– С чего это вдруг? – поинтересовался Купер.

Уэлли ухмыльнулся.

– В честь праздника.

– И что же вы празднуете?

Уэлли показал в мою сторону.

– Нельсон и мисс Мейсон поженились вчера вечером. – И добавил многозначительно: – В Тихуане.

Купер попросил налить ему пива. Я налил себе в рюмку еще рому. Шериф поднял свой стакан.

– Желаю счастья, Нельсон. Надеюсь, вы оба будете счастливы.

Я был тронут. "Надеюсь, что вы оба будете счастливы!" Сперва от Мика, теперь от Купера. Это было похоже на попугайничанье. Ведь женятся не для того, чтобы быть несчастливыми.

Я сжал рюмку так крепко, что она треснула и порезала мне руку. Я кинул разбитую рюмку под стойку и завязал руку салфеткой.

– Дайте мне, пожалуйста, новую рюмку.

Уэлли подал.

– На вашем месте я бы не стал больше пить. Вы сейчас и так уже в форме.

Меня это взбесило.

– Вы что, собираетесь меня учить?

– Никоим образом... – Уэлли направился к другому концу стойки, чтобы обслужить клиента.

Я снова наполнил рюмку. При этом я хорошо знал, что будет, если я ее выпью. Ведь у меня в желудке были лишь какие-то жалкие кусочки бифштекса. Тем не менее я залпом выпил ее. Купер сдвинул назад свой белый стетсон.

– Видимо, вы умеете пить, сынок?

– На суше – да.

– И долго продолжится ваш отпуск?

– До конца жизни. – Это должно было прозвучать как шутка. – К чему мне работать – я же теперь хозяин роскошного мотеля для туристов.

Шутка не удалась.

– О, понимаю, – ответил Купер.

А ром уже полностью оказывал свое действие. Шум посуды нарастал с неимоверной быстротой. Табурет подо мной начал качаться. Я хотел его остановить, но прежде чем я успел это сделать, из кухни появилась Корлисс. В своей белой униформе она казалась свежей и аппетитной. И у нее, как и у Коры, на левом плече был выткан большой пурпурный попугай.

Она остановилась у моего табурета и взяла меня за руку.

– Хэлло, дорогой! Ну как, бифштекс был вкусный?

Я похвалил его.

– А что ты делаешь на кухне?

– Одна из девушек неожиданно уволилась, – ответила она. – Нужно было немного помочь повару.

Купер снял шляпу.

– Как я услышал, вы вчера вечером с Нельсоном поженились. Желаю вам счастья.

– Большое спасибо, шериф, – ответила Корлисс. В ее голосе немного чувствовалось волнение. В своей прилегающей к телу форме она казалась невинной, нетронутой девочкой.

Купер еще раз пожелал нам счастья и попрощался. Корлисс села на табурет рядом со мной.

– Прошу прощения за вчерашнюю ночь, – извинился я.

Корлисс теребила мой палец.

– Не будем об этом, Швед. Ты просто был слишком возбужден. – Она с беспокойством посмотрела на меня. – Но тебе больше пить не нужно. Ведь на карту поставлено слишком много. Что хотел от тебя шериф?

Я пытался ей сказать об этом, но мой язык словно прилип к гортани.

– Он хотел... только хотел... – Я замычал и начал снова, очень медленно: – Он сказал...

А потом ром ударил по мне с полной силой. Язык, казалось, распух, бар накренился. Я испугался, что упадет бутылка с ромом и испачкает платье Корлисс. Чтобы предотвратить это, я быстро нагнулся за ней, и в этот момент табурет закачался, так что я оказался на полу. Любопытные туристы повысовывали свои носы из ниш.

– О, Швед! Дорогой! – Корлисс склонилась надо мною.

А я валялся в луже рома и среди осколков разбитой бутылки, пытался подняться и не мог. Из-за стойки выскочил Уэлли.

– Мне не нужно было давать ему так много...

Он взял меня за руку и привел в сидячее положение.

– О, боже ты мой! Он выпил всю бутылку за десять минут! И это – на пустой желудок.

Корлисс продолжала всхлипывать. А потом откуда-то появился Мик, и они вдвоем поволокли меня из бара.

Шериф Купер задумчиво ударил ногой по покрышке своей машины. Когда мы проходили мимо него, он бросил:

– Я так и думал, что кончится этим.

– Куда нам его отвести, миссис Нельсон? – спросил Уэлли.

– В мое бунгало, – сквозь слезы ответила она.

