Почти каждый предмет в тюрьме-"зазаборье" имеет своё непривычное для вольного уха название. Обычная миска носит громкое, но непонятное имя "шлёмка". Ложка -- "весло". Тюремный коридор -- "продол". Стол, стоящий в камере между коек -- "дубок". Да и сами койки не койки вовсе, а "шконари" или попросту "шконки".

Самое верхнее спальное место двух-, а то и трёхъярусных "шконок" называется почему-то "пальма". По тюремным понятиям место это не престижное: о, какие интриги плетутся порой ради обладания вожделенной нижней шконкой! А мне вот всегда удобнее как-то было наверху. Когда я жил в следственных изоляторах, пребывание на "пальме" означало близость к свету (одной сорокаваттной лампочки на почерневшую от никотина камеру маловато, знаете ли, а я очень много писал возражений на обвинения). Зимой в камере с окном, но без стёкол в этом окне наверху было как-то потеплее. А когда я приехал в колонию, выяснилось, что "пальма" имеет ещё одно несомненное преимущество. Ряды коек стоят в жилой секции отряда очень тесно, так что когда посреди только-только пришедшего сна в твоё сознание вползает приглушённый многоногий топот пришедшей с работы второй, а потом третьей смены, звучащий почти у самого уха… -- нет, на "пальме" как-то спокойнее. Так что невзирая на часто с некоторых пор следующие предложения перелечь вниз я всеми правдами и неправдами держусь за привычную свою "пальму". Чем немало удивляю старающихся сделать хорошее завхозов. Ну да привык я уже сверху!

Кроме того, на "пальме" гораздо лучше мечтать. Как бы высока она ни была, но расстояние от неё до потолка всё равно гораздо больше, чем свободное пространство над лежащим на нижнем ярусе. И света как-то больше, и воздуха. Возможность встать на своей койке и обвести отряд взором с высоты пусть не птичьего, так хоть мушиного полёта -- в условиях "зазаборья" это тоже чего-то, да стоит. И вот весь этот простор необъяснимо способствует и более вольному течению мысли. Разводы трещин на потолке кажутся удивительными фигурами. Скажем, с первой моей тюремной камере "шесть-ноль" в калужском СИЗО на меня глядели с потолка крокодил Гена, Суворовский солдат в высоком кивере и кто-то ещё, забытый, но тоже симпатичный.

А в трещинах штукатурки нынешнего моего двенадцатого отряда угадывается почему-то Троицкая башня Московского Кремля. И мысли текут сразу привольно по странному направлению. Седой Кремль. История. Власть. Власть и история.

Причём история необязательно такая уж и седая. Пожалуйста, можно и посвежее. Вот, скажем, в совсем не такой уж и давней истории диссиденты советской эпохи сформулировали лозунг-требование: "Власть, соблюдай законы! Хотя бы свои собственные".

А ведь это несправедливо! Я имею в виду -- по отношению к власти. Ну посудите сами: есть в Уголовном кодексе Российской Федерации статья 275, "Государственная измена". И есть к статье примечание. Оно говорит, что ежели кто сам и без принуждения сообщил властям о своём шпионстве и тем предотвратил дальнейший ущерб интересам Родины, то этого молодца от уголовной ответственности освобождают. То есть даже и под следствием, может, помурыжат, и долго, и даже в суд дело отдадут. Но уж суд-то его по этому закону отпустит домой. По крайней мере в "зазаборье" ни под каким видом не определит. Потому что закон!

Но помимо закона есть ещё, к примеру, уголовное дело Игоря Сутягина. В этом деле российская власть в лице Федеральной службы безопасности утверждает, что означенный Сутягин совершил государственную измену -- шпионаж в форме чтения газет. Вы же ведь не ставите под сомнение всё то, что говорят нам в последнее время власти? Вот и правильно, надо верить людям. "Главное, чтобы они сами в это верили" -- бытует в "зазаборье" такая присказка. А что, если хорошенько себя убедить, то ознакомление иностранцев с подборками публикаций наших газет и журналов тянет на шпионаж! Вы не согласны? Это просто вы убедили себя слабо!

