Котова Анна

Небо бескрылых

— 1-

"Либерасьон" уже вошел в Грандстрим, когда лейтенант Веи обнаружил на борту незарегистрированного штатского. Штатский сидел между мешками с мукой и крепко прижимал к груди надкусанный ломоть твердого кирейского сыра. Глаза штатского сверкали из-под лохматой челки, замурзанные щеки двигались — он спешно дожевывал сыр.

— Оголодал? — с обманчивой лаской в голосе спросил лейтенант Веи.

Штатский судорожно сглотнул и подобрался.

— Вставай, негодник. Попался — теперь не взыщи. Придется сдаваться.

Штатский шмыгнул носом и встал.

— Ну и ладно, — сказал он независимым тоном. — Подумаешь.

Веи вывел арестованного из кладовой и подозвал кока.

— Сержант Анео, в вашем хозяйстве непорядок. Я поймал в кладовой крысу. Проследите за ней, пока я доложу на мостик.

— Я не крыса, — вскинулся арестованный.

— А кто же ты, если шаришься по кладовым? — неприятно улыбнулся Веи, подходя к переговорному устройству. — Докладывает лейтенант Веи. На камбузе обнаружен посторонний. Сао, это ты? Передай адмиралу — это его младший сын.

— 2-

Я не видел снегов моей родины с детства. Я забыл, как завывает метель в печной трубе, как трескаются на морозе губы, как окутаны паром морды оленей, тянущих сани селянина по обледенелой до железного звона дороге. Но иногда во сне я вновь возвращаюсь туда; мне десять лет, я заблудился во дворе собственного дома по пути от крыльца к гаражу. Ледяной ветер сбивает с ног, колючий снег залепляет глаза и режет щеки, и я все кружу и кружу в серой обжигающей мути, и понимаю, что вновь свернул не туда, и в пятый раз прохожу мимо колодца… в десятый… в двадцатый… Этот сон никогда не кончается, я кружу, задыхаясь, по двору, пока не нахожу в себе сил проснуться и вспомнить, что на третьем круге меня перехватил Юстин.

Ни Георгий, ни Юстин, ни папа не снятся мне никогда.

— 3-

В доме только и говорили, что о скором походе через Грандстрим на новейших кораблях, которые строились в великой тайне на гильдейской верфи в Аррау. Говорили, конечно, тоже в великой тайне, и если замечали поблизости младшего, сразу замолкали. Да разве можно скрыть хоть что-нибудь от двенадцатилетнего шустрого пацана с большими внимательными ушами и острыми глазами? Разве он пропустит такое событие, как визит тощего белобрысого гильдейца с оловянным взглядом и клеймом на лбу? В тот раз не удалось подслушать, о чем отец говорил с гостем, потому что у дверей кабинета встали навытяжку еще два гильдейца, молодые, с каменным выражением на лицах, а у окна ошивался командор Акаи. Но для человека, мало-мальски умеющего мыслить логически, главное было ясно.

На верфях в Аррау строят корабли. Отец — адмирал. Гильдеец чего-то хочет от отца.

Значит, скоро новый флот поднимется в небо, это нужно Гильдии, а поведет корабли отец. И поход, скорее всего, будет через Грандстрим — и может быть, даже в таинственный Анатоль, где, по слухам, растут абрикосы. Алекс однажды пробовал абрикос — гильдейский гвардеец угостил. Волшебный, незабываемый вкус! И аромат… Алекс посадил косточку под окном, но она не проросла. Когда Георгий узнал, он долго смеялся: "Наше лето, когда ночами замерзает вода, не годится для абрикосов, глупышка Алекс. Вот в Анатоле…" Старший брат тоже никогда не бывал по ту сторону Грандстрима, но у него были знакомые гильдейцы, а уж те, конечно, знали.

Словом, когда стало ясно, что отец и старшие братья уходят в Грандстрим, Алекс просто не мог остаться дома. Сидеть в четырех стенах, потому что на дворе минус пятьдесят, зубрить математику с историей — и пропустить такое событие! Не так-то просто было пробраться в отцовский автомобиль, да не замерзнуть в багажнике, да вылезти наружу на Аррауской базе, чтобы никто не заметил, да просочиться на борт — под самым носом у часового и, что еще труднее, — у гильдейского гвардейца с ледяным взглядом, который, кажется, и затылком видит, а уж слышит своими острыми ушами… И все это Алексу удалось, и вот теперь так глупо попасться!

