал восемь раз.

– Но такие процедуры не обязательно рассматриваются комиссией. Если врач согласен с тем, чего хочет пациент, и наоборот, тогда повода для конфликта нет. Нам даже незачем об этом знать. – Доктор Берген опустил поднятую в воздух ногу и потянулся за полотенцем, чтобы вытереть подмышки. – Мы все работаем полный день, мистер Александер. Мы – терапевты, медсестры, доктора и ученые, а еще священники. Нам не нужны лишние проблемы.

Мы с Джулией стояли возле моего шкафчика и спорили о Деве Марии. Я провел пальцем по ее медальону. Вернее, меня больше интересовала ее ключица, а медальон попался на пути.

– А что, если она была девочкой, которая попала в неприятную ситуацию и просто нашла гениальный способ выпутаться? – предположил я.

Джулия поперхнулась.

– Думаю, за это тебя могут даже вышвырнуть из Епископальной Церкви, Кемпбелл.

– Ну, подумай: тебе тринадцать (или во сколько там лет они тогда начинали спать с мужчинами), ты прекрасно провела время на сеновале с Иосифом, а потом оказывается, что ты беременна. У тебя есть выбор: либо испытать всю силу отцовского гнева, либо придумать хорошую историю. Кто же возразит, если ты скажешь, что залетела от Бога? Думаешь, ее отец не говорил себе: «Я мог бы наказать ее… но вдруг за это будет наслана чума?»

Я дернул дверцу своего шкафчика, и оттуда высыпалась сотня презервативов. Ребята из моей команды выглядывали из своих укрытий, хихикая, как гиены.

– Мы подумали, что тебе нужно пополнить запасы, – сказал один из них.

Что мне было делать? Я улыбнулся.

Прежде чем я что-либо понял, Джулия сорвалась с места. Для девчонки она чертовски хорошо бегала. Я не мог догнать ее, пока школа не скрылась из виду.

– Бриллиант, – начал я, не зная, что скажу дальше. Это был не первый раз, когда девушка плакала из-за меня, но впервые мне от этого было больно. – Мне надо было всем им дать по морде? Ты этого хочешь?

Она повернулась ко мне.

– Что ты рассказываешь им обо мне в раздевалке?

– Я ничего им не говорю.

– Что ты рассказываешь о нас своим родителям?

– Ничего, – признался я.

– Пошел ты, – бросила она и опять начала убегать.

Дверь лифта открылась на третьем этаже, и передо мной оказалась Джулия Романо. Какую-то минуту мы смотрели друг на друга, а потом Судья встал и начал вилять хвостом.

– Вы едете вниз?

Она вошла и нажала кнопку первого этажа, которая уже горела. Но ведь для этого ей нужно было наклониться ко мне, чтобы я почувствовал запах ее волос – смесь ванили и корицы.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Разочаровываюсь в нашей системе здравоохранения. А ты?

– Встречаюсь с онкологом Кейт. Доктором Шансом.

– Значит, надо полагать, судебный процесс продолжается? Джулия покачала головой.

– Я не знаю. Никто в этой семье не отвечает на мои телефонные звонки, кроме Джесси, а у него все интересы на гормональном уровне.

– Ты поднималась в…

– В палату Кейт? Да. Меня не впустили. Это как-то связано с диализом.

– Мне сказали то же самое.

– Что ж, если бы ты поговорил с ней…

– Послушай, – перебил я ее. – Будем считать, что через три дня у нас слушание, если Анна не скажет мне, что это не так. А если дело не закрыто, то нам с тобой нужно сесть и подумать, что происходит в жизни этого ребенка. Может, выпьем кофе?

– Нет, – ответила Джулия и повернулась, чтобы уйти.

– Погоди, – схватил я ее за руку. Она остановилась. – Я знаю, что ты чувствуешь себя неловко. Мне тоже не очень комфортно. Но то, что мы с тобой не можем повзрослеть, не значит, что у Анны не будет такого шанса. – У меня было виноватое выражение лица.

Джулия скрестила на груди руки.

– Может, запишешь все это? Вдруг, еще когда-нибудь пригодится произнести.

Я рассмеялся.

– Господи, а ты злая.

– Да ладно, Кемпбелл. Ты красиво говоришь, наверное, смазываешь губы маслом каждое утро.

Эта фраза вызвала в моей голове множество образов, но с участием ее частей тела.

– Впрочем, ты прав, – сказала она.

– А вот это я запишу…

Когда она повернулась к выходу на этот раз, мы с Судьей пошли за ней.