Разберем теперь случай ограниченного всеведения первого порядка. Рассмотрим предложения формы «х — человек» и «X смертен» и предположим, что некий многознающий человек знает, являются ли эти предложения истинными или ложными для всякого значения «х», для которого эти предложения имеют смысл, но не знает (что фактически верно), что не существует других значений «X», для которых эти предложения имеют смысл. Допустим, что A B, C… Z суть значения «x», для которых предложение «x — человек» является истинным, и предположим, что, для каждого из этих значений предложение «х смертен» является истинным. Тогда предложения «A смертен», «B смертен»… «Z смертен», взятые вместе, являются фактически эквивалентными предложению: «Все люди смертны», это значит, что если одно из них истинно, то истинно и другое, и наоборот. Но наш многознающий человек не знает этой эквивалентности. Во всяком случае, эквивалентность предполагает конъюнкцию предложений «A смертен», «B смертен»… «Z смертен»; это значит, что она предполагает предложение, построенное путем повторения слова «и», которое истолковывается так же, как и слово «или».

Отношение между «и» и «или» — особого рода. Когда я утверждаю «p и q», можно думать, что я утверждаю «p» и утверждаю «q» так, что «и» в предложении «p и q» кажется ненужным. Но если я отрицаю «p и q», то я утверждаю «не — p или не — q» так, что «или» оказывается необходимым для истолкования ложности конъюнкции. Наоборот, когда я отрицаю «p или q», я утверждаю «не — p и не — q» так, что конъюнкция нужна для истолкования ложности дизъюнкции. Таким образом «и» и «или» взаимозависимы; каждое из них может быть определено с помощью другого плюс «не». Действительно «и», «или» и «не» — все могут быть определены с помощью «не — p или не — q» и «не — p и не — q».

Ясно, что предложения со словом «все» аналогичны конъюнкции, а предложения со словом «некоторые» — дизъюнкции.

Возвращаясь к предложению: «Все люди смертны», позволим нашему многознающему человеку понимать значение «и», «или» и «не», но предположим, что он не в состоянии понять значение «все» и «некоторые». Предположим далее, как и раньше, что A, B, C… Z исчерпывают всех людей и что наш многознающий человек знает, что «A смертен, и B смертен, …и Z смертен»; но, поскольку он не знает слова «все», он не знает, что «A, B, C… Z исчерпывают всех людей». Назовем это предложение «P», Нас касается вопрос: чего именно он не знает, не зная P?

В математической логике P истолковывается следующим образом: «При любом значении x будет верно, что или x не человек, или x есть A, или x есть B, или… x есть Z. Это можно истолковать и иначе: «При любом значении x конъюнкция: «x — человек, и x не есть A, и x не есть B, и… х не есть Z» — оказывается ложной. Каждое из этих предложений есть утверждение обо всем во вселенной, но вместе с тем кажется абсурдным предполагать, что мы можем знать обо всем во вселенной. В случае, например, со «всеми людьми» имеется вполне реальное сомнение, поскольку могут быть люди и на какой-нибудь планете какой-нибудь другой звезды. Но как обстоит дело с предложением: «Все люди в этой комнате?»

Теперь мы предположим, что A, B, C суть все люди в этой комнате, что я знаю, что «A находится в этой комнате», «B находится в этой комнате», «C находится в этой комнате», что я понимаю значение слов «и», и «или», и «не», но не понимаю значения слов «все» или «некоторые», так что я не могу знать, что «A и B и C суть все люди, находящиеся в той комнате». Назовем это предложение Q. Чего я не знаю, не зная Q?

Математическая логика, интерпретируя Q, имеет в виду опять-таки все во вселенной и раскрывает Q в форме: «При любом значении х верно, что или x не в комнате, или x не человек, или x есть A, или x есть B, или x есть C»; или: «При любом значении х верно, что если x не есть A, и x не есть B, и x не есть C, то х не есть человек или x не находится в этой комнате». Но в этом случае логистическая интерпретация, хотя и удобная технически, кажется явно абсурдной психологически, так как для того, чтобы знать, кто находится в этой комнате, мне, очевидно, совсем не нужно знать, что находится за её пределами. Как же в таком случает следует интерпретировать Q?

На практике, если я увидел A и B и C и хочу быть уверенным в Q, я загляну в шкаф, под столы, за занавески и последовательно буду говорить: «В этой части комнаты никого нет». Теоретически я мог бы разделить всю площадь комнаты на некоторое количество более мелких площадей, каждая из которых была бы достаточной для того, чтобы вместить человека; я мог бы исследовать каждый такой участок комнаты и говорить: «Здесь никого нет», исключив из этого участки, в которых находятся A, B и C. В конце концов я мог бы сказать для подтверждения Q: «Я исследовал все части этой комнаты».

