Михаил Окунь

СУББОТА, ВОСКРЕСЕНЬЕ...

Рассказ

В ночь с пятницы на субботу Мартынычу приснился сон, который поначалу шел успешно, а завершение имел скверное.

Снилось, что очутился он в большой комнате, представляющей собой сплошной диван с розовой атласной обивкой. А посредине этого грандиозного дивана вовсю происходил групповой секс.

«Порнуху снимают!» – восхитился Мартыныч, однако, оглядевшись, ни камер, ни софитов не приметил.

Между тем две девицы – коротко стриженая блондинка и длинноволосая брюнетка – стояли, как выражался Тит Лукреций Кар в своей бессмертной поэме «О природе вещей», «в позе четвероногих». Позади этой сладкой парочки помещался довольно упитанный мужчина лет уже пятидесяти и неутомимо изображал швейную машинку поочередно с каждой из красавиц, причем строго дозированно: полторы минуты с одной, полторы с другой и так далее.

«Рэнди Вест!» – ахнул Мартыныч, узнав своего многолетнего кумира, ветерана американских фильмов класса «Максимум Х».

Девицы наперебой восклицали на чистом иностранном языке: «Фантастик!», а кумир как резолюцию накладывал, но почему-то по-немецки: «Натюрлих!»

Внезапно он заметил глазеющего Мартыныча и, не снижая профессионального темпа, приветливо ему кивнул. Мартыныч слегка удивился, но решил, что если уж столько лет он пялился на упражнения Рэнди, то и Вест со своей стороны должен был заприметить его у экрана.

Тем временем актер подмигнул Мартынычу – мол, не робей, коллега! – и показал подбородком на девиц, которые до отказа разинув рты бешено шуровали друг у друга в полостях (ротовых же, естественно).

Мартыныч похолодел. «Свершилось!» – подумал он. Сама легенда всемирного порно как равного приглашает его подключиться! Члены Мартыныча, в том числе и основной, онемели...

Однако, требовалось взять себя в руки. «Прорвемся! – решил Мартыныч. – Девчонки должны помочь, а там, глядишь, разойдется».

Он скоренько скинул нехитрое обмундирование и направился к передней части упряжки. Блондинка и брюнетка перестали лизаться и оглядели приближающегося Мартыныча – как ему показалось, весьма благосклонно.

Когда Мартыныч был уже в шаге от них, обе девушки снова открыли рты. «Красавицы... – Мартыныч чуть не заплакал от счастья. – Богини...»

Внезапно брюнетка вульгарно расхохоталась, а блондинка на знакомом до боли языке, без всякого акцента сказала:

– Спрячь свой вонючий обсосок, козел драный! И вообще, пошел вон отсюда!

Мартыныч опешил и умоляюще посмотрел на Рэнди. Но тот лишь кривовато ухмыльнулся и слегка пожал плечами, как бы говоря: «Извини, друг, для тебя роли в этом сценарии не предусмотрено». А брюнетка встряла совсем по-нашему:

– Ты чё, не понял?!

И Мартыныч от дикой тоски пробудился в семь утра, что для выходного дня было полным нонсенсом.

Утренние часы тянулись томительно, и, чтобы хоть как-то развеяться, без десяти девять Мартыныч отправился к открытию в пивной бар.

Заведение размещалось на первом этаже многоэтажного дома. Мартыныч выпил маленькую кружку «Невского», поглазел на барменшу Люду и направился к выходу. Как только он сделал первый шаг из дверей бара, рядом с ним на землю шлепнулся кусок фанеры.

Мартыныч задрал голову и увидел свесившуюся с балкона пятого этажа толстую пожилую башку человека типа отставника. Бывший воин, видимо, производил уборку территории и, встретив возмущенный взгляд Мартыныча, вежливо, но твердо попросил:

– Постойте, пожалуйста, пять минут.

«Для более уверенного попадания, что ли?» – подумал Мартыныч и, перейдя улицу, вошел в парк.

Парк являлся бывшим пустырем с чахлыми деревцами, прудом (в прошлом котлованом) и редкими лавками. Но поскольку неподалеку располагалась интуристовская гостиница, в траве парка обычно лежало довольно много отечественных «голосистых», как когда-то поименовал их Мартыныч.

