— Она тут не причем! — прошипел Рос. — Она не имеет ничего общего со мной или своим отцом!

— Может быть. Но дерьмо случается. Я назначил ее к твоему делу из благих намерений… и все вышло даже лучше, чем я планировал. Я и представить не мог, что вы двое так сблизитесь… о, или ты думаешь, я не слышал, как вы поднимались в ее спальню прошлой ночью? — Матиас сопротивлялся боли в груди, чувствуя себя так, будто идет ко дну. — Не вынуждай меня причинять ей боль, Исаак. Я устал от всего этого, на самом деле устал. Оставайся на месте… я послал кое-кого, и ты узнаешь, когда он приедет. Если тебя, ее и Чайлда не будет в доме, когда он появится, я заставлю своего человека найти ее, а не тебя. Последуешь указаниям, и я удостоверюсь, что никто кроме тебя не будет ранен.

Матиас нажал кнопку «завершение» и бросил телефон на пассажирское сидение.

Морщась, он попытался вести машину по прямой траектории, когда агония под ребрами достигла невыносимой силы. Охваченный приступом, он мимолетом подумал, снова направиться в Колдвелловский Международный Аэропорт, но решил не прерывать поездки, потому что ему нужно было взять себя в руки. А для этого потребуется время. И уединение.

Сжав левую грудную мышцу, он остановил машину и попытался восстановить дыхание сквозь боль в груди. Что не возымело особого эффекта… и он задумался, а не настал ли момент. Тот САМЫЙ. Приступ, убивший его отца.

Посмотрев в лобовое стекло, он осознал, что стоит перед церковью.

Без серьезных причин, он заглушил двигатель, взял трость и вышел из машины. Годами его даже близко нельзя было назвать верующим, и хромать к огромным двойным дверям… казалось абсолютно неправильным. Особенно с учетом того, что ждало его в Бостоне. Но его заместителю потребуется время, чтобы все устроить, и Матиасу… нужно было, чтобы этот сердечный приступ собрался с силами и отправил его к праотцам, либо чтобы боль прекратилась.

Внутри было тепло, пахло ладаном и лимонной мастикой для натирки полов. Церковь была огромной, с сотнями скамеек, расставленных в ряды, расходящиеся по трем направлениям от алтаря.

Матиас не дошел до самого конца. Он рухнул на полпути к боковому приделу[115]. Упал на деревянную скамью.

Поставив трость между ног, он взглянул на распятие… и заплакал.

Глава 36

Поговорив с Матиасом, Исаак убрал передатчик в карман толстовки. Но в действительности он хотел положить его на гранитную поверхность стола и раскрошить кулаком. А потом сжечь остатки.

Опершись руками о раковину, он наклонился вперед и посмотрел на задний дворик. Было почти восемь утра, а во дворе стояла непроглядная темень, потому что соседние дома располагались очень близко друг к другу. Не ясно, остались ли приятели Джима в саду. От самого парня не было никаких известий.

Но сейчас у Исаака были другие проблемы.

Черт. Принимая все во внимание, не удивительно, что Матиасу хватило мозгов для подозрений. Но удачная догадка о том, что — как надеялся Исаак — было всего лишь предположением, поставила его в тупик. Если он уйдет сейчас, то, вероятно, Гри и ее отца убьют. Если останется… их заставят наблюдать его смерть.

Хренов. Ублюдок.

— Они вышли на связь?

Он оглянулся. Гри только что вышла из душа, распущенные волосы были влажными.

— Исаак. — Ее голос стал напряженным. — Они связались с тобой?

— Нет, — ответил он. — Пока нет.

Чтобы подтвердить ложь, он достал передатчик и покачал им в воздухе, надеясь, что она не заметит лампочку, которая сейчас не мигала.

— Он вообще работает?

— Да. — Он убрал сигнализатор, когда Гри подошла ближе. — Как твой отец?

— Снова в ванной с телефоном. — Она посмотрела на часы. — Боже, я думала, прошлая ночь никогда не кончится.

— Мне лишь нужно, чтобы появился Джим, — произнес он, когда Гри начала готовить кофе у раковины.

— Ты думаешь… он на самом деле мертв?

