Изменить стиль страницы

С тех пор, как мы начали говорить на одном языке, я довольно много узнал о скрелингах – Гуннар по-прежнему называл их так. Эти аборигены обладали весьма развитым сверхъестественным чутьем, хотя их колдовские способности как правило ограничивались охотой и земледелием. Только плеяда великих шаманов, последним представителем которой был Ипкаптам, имела доступ в мир духов.

Именно там они черпали свое могущество.

Ипкаптам и его предки не снискали в племени особого почета. Они слишком часто злоупотребляли своими привилегиями. Однако пукавачи верили в редкостную удачливость их семьи. Я не сомневался, что как только удача отвернется от Ипкаптама, его сразу перестанут терпеть и уважать и, скорее всего, убьют.

Почти всю дорогу Гуннар шел поодаль от остальных. Его общества никто не искал. Пукавачи считали его кем-то вроде второстепенного демона. Ко мне они также относились с инстинктивным недоверием. Некоторые из них до сих пор думали, что я – перебежчик из лагеря какатанава.

Наш союз мог распасться в любой момент. У Гуннара и Клостерхейма были общие цели, но в один прекрасный день они станут помехой друг для друга. Гуннар, вне всяких сомнений, уже сейчас размышлял, как избавиться от меня после того, как я сыграю свою роль в его замысле.

Подобно моему почившему кузену Йиркуну, Гуннар очень много времени тратил на обдумывание планов, которые обеспечат ему главенствующее положение. Тот, кто не склонен к соперничеству, неизменно оказывается жертвой коварного противника. Сам я в любой ситуации действовал достаточно жестко и вероломно. Тому, кто прошел выучку мелнибонэйского посвященного, редко приходится предугадывать поступки врага. По крайней мере, так я считал. Подобный образ мышления вполне мог привести к тому, что мы попросту вымерли бы как люди.

Однако Гуннар был наделен столь же типичными слабостями и полагал, что я вынашиваю предательские планы с тем же старанием, что и он сам.

Его опасения могли быть справедливыми по отношению к Ипкаптаму или Клостерхейму, но только не ко мне. Я ничуть не удивился бы, если бы выяснилось, что наша экспедиция гоняется за химерами. Лично меня интересовал только создатель Черного клинка.

Викинги по-прежнему пребывали в отличном настроении. Увиденное убедило их в том, что где-то действительно существует город, в котором можно поживиться, даже если он и не выстроен из золота. Они сознавали преимущества своего железного оружия, хорошо представляли, где находится море и как можно вернуться к своему кораблю. Они оценили великолепные меха пукавачи и заметили, как те дорожат металлом, поскольку в их распоряжении было только железо астероидов и самородки, вылущенные из скал. Индейцы утратили свое легендарное умение добывать руду и выплавлять из нее металл. В результате маленький кусочек железа можно было обменять на целую груду дорогих шкур.

Я казался викингам носителем загадочной колдовской силы. К моему изумлению, шаман пукавачи не ощутил близость Щита полета, укрытого чехлом; по всей видимости, он был невосприимчив к сверхъестественному. Мне еще предстояло проверить, действительно ли владелец щита может летать, либо его духов можно пробудить только соответствующими чарами и заклинаниями.

Опыт показывает, что ценность большинства магических объектов определяется скорее доверчивостью покупателя, нежели заключенными в нем волшебными силами. Этот щит вполне мог не иметь никаких особых качеств кроме древности и связанных с ним суеверий. Гуннар отказался объяснить, каким образом он завладел им в Европе, но я подозревал, что щит достался ему в результате торговой сделки, вероятно, с кем-нибудь из людей Запада, которым, по словам Ипкаптама, был подарен этот щит. Однако здешние люди Запада должны были жить далеко от моря, разве что если мы сейчас находились на острове, но в таком случае можно было предположить, что они каким-то образом сумели обогнуть Край мира и приплыли сюда из китайских морей, в которых Гуннар побывал вместе с Розой на ее двухкорпусном "Или-или".

Мы немного поспорили, следует ли нам прибавить шаг, или сохранять нынешнюю скорость передвижения, чтобы не отрываться друг от друга.

