Изменить стиль страницы

Jókai Mór

Sárga rózsa

Мор Йокаи

Жёлтая роза

Повесть

Перевод И. Салимона

Жёлтая роза main.png

Мор Йокаи

(1825–1904)

Выдающийся венгерский писатель Мор Йóкаи родился в городе Комаром в семье адвоката, учился в Пожони, а затем в колледже города Папа, где познакомился с будущим величайшим поэтом Венгрии Шандором Петёфи.

Творческое наследие Йокаи, начавшего писать ещё в ученические годы, измеряется десятками крупных произведений. Неоднократно обращается он к теме революции 1848 года, участником которой был сам на первом её этапе. В 1850 году, скрываясь от контрреволюционных властей, он пишет произведения, посвящённые только что пережитому периоду борьбы за национальное освобождение Венгрии («Записки из убежища», «Революционные баталии»). В 1869 году Йокаи снова возвращается к этой теме в одном из лучших своих романов — «Сыновья человека с каменным сердцем». Писатель широко изображает в нём венгерский народ в период революции — крестьян, ремесленников, городскую интеллигенцию.

Йокаи — представитель романтического направления в венгерской прозе. Он создал много больших исторических романов, в том числе широко популярные на родине писателя произведения: «Турецкое владычество в Венгрии» (1853), «Раб Раби» (1879) и другие. Бурное развитие капитализма в Венгрии за последние десятилетия XIX века нашло своё отражение в романах Йокаи «Чёрные алмазы» (1870) и «Золотой человек» (1873).

Одним из последних произведений писателя была повесть «Жёлтая роза» (1893). Герои её — жители венгерской степи Хортобадь, простые крестьяне, скотоводы, табунщики. Автор с большой художественной силой рисует народные нравы, обычаи и ярко изображает природу венгерской степи.

Б. Гейгер

1

В те времена железная дорога ещё не пересекала хортобадьской степи, да и на всём Алфёльде[1] не было железной дороги. Заболоченные берега Хортобади тоже не были осушены; двухколёсная мельница весело шумела на маленькой речушке, в камышах привольно жила выдра.

Ещё только забрезжил рассвет, а уже по ровной замской степи, простирающейся «по ту сторону» вод Хортобади (если считать Дебрецен центром вселенной), ехал рысцой молодой всадник. Откуда он и куда держит путь, угадать трудно. В степи нет дорог и тропинок: след от колёс или копыт тут же зарастает травой. До самого горизонта только трава и трава: ни деревца, ни колодца с журавлём, ни одинокой хибарки — ничто не нарушает царственного величия зелёной пустыни. Лошадь идёт сама по себе. Седока одолевает сон; он дремлет в седле, склоняясь то в одну, то в другую сторону, однако ноги его неизменно остаются в стременах.

Надо думать, это пастух-гуртовщик, так как рукава его рубахи подвязаны внизу; широкие, они, развеваясь, мешали бы управляться со стадом. На нём синяя жилетка, чёрные штаны, через плечо свисает на ремне с пряжкой тоже чёрная, расшитая шёлковыми цветами бурка. В левой руке он держит спущенные поводья, на правой болтается кнут, а в луку седла воткнута длинная дубинка со свинцовым набалдашником.

К его широкополой шляпе приколота жёлтая роза.

Временами, когда лошадь встряхивает головой и на попоне шуршат кожаные украшения, задремавший парень на миг просыпается. Он тотчас же ощупывает шляпу: цела ли жёлтая роза, не потерял ли он её? Затем он снимает шляпу и с наслаждением нюхает розу (хотя она и не пахнет розой); потом снова лихо заламывает шляпу набекрень и запрокидывает назад голову в надежде увидеть на ней свою розу.

Иногда, чтобы разогнать сон, пастух начинает напевать свою любимую песенку:

Не было б корчмы так близко.
Не было б вина там с искрой,
Золотой — бутыль, медяк — и кружка.
Потому хожу к тебе, подружка,
Ангел мой, свет ты мой, поздно так…

Но вот голова его опять клонится на грудь: он дремлет.