«Голосистые» представляли из себя стройных девушек, загоравших без лифчиков. Их трусики были составлены из двух веревочек – одна охватывала бедра, другая была продернута от живота к спине через промежность и межъягодичное пространство. Иногда компания из двух-трех «голосистых» взаимно поглаживала друг друга по спинкам, ножкам и шарикам, изредка почмокиваясь. Заговаривать с «голосистыми» на предмет знакомства – дело абсолютно бесполезное: они жестко ориентированы на иную публику.

Поплутав бесцельно среди «голосистых» тел, Мартыныч пошел домой. Открывая дверь, понял, что за время его отсутствия прибыл Сидящий. А войдя, убедился – Сидящий уже сидел. На кухонном столе перед ним аккуратно стояла опустошенная «Столичная», вторая была опорожнена на две трети.

Сидящий был старшим братом Мартыныча (то есть, в широком смысле, тоже Мартынычем). Тридцать лет он проработал в ОТК режимного завода. И ежедневно в течение этих лет (за исключением, конечно, праздников и выходных) приходил в свой закут, разворачивал на столе техническую документацию, принимал пару стаканов технического же разбавленного и сидел.

Создавалась полная иллюзия бытия: начальник ОТК сорок шестого цеха занят изучением важных бумаг. И никто даже приблизиться не мог к постижению хоть малой доли всей глубины погружения Сидящего в себя!

За долгие годы у Сидящего выработалась на редкость основательная поза для сидения. Расставленные локти упирались в столешницу, придавая устойчивость корпусу, голова держалась в полунаклоне, но на грудь не свешивалась, глаза оставались открытыми, но остекленевшими, ибо обращены были внутрь.

Выйдя на заслуженную пенсию, Сидящий стал проводить бульшую часть года на даче. Но там супруга сильно докучала ему, не давая возможности нормально сидеть.

Время от времени он наезжал в город, якобы для того, чтобы помыться. Однако процедуру эту осуществлять удавалось далеко не всегда, потому что Сидящий садился и сидел суток двое, после чего, ожесточив нутро, вновь возвращался на ненавистные огороды.

«Но, – возразит вдумчивый и внимательный читатель, – для полноты приближения к ушедшей реальности Сидящему должно не хватать наличия техдокументации». Раскрою секрет: она у него была!

Перед собой Сидящий постоянно выкладывал одну и ту же пачку затрепанных «синек» с надписью в угловом штампе «Изделие БК – 188/Р. Сборочный чертеж», спертую незадолго до окончательного выхода с родного предприятия. И теперь, благодаря этой, казалось бы бессмысленной и к тому же отчасти небезопасной акции, душа его во время сидения пребывала в полной гармонии.

Остается лишь добавить, что собутыльничества как явления Сидящий не терпел, а закуску использовал крайне слабую, как и положено в служебно-полевых условиях.

Мартыныч, прибытия Сидящего не ожидавший, робко приблизился к нему. Тот поднял на брата натруженный наблюдением бездны взгляд и ровным голосом сказал:

– Не суетись, мореман! Сгоняй еще за парой.

И Мартыныч отправился за водкой.

...А в ночь с субботы на воскресенье ему вновь приснился Рэнди Вест. Был он в строгом черном фраке, цилиндре и при перчатках, а под руки держал двух давешних барышень, одетых в платья с фижмами и чепцы.

Мартыныч поклонился и с чувством сказал:

– Доброго здоровьичка, Рэндольф Иваныч! Погодка-то нынче...

А тот покосился на потертый сюртучок Мартыныча и укоризненно покачал головой:

– Экий ты, братец, однако... Племянницы мои погостить приехали к дядюшке из Унечи Брянской губернии, я их представить тебе хотел, а ты эдак оконфузился. Стыдно!

Несмотря на полученный выговор, проснулся Мартыныч в прекрасном расположении духа и, съев яичницу, направился в парк. Гулял, смотрел на солнышко, не замечая «голосистых», удовлетворенно припоминал, что за ночь Сидящий ударно проработал почти всю документацию, и приговаривал: «Что за день! Никаких отрицательных эмоций...»

© 2007, Институт соитологии