Клостерхейм предупредил о надвигающейся зиме. С каждым днем становилось все холоднее. Мы шли к северу. Как правило, захватнические походы викингов и пукавачи начинались весной. Зима делала передвижение практически невозможным. Вскоре реки должен был сковать лед, сделав невозможным использование каноэ.

Поэтому мы созвали очередной совет и после недолгого обсуждения выслали на разведку наших самых быстроногих бегунов Азолингаса и Бомендадо, а также индейца по имени Нагачи. Окончательное решение было отложено до тех пор, пока мы не получим надежных сведений о том, что нас ждет впереди.

Трое разведчиков отправились в путь вечером, когда серое небо над нашими головами уже начинало темнеть. Задул восточный ветер, забираясь под одежду и швыряя нам в лица мокрый снег.

Опустилась ночь. Ипкаптам, Клостерхейм, Гуннар и я вновь собрались вокруг крохотного костерка в наспех собранном типи. Ипкаптам сказал, что зима наступила необычайно рано. По его мнению, первый снег должен был выпасть лишь через месяц. Он опять упрекнул нас в том, что мы оскорбили демонов ветра. Нам следует как можно быстрее добраться до воды. Дойти до земель какатанава по снегу намного труднее, а по льду и вовсе невозможно, поэтому нам придется ждать следующего года.

Шаман спросил, что по этому поводу думает Клостерхейм. Нет ли у него других магических союзников, которых можно призвать на помощь?

Нельзя ли каким-то образом умилостивить ветры, чтобы они относили снег прочь? Что, если он пожертвует Снежному ветру самое ценное свое достояние – жизнь собственных детей?

Клостерхейм сказал по-гречески, что уже истратил почти все свои силы, удерживая своего магического союзника лорда Шоашуана в состоянии вражды с нашими противниками. Он сумел вызвать этого демона главным образом благодаря особенностям здешнего мира, в котором обитают разумные ветры. Могло случиться и так, что именно Шоашуан наслал на нас плохую погоду. Но если позволить Белому Ворону принести Черное копье в город Какатанава, пукавачи никогда не смогут одолеть своих древних врагов и вновь обрести достоинство. Клостерхейм признался, что не может вызвать могущественных демонов, поскольку при всем своем сверхъестественном опыте он не сумеет управлять сразу двумя такими силами. Гуннар недовольно заметил, что мы и без того заключили слишком много сделок со стихиями, и пообещал поразмыслить над возникшим затруднением. От меня тоже было мало толку – мои возможности в этом мире были весьма ограниченными, хотя, чтобы выжить здесь, я почти не прибегал к наркотикам и колдовству.

– Иными словами, нам придется выжать все возможное из своих природных мозгов,- не без юмора заключил Клостерхейм.

Утром вернулся Бомендадо, радуясь тому, что вновь оказался в лагере. Он стоял у огня, содрогаясь всем своим худощавым телом в накидке из бизоньей шкуры. Африканец казался испуганным, ему было не по себе.

Он сказал, что двое других остались охранять находку, а его отправили сообщить нам о ней. В случае опасности они тоже вернутся. Они задержались только потому, что надеются хотя бы мельком увидеть обитателя холмов.

Еще ни разу я не видел Бомендадо таким встревоженным. Он явно опасался, что ему не поверят.

– Что вы там увидели?- требовательно осведомился Гуннар, с угрозой наставив на него палец.

– След,- ответил Бомендадо.- Отпечаток ноги.

– Значит, кроме нас здесь есть другие люди. Сколько их?

– Это не человеческая нога.- Бомендадо поежился.- Это был свежий след, и, осмотревшись, мы увидели еще несколько, но менее отчетливых.

Это отпечаток ноги великана. Мы пришли в мир гигантов, ярл Гуннар.

Мы так не договаривались. Ты не предупреждал нас ни о великанах, ни о Каменных людях. Ты говорил только о городе, который нетрудно захватить. Ты сказал, что люди прогнали великанов их этих земель, и им запрещено покидать свой город. Почему ты не предупредил нас о других великанах, свободно странствующих по свету?