Одна за другой провинции, расположенные в междуречье, отказывались признать временный статус, утвержденный в Буэнос-Айресе еще в мае 1815 года, но все они соглашались отправить своих делегатов в город Тукуман, где предполагалось провести завершающий конгресс провинций.

Артигас хотел до этого провести конгресс в Арройо-де-ла-Чина и на нем сформулировать политическую и экономическую программу лиги. В марте Артигас сообщил об этом Андресито и в тот же день отправил аналогичные послания в Корриентес, Энтре-Риос, Кордову и Санта-Фе. Делегаты этих провинций прибыли в Арройо-де-ла-Чина. Провинцию Восточного берега представляли Франсиско Мартинес, Мигель Баррейро и другие. Некоторые делегаты, как например от Санта-Фе, привезли рекомендации, которые во многом совпадали с платформой Артигаса и также основывались на принципах, сформулированных в «Инструкциях 13-го года».

Незадолго до созыва этого конгресса, когда фактически еще шла война между Артигасом и Буэнос-Айресом, пало правительство Альвеара и верховным правителем стал Альварес Томас. Он тотчас же объявил об отмене декрета, которым Артигас был поставлен вне закона, и высказал свое негодование по поводу этого документа, а также послал Артигасу в качестве личных даров и в знак его реабилитации золотые часы и две печати. Со своей стороны, Кабильдо Буэнос-Айреса публично сжег на площади пресловутый декрет Альвеара. Тогда же новое правительство направило к Артигасу двух посланцев. Один из них, Франсиско Бруно Риварола, находился в дружеских отношениях с вождем Восточной провинции и в свое время был даже делегатом, которого Артигас направил в Буэнос-Айрес; другого посланца звали Блас Хосе Пико.

14 июня 1815 года они прибыли в Пайсанду, а затем в Пурификасион — лагерь Артигаса. При переговорах он изложил им свои принципы, главным из которых было заключение наступательно-оборонительного союза Буэнос- Айреса с провинцией Восточный берег и с другими провинциями. В основу этого союза должна быть положена хартия, которая будет принята в Тукумане. В ответ на это посланцы Буэнос-Айреса изложили свои предложения, которые никоим образом не могли удовлетворить сторонников федерализма. Переговоры поэтому были прерваны.

Артигасу стало ясно, что хотя политика нового правительства Буэнос- Айреса значительно изменилась по сравнению политикой Альвеара, все же в столице по-прежнему господствовали централистские концепции, выражавшие стремление Буэнос-Айреса к экономическому господству и монархическому правлению.

В это же время в Пурификасион прибыла делегация от Кабильдо Монтевидео с целью примирить Артигаса с городскими властями. Видя, как мало внимания проявили они к предложенным им мерам, Артигас ранее отправил заявление об отставке. О том, что произошло в Монтевидео при Оторгесе с февраля по июнь 1815 года, мы расскажем позже. Сейчас, нарушая хронологию, опишем, как проходил конгресс в Арройо-де-ла-Чина, а также расскажем о том, что представлял собой лагерь Артигаса в Пурификасион — своего рода штаб протектора Федеральной лиги.

Первое заседание конгресса в Арройо-де-ла-Чина состоялось 29 июня. Открывая заседание, Артигас начал свою речь с того, что подробно изложил ситуацию, создавшуюся в процессе переговоров с делегатами Буэнос-Айреса Пико и Риваролой. После длительного обсуждения было решено послать в Буэнос-Айрес четырех депутатов, чтобы вновь сформулировать принципы, ранее высказанные Артигасом, а теперь ставшие общей программой объединенных провинций. В Буэнос-Айресе были осведомлены о конгрессе в Арройо-де-ла-Чина, так как Артигас регулярно сообщал о всех происходивших на нем событиях.

11 июля депутация конгресса прибыла в Буэнос-Айрес, а через месяц вернулась в Арройо-де-ла-Чина. Миссия ее закончилась полным провалом. На предложения депутации Буэнос-Айрес ответил отправкой в провинцию Санта- Фе военной экспедиции под командованием генерала Виамонте.

Артигас нередко задумывался над тем, где следовало бы расположить штаб Федеральной лиги. Он должен был находиться в таком месте, откуда можно было бы наблюдать за противником и в случае необходимости быстро приходить на помощь провинциям, входившим в состав лиги. Такое место было найдено на плоскогорье Эрвидеро, на берегу реки Уругвай, в тридцати километрах к югу от города Сальто. Называлось оно Пурификасион (очищение), что как бы подчеркивало чистоту целей лиги. В июне Артигас прибыл сюда со своим штабом.

С географической точки зрения место было очень выгодным. Плоскогорье Эрвидеро заканчивалось глубоким оврагом, на дне которого с шумом мчалась бурная река.

Отсюда, с высоты, видно было все, что происходит на территории протектората. Прямо, на низком берегу реки, лежали степные просторы провинции Энтре-Риос. На флангах протекали реки Чапикуй и Эрвидеро, притоки реки Уругвай. Они растянулись вдоль всего высокого плоскогорья, позади которого терялись в дымке холмы провинции Восточного берега. Таким образом, место было выбрано очень удачно. Отсюда можно было меньше чем за два дня дойти до Монтевидео и еще скорее — до границ с Бразилией. Но ближе всего, примерно в часе езды, находилась провинция Энтре-Риос, за честолюбивыми каудильо которой Артигас должен был наблюдать особенно тщательно.

В лагере Пурификасион, помимо войск и свиты Артигаса, находились пленные, захваченные во время военных действий, а также приезжавшие сюда политические союзники; были здесь и торговцы, мелкие лавочники, ремесленники и различный люд, обслуживавший лагерь.

Сам городок состоял из дюжины домов и нескольких бедных ранчо. Дом Артигаса был более чем скромен, чтобы не сказать беден. В этой спартанской обстановке он жил и руководил теми провинциями, которые находились под его протекторатом.

Сохранились свидетельства людей, посетивших Артигаса в этом доме. Один из них, английский торговец Робертсон, занимавшийся перепродажей кож в местечке Гойа, оставил прекрасные мемуары, в которых он рисует Артигаса в его домашней обстановке. В то время как Артигас «ел жареное мясо, запивая его можжевеловой водкой, налитой в рог», оборванные офицеры из ближайшего окружения Артигаса тоже ели и пили, сидя у очага, зажженного прямо на полу. Робертсон отметил, что Артигас сидел на воловьей шкуре, так как стоявшие в комнате два стула были заняты его секретарями, которые писали что-то под его диктовку, не обращая никакого внимания на суматоху, царившую в доме. Пол был усеян конвертами, на которых можно было прочесть имя адресата; «Его высочеству протектору». Автор воспоминаний добавляет; видя Артигаса за работой, он подумал, что, если бы дела всего мира легли на его плечи, он вел бы себя точно так же: «Этот человек, казалось, был совершенно отрешен от окружавшей его суеты и шума; и если бы можно было говорить о нем только с одной этой стороны, то я назвал бы его самым великим полководцем наших времен».

Чтобы дополнить картину внутреннего убранства дома Артигаса, надо сказать, что в комнате стояла еще походная кровать. Все здесь говорило об аскетическом, почти монашеском образе жизни хозяина.

Артигас управлял и руководил спокойно, всегда оставаясь таким же патриархальным и демократическим. Это о нем сложили куплеты: