После полудня Вэн сам решил сделать привал. Час-другой в данном случае ничего не решали. Чуть в стороне от дороги обнаружилась заброшенная ферма, решив, что там можно раздобыть дров для костра, а также кое-какой еды, Вэн и Альрауне направились к развалинам. Действительно, там было чем развести костёр, но мысль поймать и зажарить кролика или куропатку привела Альрауне в такой ужас, что от мясного обеда пришлось отказаться. На попытку объяснить, что человек часть природы и поедание братьев наших меньших — такая же часть человеческого существования, как дыхание, разбилась об утверждение "я с куропятками и зайцами только сегодня познакомилась, я не могу их есть". Хорошо, что на огороде рядом нашлась свежая зелень, ещё не совсем спелые огурцы, редис и даже невесть как уцелевшая тыква. Прошлогодние апельсины в маленьком саде на вкус были ничуть не хуже свежих. После обеда путешественников потянуло в сон, и они остались подремать пару часов под раскидистыми ветвями тополя.

Путники не торопились, поэтому город появился на горизонте только к закату. Закату пламенеющему и распространяющему вокруг запах гари и тёмный дым. Город горел. На встречу начали попадаться люди, покидающие недавнее пристанище с тем, что могли унести в руках. Чем ближе подходили к городу, тем полноводнее становилась людская река. Плакали дети. Скрипели нагруженные повозки, мычали коровы. Остывший песок вздымался под ногами и тут же оседал, придавленный пеплом и копытами.

— Куда они все идут? Зачем они? — Альрауне, почти не дыша, разглядывала сгорбленные фигуры стариков, опирающихся на узловатые палки, испачканные слезами и сажей лица детей, сидящих в повозках, или бредущих держась за материнские юбки, смотрела в пустые глаза женщин, прижимающих к груди младенцев, или на перебирающие четки руки. Кто-то ругался, выясняя кому принадлежит пятнистая корова. Мимо пробежала женщина с полубезумным видом. Её спутанные тёмные волосы едва не хлестанули Альрауне по лицу. Женщина звала кого-то по имени, судорожно вглядываясь в людской поток.

— Она кого-то потеряла? Куда они все? Что случилось? — пытаясь добиться ответа от попутчика, девушка подёргала мастера за рукав, тот тут же, машинально, схватил её за руку и прошипел.

— Держись рядом. Ни на шаг!

Мысленно мастер ругал себя всеми словами, которые мог вспомнить на четырёх языках. Если бы они не задержались из-за тумана. Если бы он не сделал привел — можно было бы успеть! На город напали. Кто — огненные демоны, империя, или великий совет магов — Вэн не имел ни малейшего понятия. Так или иначе храм, узурпировавший портал, не вызывал тёплых чувств ни у кого, за исключением горстки местных верующих. От размышлений мастера отвлёк нарастающий гул голосов. Кто-то закричал, люди бросились врассыпную, из толпы, копытами раздавливая спины, белыми зубами прогрызая себе путь, вырвался огромный, почти чёрный конь. Он несся вперёд, не разбирая дороги, по ногам и телам, в глазах животного полыхали отсветы пожара. Обезумевшая чёрная махина неслась прямо на Вэна. Мастер ловко двинулся в сторону, отбросил Альрауне с дороги, подхватил рукой узду, другой обхватил пахнущую дымом морду зверя, закрывая глаза, и зашептал что-то в испуганно подрагивающие уши. Конь сделал ещё несколько шагов и остановился, подёргивая головой. Вэн, не переставая шептать, отвёл добычу в сторону от людского потока и огляделся, в поисках девушки. Она стояла в стороне, удивлённо рассматривая коня.

— Как ты это смог? Он бежал, он боялся, а ты его так раз, и поймал. И он больше не боится? Это волшебство?

У девушки был настолько изумленный вид, что Вэн не сдержал улыбки.

— Нет, не магия. Я научился этому в Ганарии.

— А что такое Ганария? — тут же переспросила девушка, хватаясь за протянутую руку и неловко забираясь в седло перед Вэном.

