Крестный сразу почувствовал, что Иван не такой как остальные.

О нем Крестный не знал почти ничего, кроме того, что в Москву Иван попал практически сразу из Чечни, убивал профессионально и работал всегда один. В его технике чувствовалась профессиональная подготовка, видимо, он проходил обучение в каком-нибудь спецлагере, но главное, что обращало на себя внимание, какое-то удовлетворение, которое исходило от него в ситуациях, когда его жизни угрожала настоящая, реальная опасность.

Этим он отличался от остальных, которые в подобных ситуациях излучали страх расстаться с жизнью.

Крестный вспомнил историю, связанную с появлением Ивана в Москве, узнав о которой, он, собственно говоря, Иваном и заинтересовался.

...Выйдя на Киевском вокзале из поезда, привезшего его в Москву, Иван тогда не провел в столице и часа, как о его существовании уже знал Крестный.

Так уж сложились обстоятельства, а они всегда складываются так, как их складывает судьба.

В Москву Иван приехал потому, что в свой родной город, крупный областной центр на Волге, возвращаться он не мог, там его знали слишком многие, и его появление неизбежно привлекло бы внимание. У Ивана не было абсолютно никакого желания встречаться с теми, кого он знал когда-то раньше, кто знал того, прежнего Ивана, любителя и любимца девушек, надежного в драке и в дружбе, озабоченного всеобщей справедливостью, проблемой добра и зла и чувством собственного достоинства.

Слишком разительная произошла с ним перемена, чтобы не стать поводом для распросов, повышенного внимания со стороны друзей, знакомых, милиции, наконец. Иван же хотел бы остаться в одиночестве.

Все, что связано с жизнью живых людей, не вызывало у него практически никакого интереса, он знал цену их жизни, цену жизни вообще.

Он понял, что жизнь не имеет абсолютно никакого смысла и абсолютно никакой ценности.

Ценен и интересен единственный момент в существовании человека момент перехода от жизни к смерти. Лишь тогда человек осознает, что он жив, но тут же понимает, что в следующее мгновение жизнь его прекратится. Да и то – далеко не каждый, большинство просто совершенно неожиданно для себя прекращают существование и переходят в разряд неживой материи.

Рассуждая об этом, Иван шел по Украинскому бульвару, не имея никакой определенной цели или направления. На лавочках, мимо которых он проходил, сидели пенсионеры, так и не узнавшие цели своих неосмысленных существований. Навстречу ему молодые мамаши катили коляски с младенцами, не имеющими еще никакого направления своих коротких и столь же неосознанных жизней.

Иван не мог бы сказать, чем его жизнь отличается от их существования на свете. Да и была ли у него какая-то жизнь, которой стоило дорожить?

Иван знал, что его жизнь осталась там, в Чечне. А здесь, в Москве, у него есть лишь какое-то острое существование на границе между жизнью и смертью.

Выйдя к реке, Иван постоял немного на набережной, наблюдая за едва заметным шевелением ленивой московской воды. Ему невольно вспомнилась стремительность горного ручья, утолявшего его жажду в чеченском плену. Еле движущаяся и мутная, московская вода не вызывала никакого желания ни пить ее, ни окунуться в ее мертвенно-стальную неподвижность, ни остановиться и взглянуть на свое в ней отражение.

Иван свернул направо и пошел по течению, направление которого можно было угадать, следя за медленным перемещением плавучего мусора. Его движение было таким же замедленным и плавным, словно он не замечал суеты московского населения, наполнявшей пространство вокруг него.

Издали заметив высокое здание гостиницы «Украина», и столпившиеся вокруг него иномарки, Иван словно очнулся. Знакомое ощущение все убыстряющегося темпа времени, подхватило его и сразу заставило включиться в анализ ситуации. Он словно ехал с горы, с каждой секундой набирая скорость и отмечая, как вокруг мелькают зрительные кадры и слуховые впечатления.

На Ивана пахнуло запахом опасности, который он впервые почувствовал после того, как покинул Чечню.

