Штурмфюрер каждым своим заявлением вливал в нас новые силы. Пусть не все, пусть хоть один из нас, но должен уйти, чтобы разоблачить Понарский крематорий. Как уйти? Вверх 4 метра отвесных камней. Наверху проволока, мины, постовые. Вверх пути нет. Значит, нужно идти вниз.

29 января мы прибыли в Понары, 1 февраля работа по освобождению уже кипела. На дне нашей ямы была дощатая кладовая 1,5 на 1,5 метра, в которой хранились продукты.

Кладовая эта была перегорожена пополам. Спереди лежали продукты, а между двумя задними стенками образовался ящик, со всех сторон укрытый от глаз немцев. Две доски, оттягиваемые с одной стороны, представляли из себя потайную дверь. Под этим ящиком был вырыт колодезь глубиной в 2,3 метра с тем, чтобы дно его было ниже основания каменной стенки, окружающей наш бункер. А затем был прорыт канал вбок, с уклоном вверх, длиной в 30 метров.

Это было очень нелегко. Большинство рабочих считали всю затею невыполнимой. Грунт песчаный. Брать его легко просто руками, но на место выбранного песка сверху осыпается все новый и новый. Потребовались укрепления.

На потолок клали доску длиной 70 см и подпирали ее сосновыми стойками высотой 65 см. Нужно было заготовить доски (7–8 штук на погонный метр канала), стойки (1416 штук на метр канала) и вынести песок. И все это незаметно для немцев, которые постоянно торчат наверху у края ямы, заглядывают вниз и каждые пару часов спускаются проведать и проверить нас. И это при условии, что никаких инструментов нам иметь не разрешалось и при наличии среди нас «пресмыкающихся», которые в животном страхе перед немцами неодобрительно относились к подкопу. Но ненависть оказалась сильнее всех препятствий, сильнее физического изнурения. Группа энтузиастов начала работать.

Инструментальной кладовой для нас были... фигуры. Под бдительным надзором шефов мы ухитрялись извлечь из карманов нераздетых фигур ножики, ножницы, напильники, свечи, кусачки. Под видом дров заготовляли стойки, якобы для ремонта нар носили дрова. Вечером для звукомаскировки все хором поют, а один, забравшись под нары, ручной пилой пилит доски и стойки.

В канал протянули электрическое освещение (одна лампочка была на 13, а вторая – на 25 м канала). Как немец опускает лестницу вниз, лампочка в канале начинает мигать. Работники канала выскакивают наверх. В случае подсчета все будет в порядке.

Работать в канале было невероятно тяжело. Воздуха почти не было. Ни спички, ни зажигалки в канале не горели. Поработав в канале час-полтора, люди едва не теряли сознание, и все же вернувшись с изнурительной работы на фигурах, смена, не обедая (есть перед работой в канале невозможно, вырвет обязательно), спускались в шахту. Изо дня в день, с 5 до 9 и с 3 до 6 часов утра продолжалась работа.

Нельзя сказать, что все шло гладко. Не раз песок, обвалившись сверху, засыпал работника так, что приходилось откапывать и вытаскивать за ноги. Не раз заваливались стойки, оседали доски и, казалось, что вся работа пропала. Несколько раз удавалось выскочить из колодца лишь за пару секунд перед появлением все подозревающих, ко всему придирающихся конвоиров. Не раз «пресмыкающиеся» в панике уговаривали отказаться от бредовой затеи. Мы не сдавались. Песок рассовывался всюду. Дно нашей ямы постепенно поднялось на 10 см. Песок был под нарами, между двойными стенками, под соломенной крышей жилого бункера. Песок выбрасывался в уборную, вытаскивали с мусором. Сантиметр за сантиметром, ценой недоедания, бессонницы, отдавая последние силы, мы продвигались вперед. Лучше задохнуться в канале, чем стоять бараном у края ямы, чем идти в «лазарет».