Впрочем, дело не в этом. А в том, что в "деле Сутягина" тихо лежит рапорт начальника контрразведки Калужской области подполковника Д. В нём подполковник рапортует, что Игорь Вячеславович Сутягин сам, добровольно и без принуждения, поведал уважаемым чекистам о подобранных им для англичан публикациях прессы. То есть, на языке Уголовно-процессуального кодекса, сообщил и предотвратил. Дальнейший ущерб. Для того чтобы какой ошибки не вышло, подполковника Д. вместе с ещё одним асом контрразведки полковником П. ещё раз переспросили три года спустя: так точно ли Игорь Вячеславович сам? И без принуждения? Сообщил? Сам, подтвердили полковник с подполковником. Заложив основу для применения закона -- примечания к статье 275.

Только его всё равно не применили. Примечание.⁽¹⁾ Да и вообще применять его, устранять какие-то там противоречия было бы несправедливо. Ну в самом деле, отпустили бы Сутягина -- а за что тогда, позвольте спросить, получать новые звания и должности, давать интервью прессе и лично докладывать президенту? В чём, разрешите поинтересоваться, крупный успех контрразведки? В отпущенном на свободу гражданине? Вы вот требуете "соблюдай законы", а о карьерном росте сотрудников ФСБ вы подумали? Вот то-то и оно, батенька. А о людях нужно думать, прежде чем что-то требовать.

Или другой пример. Существует в Уголовном кодексе такая презанятная статья 61 -- "Смягчающие обстоятельства". И пункт "г" первой части этой статьи уверяет весь свет, что смягчающим обстоятельством признаётся "наличие малолетних детей у виновного". Конструкция статьи настолько прямолинейная, что тут, кажется, и думать не надо: есть малолетние дети -- есть смягчающее обстоятельство.

Но, как вы уже наверняка догадались -- не всегда. Вот признают Игоря Сутягина виновным в шпионаже (в форме чтения газет, напомню). Оставим это решение на совести властей -- вчитаемся лучше в написанный судьёй Мариной Комаровой приговор. А там чёрным по белому: суд устанавливает наличие у Сутягина двоих малолетних детей. Точка. Обстоятельств, смягчающих наказание, не имеется. НЕ ИМЕЕТСЯ. Вот так.

Знаете, когда я прочитал эту строчку в приговоре, я невольно вспомнил, что, кроме своеобразных названий для привычных предметов, имеется в тюремном "зазаборье" ещё и свой стихотворный фольклор. Мне лично сразу пришло в голову вот это:

И по мере того, как Судебная коллегия, а за ней и Президиум Верховного Суда России последовательно сообщали мне, что приговор вынесен совершенно правильно, то есть при наличии малолетних детей смягчающих обстоятельств действительно не имеется, ощущение стояния в лыжах на асфальте крепло у меня всё сильней. Когда в том же духе ответил и имеющий высшее юридическое образование российский президент, я вообще почувствовал себя заправским лыжником.

Лишь трещинки в штукатурке над моей шконкой в двенадцатом отряде продолжали придавать мыслям нужное направление -- уравновешенное. И я понимаю, что поступаю несправедливо -- по отношению к судебным властям и президенту. Ведь когда высший чиновник государства ставит задачу карать своих граждан просто за контакты с иностранцами -- разве справедливо требовать от суда, чтобы он признавал какие-то там смягчающие обстоятельства? Как сказал моим адвокатам судья Верховного Суда при разборе очередной жалобы по делу: "При чём тут ваша Конституция, когда у нас есть своя инструкция?" (Адвокат пытался доказать незаконность судейского решения тем, что Конституция России вообще-то провозглашает прямо противоположную решению норму. Пытался -- и напоролся на такой вот многое говорящий ответ.)