Вдруг парень просыпается от толчка и с ужасом замечает, что жёлтая роза потеряна.

Не долго думая он поворачивает коня вспять и пускается на поиски розы. Он ищет её в море травы, пестреющей жёлтыми цветами; теперь как раз время цветенья гусиной лапки, полевого горошка и лилий. И всё-таки он находит среди них пропавшую розу, снова прикалывает её к шляпе и мурлычет ту же песенку:

В моём садике цветёт яблоня весною,
Из-за цвета всё сокрыто белой пеленою:
Не видать гвоздики с шапкою густою,
Девушки не видно с длинною косою, —
Я ищу её напрасно, где она — не знаю…

А потом он опять погружается в сон и снова теряет розу. Проснувшись, он, как и в первый раз, поворачивает лошадь и отправляется искать потерянный цветок. На сей раз он находит его среди алых шапок пышно цветущего репейника. Эх, и досталось же этому репейнику! Как смел он целоваться с его розой?!

Растоптав сапогами репейник, он вновь вскочил в седло. Будь этот парень суеверен, не приколол бы он в третий раз к своей шляпе жёлтую розу. Понимай он язык птиц, знал бы, о чём поют сотни и сотни жаворонков, приветствующих раннее утро где-то в недоступной взору вышине: «Не прикалывай жёлтой розы», — высвистывают они на разные голоса. Но очень уж «толстокож» хортобадьский парень: не ведает он ни страха, ни суеверий.

Не мало времени потратил он на поиски розы среди травы, но, пожалуй, ещё больше на то, чтобы добыть эту розу. К утреннему водопою он должен быть у загона заменой степи. То-то будет ругаться старший гуртовщик!

Ну и пусть! У кого на шляпе такая жёлтая роза, тому и гуртовщик не страшен.

Вдруг его будит ржание. Его конь с белой отметиной на лбу узнал летящего навстречу гнедого скакуна и уже издалека приветствует своего старого знакомого.

На гнедом скачет табунщик. Это нетрудно понять по широким рукавам рубахи, по белой, расшитой тюльпанами бурке, по аркану, переброшенному через плечо. Но лучше всего это видно по тому, как свободно, без подпруги, обычно стягивающей брюхо лошади, накинуто седло на спину коня.

Всадники тоже издали узнали друг друга и, пустив коней галопом, поспешили друг другу навстречу.

Лицом оба они — типичные венгры, хотя совсем не схожи между собой. Такими, вероятно, были первые венгры, пришедшие сюда из далёкой Азии.

Пастух — широкоплечий, коренастый, крепко скроенный парень с толстой шеей. Черты лица у него крупные, щёки румяные, подбородок, рот и брови выражают спесивую удаль; маленькие усики остро закручены кверху, каштановые волосы подстрижены в кружок, а глаза карие, хотя с первого взгляда и кажутся зелёными.

Табунщик строен, широк в, плечах, ноги у него сильные, а грудь выпуклая, могучая. Лицо цвета позолоченной бронзы, рот, нос и брови само совершенство; маленькие чёрные глаза блестят, словно угольки, чёрные усы сами задираются вверх, чёрные как смоль волосы крупными волнистыми прядями спадают на плечи.

Лошади приветствуют друг друга громким весёлым ржанием. Табунщик первым окликает своего приятеля:

— Здорово, дружище! Что так рано поднялся? Или ты совсем спать не ложился?

— Здорово, приятель. Нет, спал. А кто убаюкал, тот и разбудил вовремя.

— Откуда держишь путь?

— Да вот с матайского хутора. Заезжал к ветеринару.

— К ветеринару? Ну, тогда приканчивай своего Белолобого.

— А зачем мне его приканчивать?

— А затем, что его обогнала докторская кляча. С добрых полчаса назад я видел, как он тащился в своей бричке к матайскому загону.

— Ну, это ты брось, дружище! Твой гнедой тоже частенько плетётся позади сивого осла старшего чабана.

вернуться

1

Алфёльд — Большая Венгерская, или Средне-Дунайская низменность (здесь и дальше прим. Б. Гейгера).