В настоящий момент… вполне возможно.

— Нет.

Сев на один из стульев, Исаак наблюдал за тем, как Гри сняла крышку с банки «Хиллз Бразерс»[116] и установила в кофеварку фильтр. Пока она выполняла привычные действия, от солнечного света, падающего на ее лицо, хотелось плакать — настолько красивой она была.

На каком-то уровне, Исаак не мог поверить, что был с ней… и не потому, что он ее недостоин и все такое. Ну, это само собой разумеющееся. Просто тот дикий, жаркий секс казался сном. Сейчас она была чистой, от нее пахло шампунем, а не его потом, волосы расчесаны, на лице ни капли румянца.

Она лишала его дыхания. Для него она была живым доказательством того, что жизнь стоила тех жертв, которые она требовала у людей: просто смотреть на Гри, находиться с ней в одной комнате, оставить воспоминания не только ей, но и себе…

Мысль, что кто-нибудь когда-либо причинит ей боль, была невыносима. А если причиной этого станет он?

Я позволю прожить тебе долгую жизнь со знанием, что ты стал причиной, по которой она была выжжена изнутри…

Это не пустая угроза. Не от парня вроде Матиаса, который не проводил никаких разграничений для женского пола. И он подвергнет ее таким пыткам, что Гри больше никогда не получит удовольствия от близости, разделенной ими в ее погребе.

Как бы ни было больно, он должен трезво смотреть на ситуацию: когда он уйдет, Гри найдет себе мужчину. Может, она выйдет за него замуж, родит детей и состарится вместе с ним. Но этому не бывать, если Исаак останется рядом, ожидая… и молясь, что когда появится оперативник Матиаса, он сможет убить гада и быстро исчезнуть.

В конце концов, он был гребаным наемным убийцей. Так он зарабатывал на жизнь.

Одно было ясно: никакого обнародования информации. Ни за что. Жизнь Гри стоила больше, чем ее уважение к нему, и какой бы механизм ее отец ни привел в движение, эту машину можно остановить одним телефонным звонком, когда все уляжется… так что, до его отъезда, они будут считать, что все идет как обычно.

Что насчет его будущего? Он собирался сдаться Матиасу и получить по заслугам, но это произойдет на его условиях. Отец Гри собрал сенсационную информацию, а Джим Херон или один из его парней были из тех, кто мог лично записать данные по каждому убийству, совершенному Исааком, и сохранить их в безопасности… при условии, что Гри и ее отец умрут естественной смертью.

В конце концов, у него сложилось впечатление, что признания на пороге смерти могут быть приняты в суде в качестве доказательства… поэтому, пока Исаак утверждает, что в скором времени Матиас собирается его убить, у него в руках достаточно рычагов давления, не так ли? Или, по крайней мере, достаточно, чтобы начать серьезное расследование.

Его показания станут страховым полисом для жизней Гри и ее отца.

Гри нажала кнопку «включить», и когда машина зашипела, она осталась стоять на месте, не сводя глаз с аппарата.

Повинуясь неизвестной тяге, Исаак встал и подошел к ней, прижался грудью к ее спине. Почувствовав его тело, она, затаив дыхание, напряглась, но все же не стала отодвигаться.

Исаак коснулся рукой белокурых локонов, которые рассыпались по плечам, пробежав по ним пальцами. Потом он медленно смахнул их в сторону, обнажая затылок Гри.

Он уже принял решение, не так ли?

Выбрал свою дорогу.

— Можно тебя поцеловать? — хрипло спросил он. Потому что это казалось по-джентльменски — сначала спросить разрешение.

Она наклонила голову.

— Пожалуйста…

Он нагнулся к ее изящной шейке, прижимаясь губами к коже. Этого было не достаточно, но Исаак не позволил себе зайти дальше, или хотя бы положить руки на ее талию… иначе, он бы не успокоился, пока она снова не оказалась под ним, а он — в ней.

— Гри, — хрипло прошептал он.

— Да…

— Мне нужно сказать кое-что.

— Что?

Порой эмоции толкали слова, словно локомотив: один раз начав говорить, было невозможно остановить состав, не было достаточно мощных тормозов для гусеничного хода горла.