- Ну и как же мы, в конце концов, поступим с этими деньгами?

   X X X

   Сытно пообедав, Ловкач, как всегда, вернулся в свою комнату и, водрузив ноги на подоконник, удобно устроился в любимом кресле. Справа, на широком подлокотнике, лежала глубокая стеклянная пепельница. От первого же неловкого движения Ловкача она очутилась бы на полу вместе со всем своим содержимым, но тот настолько уже привык к описанной выше рискованной позе, что, составляя единое целое с окружавшей его обстановкой, время от времени стряхивал пепел в пепельницу не глядя, лишь провожая взором степенно выплывающие наружу из широко распахнутого окна колечки сизого дыма. Сквозь окно в комнату проникал притягательный и глубоко способствовавший послеобеденной неге и правильному пищеварению аромат голубого небосвода. Именно в таком приятном состоянии души и тела любил Ловкач спокойно поразмышлять на отвлеченные и не очень отвлеченные темы.

   О, Господи! До чего же наивным, поверхностным и скучным человеком оказался на поверку его ближайший друг! Даже обидно, что он, Ловкач, так поздно понял это. Плоские идеалы, плоские чувства, плоское мировосприятие. Все его раздражает - даже один вид весело танцующей под рок и поп молодежи, как это он тогда выразился: "Тупо-сосредоточенные дегенеративные лица, стонущие в притворном экстазе...". Фу, какая жеманная, картинная, подхваченная где-то фраза. Ну как могут лица стонать? И как не стыдно ему повторять всякую чушь? Приспичила нужда выпустить из себя лишний пар, вот они и пляшут. Не любит он людей. И вообще - его поведением управляют довольно примитивные принципы. Впрочем, Ловкач, по-существу, ничего не имеет против того, что поступки его друга можно легко предугадать. Хуже то, что этот Чурка чересчур самонадеян и слишком уж уверен в его, Ловкаче, лояльности. Похоже, Чурка действительно поверил в то, что он, Ловкач, согласился участвовать в этом сомнительном предприятии под влиянием тех же примитивных принципов и горит желанием - подобно доморощенному Робин Гуду - воздать наконец Весельчаку сполна за все его грехи. Святая простота! Но сознайся Ловкач, что Весельчак чем-то ему импонирует, этот осел, его дружок, чего доброго, перестанет с ним здороваться. Поэтому сознаваться Ловкач ни в чем не собирается. Но, боже милосердный, какой наив, какое простодушие, глубоководное озеро простодушия чуть разбавленное ханжеским елеем, да и непомерное нахальство в придачу. И с чего это, с какого бодуна, его друг детства, этот оловянный солдатик, вообразил себя хозяйном жизни и присвоил себе право быть кому-то судьей?