Иван остановился почти напротив гостиницы, достал сигареты, пошарил по карманам, ища зажигалку – проверил, удобно ли расположены оба его «макаровых» с полными обоймами. Он не верил этому городу, его кажущемуся спокойствию, демонстративной неподвижности его реки. Короткого взгляда по сторонам было достаточно, чтобы заметить напряженное ожидание какого-то события, наполнявшее пространство около гостиницы.

В расположении иномарок у гостиницы было что-то настораживающее, они занимали именно те места, которые выбрал бы и сам Иван, если бы ему нужно было держать под прицелом вход в гостиницу. Это были самые удобные огневые позиции, дополняющие друг друга.

Иван представил, что темно-зеленый «джип» и две черных бээмвэшки связаны одной целью, и уже не сомневался что вот-вот эта цель покажется на мраморной лестнице-спуске от дверей гостиницы.

В планы Ивана не входило ввязываться в чужую драку. Жизнь людей, которые как он понял, собрались друг друга убивать, нисколько не интересовала его. Так же, как и их смерть.

Если бы судьбе было угодно, Иван просто прошел бы остающиеся ему двадцать метров до поворота в сквер, и стал бы лишь свидетелем беспорядочной стрельбы у гостиницы «Украина». Но смерти, видимо, нравилось быть рядом с Иваном. И в тот момент, когда событие, ради которого собрались около гостиницы его участники, начало совершаться, Иван оказался на линии огня.

Случайность?

Крестный, анализируя позже происшествие около «Украины», поначалу так и решил. Хотя тоже не очень верил в случайности. Но у этого залетного стрелка, как обозвал он Ивана, не могло быть и не было никакой информации о том, что должно было произойти. Значит, он оказался там случайно.

Только потом, не раз уже поговорив с Иваном, и кое-что о нем поняв, Крестный смог убедить себя, что эта случайность особого рода.

Иван мог на Киевском вокзале спуститься в метро. Мог, перейдя площадь, пересечь Москву-реку по Бородинскому мосту, благо – это ближайший путь к Садовому кольцу и центру города. Мог, наконец, если уж пришла охота прогуляться, свернуть с площади направо к Бережновской набережной.

Но Иван ничего этого не сделал. Он, почему-то, выбрал тот путь, который привел его к гостинице «Украина» в точно определенное самим Крестным время.

И вмешался в его операцию.

Это не могло быть случайностью.

Это был нюх, бессознательное, безошибочное чутье на смерть и столь же бессознательное и безошибочное стремление к ней.

Иван, думал Крестный, может быть и сам не подозревает еще об этом, но это и не важно. Важно то, что Крестный им заинтересовался, очень заинтересовался. Именно такой человек был ему нужен – не ждущий подсказок, всегда знающий, как поступить в любой ситуации, сам принимающий решение. И, в то же время, не имеющий целей, которые имел Крестный.

Просто – человек, убивающий других.

Убивающий потому, что это образ его жизни.

Тогда, у гостиницы, Иван не размышлял – случайно или нет он там оказался. Размышляют в таких ситуациях либо самоубийцы, либо философы. Иван не был ни тем, ни другим.

Он был профессионалом смерти и действовал в соответствии с этим.

Он четко уловил одновременность, с которой начала открываться дверь гостиницы и опускаться стекло стоящей напротив нее бээмвэшки. На крыльцо гостиницы вышел толстый лысоватый хохол с запорожскими усами, одетый в светло-серый костюм, в галстуке, с серым дипломатом в руке. Иван понятия не имел, что это крупный харьковский бизнесмен, а два дюжих «хлопца», сопровождавшие его, – телохранители, прошедшие подготовку в лучшем центре украинского спецназа. Но тут же отметил слегка оттопыренные полы их пиджаков, за которыми угадал кобуры пистолетов.

Зачем этому толстяку умирать, Иван не знал, да это его и не интересовало, но понял, что через несколько мгновений усатый запорожец умрет.

Ствол автомата уже торчал из «БМВ», готовый выплюнуть вспышку огня, когда появившаяся из дверей троица сделала первый шаг по лестнице.