— Ганария, это небольшая страна за морем, со всех сторон окруженная горами. Внутри поля, озера… Ничего особенного, по сути. Единственный проход ведёт через горы, и пока никто с головой на плечах не рисковал провести сквозь него армию. Правители бывают дураками, но самоубийцы среди них встречаются реже. — Мастер улыбнулся своим воспоминаниям и направил лошадь в сторону от людского потока. — Есть там что-то такое в воздухе, в земле, в воде… Свобода какая-то. Не как здесь. За их лошадей в нашей части света берут уже не золотом, а платиной. Кто знает, отчего у них такие кони. Там рождаются в седле и даже умирают в седле, гоняя бесчисленные табуны. Местные и сами похожи на своих лошадей, такие крепкие, жилистые, терпеливые, но разозли такого — кулаки у него не мягче копыт будут. Я-то знаю, о чём говорю. Обращаться с лошадьми я там научился, хотя местных мне далеко.

— Очень красиво — Вздохнула Альрауне так, словно сама увидела описанную картину. — А что такое свобода?

Мастер задумался.

— Свобода? Сложно описать даже. Свобода, это когда ты можешь делать то, что хочешь, и делать это так, как хочешь. Идти куда хочешь. Жить как хочешь. И никто не укажет тебе как надо жить или как правильно делать. Как-то так, наверное.

— Но, если никто тебе не укажет, как ты узнаешь как правильно?

— Сердце подскажет — усмехнулся мастер. Девушка задумалась. Она долго молчала, глядя на бредущих от города жителей, отрешенно поглаживая мягкую, спутанную конскую гриву.

— Значит, я не могу быть свободной? Ведь я не человек, у меня, наверное, и сердца нет?

— Почему… - начал мастер и тут же осёкся. Альрауне не могла быть свободной. Она принадлежала Море. Так, как предмет принадлежит его создателю. Как горшечнику принадлежит вылепленный горшок. Как кузнецу — выкованная подкова.

Запах гари становился всё сильнее. Путешественники остановились у городской стены.

— А ты научишь меня делать с лошадями так, как ты? Потом, когда-нибудь? — задумчивое выражение покинуло испачканное сажей личико девушки. На нём светилось привычное любопытство.

Вэн промолчал. Да и что он мог ответить?

Неподалёку у городских ворот, мастер оставил коня и девицу. Слишком велика была вероятность потерять их в людском потоке и дыму. Горели деревянные перекладины на крышах, пучки сена и прошлогодней травы, даже камни горели, раскаляясь до красна и обжигая воздух. Схватка на главной площади закончилась полной победой завоевателей — красно-зелёная форма оттоманской гвардии развеивала сомнения относительно произошедшего. Султан, наконец, получил добро на уничтожение последнего оплота врага, и отныне весь полуостров, а с ним и почти всё море, до самого предельного океана, принадлежали только ему. Вэна, на данным момент, мало интересовал изменившийся политический расклад в этой части света.

Главной проблемой было то, что все входы в храм солнцеликого оказались полностью запечатаными, и расположившиеся на площади вояки вряд ли стояли там, дабы приветствовать входящих. Сейчас даже нашивка мастера на рукаве рубашки Вэна не могла служить паролем для прохода в храм. Наверняка тех нескольких несчастных, которые были способны активировать телепортационное заклинание либо убили при нападении, либо держат где-то, всеми силами переубеждая сменить веру. Памятуя о том, как фанатичны были последователи солнцеликого, на переубеждение придётся потратить достаточно много сил и времени. И далеко не все его переживут. А значит — султану придётся ждать, пока великий совет пришлёт новых магов, открытых для «сотрудничества». И вряд ли это случится раньше, чем захваченный город превратится в клоаку благодаря упивающимся победой военным, разоренным гражданам, и трупам на улицах. Сначала грабежи, затем чума или что-то похуже, потом, наконец, воцарится некое подобие порядка, если в городе ещё останутся живые. Существующий порядок вещей разрушается гораздо быстрее, чем строится новый. А времени у Вэна было не так много.