Она открыла решетчатую дверь. Уэлли и Мик внесли меня в бунгало Корлисс и положили на кровать. Снимая с меня сапоги, Мик высказал Корлисс свое мнение:

– Знаете что, миссис Нельсон? По моим понятиям, мистер Нельсон ведет себя как человек, у которого тяжело на совести...

Корлисс сразу обозлилась.

– Убирайтесь вы оба!

– Как вам будет угодно, миссис Нельсон, – буркнул Уэлли.

Дверь со скрипом закрылась. Потом я услышал, как в ванной зашумела вода. В следующую минуту Корлисс села на край кровати и вытерла мне лицо холодным полотенцем. Дрожащими пальцами я развязал галстук и расстегнул верхние пуговицы рубашки.

– Я люблю тебя, Корлисс, – пролепетал я.

– Зачем же ты это сделал?

Я хотел объяснить ей все и не смог. Из моего рта вырывались только отдельные слова, а боль осталась у меня внутри. Как можно объяснить человеку чувства, которые ему не подвластны?

Человек родился в маленьком городке. Его родители умерли, когда он был еще маленьким ребенком. Человек этот попадает на море, становится взрослым не по возрасту, в двадцать лет чувствует себя тридцатилетним, вымахал как косая сажень, огромная масса плоти и костей, светловолосый, его любят женщины. И все женщины, которых он встречал, одинаковы. Во всем мире.

"Что, матросик, одинок?" Всего три слова, словно пароль. Матросы всегда желанны, если у них есть деньги. Все равно какие – шиллинги, песо, франки...

А иногда и бесплатно. Достаточно всего нескольких шутливых слов. Пару глотков рома. Несколько нежных слов. Но такое можно позволить себе только с замужними дамочками, которые обманывают своего бедного любящего дурачка-супруга.

И все это время человек считает, что любовь должна иметь и обратную сторону. С этими думами человек ночами стоит на вахте и думает, думает, думает... Годами думает. Бороздя все моря света...

Ведь должна же быть где-то женщина – чистая, непорочная женщина, мать твоих детей. И ее любовь погасит грехи этого человека, сделает его чистым, как и она сама. Неважно, где она живет, – на ферме или в городе. Она может быть и хозяйкой мотеля на автостраде. Все это неважно. Важно лишь одно: что вы будете вместе.

И вот ты встретишь ее, женщину твоих грез. Встретишь, правда, при неблагоприятных условиях, но ты все равно сразу же ее узнаешь, с первого взгляда. Наконец-то ты прибываешь в родную гавань. Ты женишься на той женщине, о которой мечтал всю жизнь. Теперь она принадлежит тебе, принадлежит на всю жизнь.

А потом в ее глазах появляется этот странный блеск. А когда она лежит в твоих объятиях, то пытается симулировать страсть. Разумеется, ты начинаешь задавать себе вопросы.

Кто в этом виноват? Твоя собственная грязная фантазия? Или она?

Корлисс продолжала всхлипывать.

– Я что-нибудь сказала или сделала не так, дорогой? И ты обиделся?

Я с трудом дышал. Действие рома, казалось, перешло и на кровать, ибо она тоже начала клониться вперед.

– Нет, – солгал я. – Что ты, конечно, нет!

Она тесно прижалась ко мне.

– Значит, это из-за Джерри? Из-за того, как он поступил со мной?

– Нет.

Моя правая рука лежала на ее бедре. Какое-то время она продолжала теребить мои пальцы.

– Ты уже больше не считаешь меня хорошенькой?

Я оперся на локти.

– О, боже ты мой, Корлисс, прошу тебя, не надо! Ты же знаешь, что я от тебя...

– Тогда докажи это! – сразу потребовала она, и ее губы потянулись к моим. – Докажи, что ты меня любишь, Швед! Или ты слишком пьян для этого?

– Для такого дела я никогда не бываю пьян, – похвастался я.

Стены бунгало, казалось, ушли куда-то назад. Мы снова лежали на утесе и к нам снова вернулось очарование той ночи. Она уже не упрекала меня в чем-либо, она лежала подо мной и упивалась любовью, дрожа всем своим телом и издавая тихие стоны – точно так же, как и в первый раз.

И неудивительно. Я только что снова убил человека ради нее, человека, которым я надеялся стать, когда сказал Гаити "прощай" и купил билет на автобус. Я любил ее. Я никогда уже больше не полюблю никакую другую женщину – во всяком случае так, как люблю сейчас Корлисс. С этого момента на свете существовали только двое – Корлисс и Швед.