   Иногда Ловкач искренне поражается убогости идеалов своего ближайшего приятеля. Вроде-бы начитанный, неглупый парень, культурные родители, с чего это он вдруг так... так разошелся? Ну с чего, скажите пожалуйста, загорелся сыр-бор? Что так его возмутило в Весельчаке? Что тот нечист на руку? Нельзя воровать? Нельзя посягать на народное добро? Нельзя запускать руку в государственный карман? Ну нельзя так нельзя, но ведь всегда воровали, посягали, запускали... Крали, крадут и будут красть, и ничего с этим не поделаешь, так уж устроен мир. Он, Ловкач, и впрямь лихо тогда прошелся насчет ворюг и хапуг у власти, ради красного словца прошелся, а господин Чурка с похмелья принял его слова всерьез и вздумал, что обрел единомышленника. Но... Черт возьми, когда таскаешь тяжести в чужой квартире, подпольному миллионеру таскаешь, дьявол его побери, - да какому там подпольному, об его миллионах каждой дворняге известно! - а потом в знак благодарности тебя потчуют всяческой недоступной обычным смертным снедью, приправляя ее поучениями в откровенно стяжательском духе, то в сердцах на другой день и не такое скажешь. Ну а насчет того, будто все воришки одинаковы, так Ловкач готов поспорить с кем угодно. Иногда Ловкачу хочется крикнуть в рожу своему дружку: очнись ты, вшивый утопист, оглянись кругом, ну кто из твоих близких, друзей, знакомых, самых-самых, кто из тех, с кем ты общаешься потому что они лучше других, Кто из них соблюдает законы до конца? У многих ли порядочных людей все в порядке с доходами, расходами, налогами, пропиской, тещами, тестями, жилплощадью, с биографией наконец? Почему же ты, осел эдакий, общаешься с ними, коли думаешь о них плохо? И вообще, да здравствует Феликс Круль, главное, по-моему, все же личность человека посягнувшего на казну или чужой карман, а не сама казна или содержимое этого кармана. С этой точки зрения, Весельчак, конечно же, много симпатичнее других воришек, да и мало разве он совершил другим добра за свою не очень долгую жизнь. Вон, спортплощадку целую отгрохал... А нынче они сами решились на грабеж, так что же, разве они ровня рецидивистам или карманникам? И ежели все пройдет как загадано, что скажет по этому поводу его дружок-чистоплюй? Да и чего он добивается, в конце концов? Дает ли себе труд задуматься над тем, что проповедует? Он, пожалуй, и в самом деле верит в то, что в идеальном обществе граждане обязаны существовать на свое скромное жалование, принимая за должное и ценники на товарах, и мелочную расчетливость, которую и скупостью-то не назовешь. И никому, за исключением редчайших единиц, заботливо поддерживаемых на пьедестале, не дозволено жить в свое удовольствие. Никто не высовывается, никто не тратит денег на глупости или игристое шампанское, никто не дарит любимым и нелюбимым женщинам пышные букеты из роз, гвоздик и тюльпанов, никто не залезает в долги и не расплачивается за них, никто не решается на отчаянные сумасбродства и на гостеприимное застолье, и так - от первого до последнего дня. Пусть спросит себя: кому нужны такое общество, такая скучная, блеклая, собачья жизнь? Неужели он полагает, что революция - его революция - произошла только для того, чтобы зашоренным, душевно ограниченным, серым как мыши и невозмутимым в своем неколебимом равнодушии к обычной человеческой улыбке чинушам, жилось лучше и спокойнее всех остальных? Черта с два! По его, Ловкача, глубокому убеждению, Весельчак уже потому симпатичнее всех этих скучных до зевоты бюрократов, что плюет им в лицо всем своим поведением. Но ему, Ловкачу, следует быть осторожным, не надо забывать и о том, что каким бы Чурка не являлся олухом, и как глубоки бы ни были его заблуждения, они все-таки друзья детства и им трудно обойтись друг без друга. Нет нужды выбалтывать все свои мысли, даже если абсолютно уверен в собственной правоте, - это бестактно. Да и потом, пусть Чурка в лучшем случае достоин лишь звания наивного идеалиста, справедливость требует признать за ним немало ценных качеств. Он честен, прямодушен, щепетилен, в меру начитан, на него можно положиться, к чему отталкивать такого человека? Ловкач готов платить определенную дань лояльности, не обострять без нужды отношения с Чуркой, создавать видимость единства, оставаясь на своих позициях в главном. Ну а вопрос о том, каким образом добывать себе деньги на пропитание - важная, но все же частность. Правда, об этом не следует говорить вслух, тем более, что личная репутация Ловкача, да и репутация всей его семьи - вне подозрений. Вплоть до сегодняшнего дня - он кристален в финансовом отношении. Его другу, как и всем вокруг него, отлично известно, что в его небольшой семье не водятся и отродясь не водились шальные деньги. Считается, что его родители получают высокую зарплату, а на деле все деньги расходятся почти без остатка. Сколько благ проходит мимо, и от них приходится отказываться с тем большей болью, что они действительно существует на свете. Они бедны, это факт, а Ловкачу надоела бедность, засиделась она у него в печенке. Ведь так и жизнь пройдет. Но просто так взять и сказать своему старому другу, что готов наплевать на принципы, ради того, чтобы вырваться из унизительной, тягучей паутины... Ну нет, пока это лишнее. Тот его просто не поймет, не дано, ментальность не та. Получился бы разговор на разных языках. Хотя, вроде бы, чего тут не понимать? А Весельчак-то прав. Ну - сегодня, ну - завтра, а дальше что? Не вечно же сидеть на шее у родителей. Небогатые они, так что же, неужели он при всех своих способностях обречен на бесславную гибель от острой финансовой недостаточности? И жизнь промелькнет мимо на машине, которая никогда не будет ему принадлежать? Но если так, если действительно так, разве хоть кто-нибудь на свете обладает правом помешать Ловкачу разорвать путы любым доступным ему способом? Нет, мои дорогие, он вовсе не желает всю жизнь стоять на обочине разинув рот. Мир не так однозначен, как это представляется Чурке. Выбор есть, и выбор этот, кстати говоря, предельно прост. Либо вечное смирение, либо переход в иной социальный клан. За этой внешней простотой, однако, скрывается подвох. А что если в этом преисполненном условностями обществе статус бедного, но порядочного интеллигента все же ценится выше богатства? "Мерседес", спору нет, великолепная машина, но, как это ни печально, люди его круга все-таки предпочитают благочинную репутацию академика сомнительной репутации дельца, и с этим тоже приходиться считаться. Выходит, выгоднее смириться, но... Но если поставить на карту все, нырнуть незаметно из клана в клан на часок-другой, за этот звездный час сделать себе будущее, и сразу же вынырнуть обратно, то он согласен. Согласен, слышите вы! А сейчас как раз такой шанс, зырк - туда, зырк - обратно, надо только рискнуть и не упустить его, не сдрейфить в решающий момент. Рискнуть один раз, всего один, и навсегда обеспечить себе сытую жизнь. Ну, если не навсегда, то, во всяком случае, надолго. Срок зависит от количества денег упрятанных в сейф, который они договорились вскрыть. Смешно, но факт: согласия в этом вопросе они достигли немедленно - противоположности, как говорится, сходятся. И что с того, что друг его детства собрался ограбить чужую квартиру не по экономическим, а по идеологическим соображениям? Дитя! Что ж, тем хуже для него. Но сама идея - идея выкрасть деньги, уже украденные другим, - Ловкачу весьма по душе. Перекочевав в их руки эти грязные деньги как-бы очистятся, облагородятся, а ради чистых денег Ловкач тем более готов рискнуть. И вообще, тот кто хочет достичь чего-то стоящего в этой жизни - не имеет права на трусость. В конце концов, должен же он когда-нибудь проверить себя в деле. И пускай им движут более чем земные мотивы, кто может узнать об этом? Только бы все прошло хорошо, а после... После он что-нибудь придумает для этого большого ребенка, своего компаньона. Главное, чтобы он держал язык за зубами. С деньгами Ловкач получит высшее благо - Независимость. Богатому человеку нечего страшиться плебейских напастей - потери работы или смены настроения у непосредственного начальства. Вот ради этого в конечном счете он и рискует. В случае провала ему грозит не очень длительное лишение свободы - несколько лет за недоносительство, не больше. Ведь в порыве р-р-революционного энтузиазма Чурка взял на себя всю черновую работу. И если Чурка принесет-таки деньги, то Ловкач рассчитывает хотя бы на тридцать процентов. Хотя идейный Чурка, по всей вероятности, предложит ему половину. Что ж, в таком случае Ловкач отказываться не станет.