Трудности были не только физического порядка. Проходя на работу, мы наметили место выхода на поверхность. Единственное малозаметное для охраняющих нас конвоиров место в склоне горы, за пнем. Спрашивается, как угодить в это место? Снаружи расстояние определяли на глаз. Измеряя шагами, ограниченными цепью. Направление брали по компасу, украденному у гестаповцев. Внизу канала мерили стальным метром, найденным у фигур, горизонтальные углы определялись, конечно, тем же компасом, а для определения высоты подъема соорудили ватерпас. Данные наружных измерений были, конечно, достаточно приблизительными. В связи с этим в начале апреля в работе возник кризис. С одной стороны, стало ясно, что работы на фигурах заканчиваются. Приближалась наша очередь гореть на костре. С другой стороны, работники выбились из сил.

Послышались реплики: «Ни черта не выйдет, 2 месяца копаем, ни конца, ни краю не видно. Ни туда идем. Компас врет. Нужно повернуть обратно». И в результате: «С нас довольно. Поработали, пусть работают другие». Потребовалось немало силы воли, упрямства, настойчивости, чтобы побороть этот кризис.

9 апреля мы обнаружили корень желаемого пня. Стало ясно, что мы пришли точно в намеченное место. 12 апреля из канала проткнули медную трубочку вперед и вверх. После полуметра песка оказался воздух.

Строители канала пожали друг другу руки. Технически вопрос был решен. Осталось организовать выход. Следует иметь в виду, что среди нас были и старики, что подавляющее большинство представляли люди сугубо штатские.

Все 80 человек были разбиты на десятки. Во главе каждого десятка был поставлен командир. Все получили подробный инструктаж по технике выползания и очередь. Естественно, что люди, изъявившие желание идти в лес к партизанам, были помещены в первые четыре десятка. Командиры этих десятков получили маршрут (правда, ориентировочный) до Рудницкой Пущи, где, по слухам, имелись советские партизаны.

Следует отметить, что дисциплина, сверх ожиданий, была отличной. Люди поняли серьезность момента. И хотя вопрос, безусловно, шел о жизни и смерти, из 80 человек лишь 2–3 отстаивали свои лично эгоистические интересы. Общее стремление сводилось не к спасению собственной жизни. Пусть не я, пусть другой, но уйдет и расскажет о виденном и пережитом.

ДОГИМ, отправивший на костер тела жены, матери и 2 сестер и оставляющий почти на верную гибель старика отца, получил право идти первым.

15 апреля убрали еще 40 см песка, до поверхности осталось 10 см. Первая двадцатка, сняв цепи, вошла в канал. На случай столкновения с патрулями первые были вооружены ножами и 2 флаконами с уксусной эссенцией, которой предполагалось плеснуть в глаза. Кроме того, имелись 2 пары кусачек, чтобы разрезать проволоку, ограждающую территорию. Все это вооружение было добыто у фигур. Дождавшись темноты, из рук в руки, горстями, передали остающийся песок. Когда отверстие было достаточно велико, поползли. Ночь была совершенно темная. На фоне неба справа и слева виднелись фигуры часовых. Лавируя между ними, удалось проползти более 100 метров в абсолютной тишине, и внезапно выстрел, второй. И сразу поднялась стрельба со всех сторон. Несмотря на сильный огонь, организованно доползли до проволоки и перекусили ее, как было намечено, в двух местах. При свете выстрелов можно было установить, что вся трасса от выхода из канала до проволоки заполнена ползущими людьми. Значит, вышло не менее 30 человек (эта цифра была затем подтверждена немцами). У проволоки настроение было триумфальное. Было ясно, что хоть кто-нибудь, но все же доберется до своих. И действительно, 22 апреля наша группа, усталая, измученная, голодная, но сильная духом, встретила в деревне Жигорины партизан отряда Невского бригады Ворошилова. Нетрудно понять наши чувства при виде пятиконечных красных звезд, сиявших на пилотках партизан.

Из гниющих фигур мы стали живыми советскими людьми. Мы получили у партизан самый братский прием и, главное, исполнение самого горячего желания – возможности мстить.

Иных желаний нет, но есть обязанность. Главная из них – разоблачить Понарский крематорий. Во исполнение этой обязанности и написана настоящая статья, чтобы все советские люди под впечатлением кошмарных понарских фигур еще активнее содействовали разгрому и изгнанию гитлеровских банд.

Мы доживали в Понарах последние дни. С территории вывозили бензин и сухие дрова. Было ясно, что работа свертывается. А с окончанием работ наступил бы и наш конец. Штурмфюрер старался внести успокоение.