Утверждение: «Здесь никого нет» аналогично утверждению: «Это не голубое», которое мы разбирали в предыдущей главе. Это — не бесконечно продолжающаяся конъюнкция: «Браун не здесь, и Джоунз не здесь, и Робинсон не здесь…» — через весь каталог человеческой расы. Все, что это предложение делает, есть отрицание признака, обычного для мест, где бывают люди, и который мы утверждаем, когда говорим: «Здесь кто-то есть», как бывает, например, в игре в прятки. Здесь нет новых проблем. Общее заключается в предложении: «Я исследовал все части комнаты» или в каком-либо его эквиваленте.

Искомое общее может быть установлено следующим образом: «Если я предпринимаю процесс исследования комнаты, то каждый человек, находящийся в этой комнате, будет обнаружен на каком-либо этапе этого процесса». Процесс этот должен быть реально возможным; наше утверждение никто не смог бы проверить, если бы мы сказали: «В этой комнате находятся только три атома урана», но люди, к счастью, никогда не бывают микроскопической величины. Нашему общему можно придать следующую форму: «Если я выполняю определенную серию поисковых действий A1, А2 … An, то каждый человек, находящийся на определенной площади у, будет обнаружен во время по крайней мере одного из этих действий». Это заключает в себе почти неразрешимый узел логических, физических, метафизических и психологических элементов. Поскольку мы заняты сейчас только логическими элементами, будет лучше выбрать для начала другой пример, а именно: «Я только что услышал шесть сигналов по радио». Это можно истолковать следующим образом: «В период только что протекшего короткого отрезка времени я имел ровно шесть очень похожих слуховых ощущений определенного, хорошо известного рода, называемых «сигналами». Я могу обозначить собственным именем каждый из них, скажем P1, P2… Р6. Затем я говорю: «P1 и Р2 и … P6 были всеми сигналами, которые я слышал в период времени между моментом t1 и моментом t2». Назовем это утверждение «R».

Совершенно ясно, что то, что отличает утверждение R от конъюнкции: «Я слышал P1, и я слышал P2, и … и я слышал P6», есть отрицание: это знание, что я не слышал никаких других сигналов. Рассмотрим это. Допустим, что я соглашаюсь слушать сигналы в течение периода продолжительностью в пять секунд, в начале и в конце которого вы говорите: «Итак!» Непосредственно после этого вы спрашиваете: «Слышали ли вы какие-либо сигналы?» — и я отвечаю: «Нет». С логической точки зрения это — общее суждение, а с психологической может быть единичным отрицательным суждением восприятия, подобным суждению: «Я не вижу голубого неба» или «Я не ощущаю дождя». Повторяю, что в таких суждениях мы предполагаем идею некоего качества и получаем ощущение другого качества, что и вынуждает нас не верить в предполагаемую идею. Здесь нет никакого разнообразия случаев, а есть чувственное настоящее, когда одно качество ощущается как имеющееся, а другое — как отсутствующее. Предложение о качестве: «Я не слышал звучания сигналов» мы преобразуем в предложение о событиях: «Я не слышал сигналов». Множественность «сигналов» есть множественность событий, соответствующих качествам, что уже нами рассматривалось выше в связи с собственными именами.

Мы можем распространять такие отрицательные суждения за пределы ощущаемого настоящего, потому что нет резкой границы между ощущением и непосредственным воспоминанием или между непосредственным воспоминанием и воспоминанием в собственном смысле слова. Вы спрашиваете: «Слышите ли вы сигнал?», а я отвечаю не отрывистым «нет», а продолжительным: «Не-е-е-т». Благодаря этому мое отрицание может относиться к периоду в десять секунд или около того. Благодаря непосредственному воспоминанию и воспоминанию в собственном смысле слова мое отрицание может относиться к неопределенно продолжительному периоду времени, как например в суждении: «Я наблюдал всю ночь и не видел ни одного самолета». Когда такие суждения оправдываются обстоятельствами, мы можем сказать, например: «Между моментом t1 и моментом t2 я видел шесть самолетов», потому что можем разделить весь указанный период времени на более мелкие периоды, в шести из которых мы можем сказать: «Я видел самолет», а в других — «Я не видел самолета». Эти различные суждения затем суммируются в памяти и дают основание для перечислительного суждения: «В течение всего периода я видел шесть самолетов».