Но вышло все-таки не очень плохо, потому что сержант Анео только поглядел на голодную мордаху пацана — и сразу налил ему большую миску густого флотского супа.

А флагман в Грандстриме отец разворачивать не будет. Даже из-за непутевого младшего сына.

Конечно, на досуге адмирал Филипп Роу будет страшен в гневе. Но сейчас ему просто некогда.

Вот и славно!

— 4-

Небо огромное, куда больше, чем видит глаз.

Небо принимает тебя, и ты падаешь, падаешь в него — и падение бесконечно. И только потом понимаешь, что так и не оторвался от земли.

Это небо бескрылых. Оно прекрасно, таинственно, оно завораживает и пугает.

Но небо крылатых — это яд, растворенный в крови. Иногда мне кажется, что если полоснуть ножом по руке, из раны потечет небо, синее, густое, с хлопьями облаков. Я знаю — это не так. Я разбился однажды о небо, и кровь моя была так же красна, как на земле.

Крылатые либо живут в небе, либо умирают там.

Я знаю — я с детства крылат.

— 5-

Юрис и Клеа гонятся друг за другом в воздушном потоке. "Не поймаешь, не поймаешь", — распевает Юрис, ловко ускользая от звездочки своей верной подружки. "Госпожа Юрис, осторожнее!" — отвечает Клеа, повторяя лихой вираж. Не дай боги, случится что-нибудь. Юрис шустра, неугомонна и любопытна. Детство бродит в ней, толкая от авантюры к авантюре. Вот пожалуйста: ныряет в облака, скрывается из виду, а на позывные не отвечает.

Все ей игрушки, даже Грандстрим.

"Госпожа Юрис, пора возвращаться!"

А она выныривает из облачной стены, и голос ее необычайно серьезен: "Клеа, скорее домой! Там идут корабли!"

Юрис бежит по гулкому коридору, волосы ее расплелись и развеваются за спиной. Клеа едва поспевает за ней.

— Ареландис, отец у себя?

— Да, но, госпожа Юрис, он занят… Постойте, госпожа! — даже не притормозила, врывается в зал совещаний, кричит:

— Отец, через Грандстрим идет чужой военный флот, у них пушки, я видела!

Отец бледен, смотрит странно. Вокруг него его советники — с бластерами в руках, дула направлены на отца. Несколько стволов поворачиваются в сторону Юрис и Клеа.

— Хорошо, что вы здесь, принцесса, — скалит зубы Сандис Эраклеа. — Не придется искать вас по всему дворцу. Господин Бассианус, будьте добры, не отвлекайтесь от нашего дельца. Руки за спину! Марш! — и, обращаясь к другим советникам: — Это прибыли наши союзники из Дизита. Кузен Эдонис, как всегда, точен.

Распахиваются двери, врываются отцовские гвардейцы. Клеа реагирует мгновенно: швыряет Юрис на пол, падает сама, прикрывая ее своим телом, и шепчет:

— Госпожа, через Цветочный кабинет и лестницу для слуг — в ангар!

Девчонки на четвереньках пробираются к боковой двери. Над головами шипят разряды. Прямо перед Юрис падает залитый кровью Ареландис. Глаза его пусты, рука скребет пол, оставляя кровавые полосы.

— Скорее, госпожа, — шепчет Клеа, и Юрис, очнувшись, огибает тело улыбчивого офицера, который всегда был с ней ласков… не думать, бежать, бежать… Они проскальзывают в Цветочный кабинет; по его двери ударяет заряд, но они уже перебежали кабинет по диагонали, Клеа отодвинула декоративную панель. Лестница. Задвинуть панель — и вниз, вниз.

— Наши звездочки еще стоят на взлетной полосе, — торопливо шепчет Клеа. — Сразу в них — и наружу.

— Да, конечно, — кивает Юрис.

Но звездочки больше не годятся для полета — девочки сразу это поняли, едва выбежали в ангар.

В ангаре шел бой.

Высокий мужчина заметил девчонок, кинулся к ним.

— Хорошо, что вы здесь. Скорее, скорее… — в лифт, вниз, вниз — к папиному "Урагану". По лестнице, вьющейся вокруг лифтовой шахты, бегут и стреляют люди в белых мундирах, и Юрис давно не понимает, кто здесь спасает ее и Клеа, а кто — хочет убить. Ясно только, что вот этот высокий мужчина, который вскочил в лифт вместе с ними и который падает, потому что загородил их собой, был их другом. Юрис не помнит, как его зовут.