Двигатели самолёта ИЛ-62 тихо шипели, а крыло, на которое смотрел Ерофей Павлович, слегка подрагивало. Самолет, летящий рейсом Москва – Гавана находился где-то над Атлантикой. Полет, в общем-то, проходил успешно, если не считать лёгкого подрагивания лайнера всем корпусом, самолёт в воздухе будто натыкался на какие-то невидимые препятствия. А чуть позже, возвращаясь из туалета расположенного в хвостовой части воздушного судна, Ерофей Павлович неожиданно для себя обнаружил одну очень удивительную деталь. Корпус самолёта, в очередной раз слегка вздрогнув, стал немного изгибаться по всей длине, лайнер был словно живой, чего раньше Ерофей Павлович как-то не замечал, чему не мало и удивился.

– Дааааааа... – подумал он про себя. – Вот если же самолёт, так виблирует в воздухе, виблирует, а у него потом что-нибудь отвалится, да с такой умопомрачительной высоты камнем вниз, да обо что-нибудь... И в хлам! Ведь все почки себе отшибёшь! А то и вовсе богу душу отдашь.

Он нарисовал в голове такую картину, от чего в затылке у него неприятно так занемело, засвербело, заклокотало, постепенно начав отдавать в висках маленькими железными молоточками.

– Не приведи господи! – подумал он и три раза перекрестился.

Во время полёта погода была как по заказу, ни облачка тебе и ни тучки. Воздушный океан просто захватывал своей необъятностью и непостижимой для людского ума бездной. Поверхность океана с такой высоты далеко и хорошо просматривалась, на её глади то тут, то там появлялись океанские корабли, которые бороздили водные просторы. Одни шли караванными путями, а другие так, просто своим курсом. Водная гладь внизу была ровная как зеркало, отсвечивая от поверхности, она иногда заигрывала с самолётом яркими солнечными зайчиками, от которых Ерофей Павлович закрывался и неприятно щурился.

Под крылом самолёта была её величество Атлантика, со всей своей грандиозной мощью и бесконечностью.

Наверное, только с такой высоты человек понимает, насколько огромен мир, и насколько он в нём мал, представляя собой маленькую такую, совсем малюсенькую букашечку, целиком и полностью находящуюся в зависимости от этой большей и огромной стихии.

Ерофей Павлович откинулся на спинку удобного кресла, и не то, что бы задремал, а так, погрузился в свои собственные размышления.

Скоро Гавана, скоро Куба, буквально несколько часов полёта осталось. А там всё должно быть хорошо, в этой командировке, которая для него была очень важная и необходимая, после которой он будет уже начальником отдела статистики института свободного времени. Он так долго мечтал о такой должности, но ему не везло. Его товарищи по институту уже высоко поднялись в министерстве, на самые, что есть высоты, забрались, а он всё никак, всё топтался в старших сотрудниках.

– Почему мне всё время так не везёт в жизни? – пытался разложить по полочкам и проанализировать ответ на поставленный вопрос Ерофей Павлович, на самом деле, до конца ещё не осознавая разницу между, когда просто не повезло, а когда не повезло совсем.

То командировка в Гавану у него чуть было, не сорвалась, то с билетами была целая беготня. Ботинки стоптал, пока всё оформил. То на самолёт чуть не опоздал, автобус по дороге в аэропорт сломался, и ещё пробка была такая, что ему с тяжелым портфелем пришлось бежать бегом. Еле, еле успел, да так по дороге запыхался, что сердце чуть из груди не выскочило... Пока такси поймал, да таксист такую сумму гад заломил, христопродавец, что рот и не выговорит. Что б ему пусто было, что б ему окаянному эти деньги потом колом поперёк горла встали... Но мытарства его закончились, события срослись и вот парит он над Атлантикой в небе.

Да и раньше у него были одни неприятности. Вся жизнь прошла как-то так, через пень-колоду, а теперь такие перспективы открываются, просто головокружительные.

Тут самолёт, в очередной раз слегка вздрогнул и Ерофею Павловичу показалось, что шум реактивных двигателей изменился и стал чуть, чуть другой. Серебристый красавец ИЛ-62 немного «клюнув» носом вроде бы как стал снижаться, пассажиры ощутили лёгкую невесомость, а Ерофей Павлович ещё продолжал какое-то время копаться в прошлом, то, судорожно пытаясь найти ответы на вопросы, которые давно уже не давали ему покоя, то опять бродил мыслями по жизни. А когда шум двигателей сменился ещё раз, он, открыв глаза и глянув в иллюминатор, увидел, что высота стала меньше, чему удивился ещё больше, ведь до Гаваны было ещё порядком, а под ними только океан. Он посмотрел на соседа справа, но тот спал, слегка сопя и похрапывая. Потом его взгляд привлекла стюардесса с подносом, на котором находились свистки, она ходила по проходу и раздавала их всем пассажирам.

– Скажите, пожалуйста? – со всех сторон послышались робкие возгласы. – Зачем нам... свистки? – пока ещё с улыбкой спрашивали её пассажиры.

На что та попыталась ответить как можно спокойнее, одновременно принося извинения от себя и от имени аэрофлота, за возможные временные неудобства.

– Видите ли, в чем тут дело... – как можно вежливее объясняла она. – Наш самолёт, по техническим причинам совершает вынужденную посадку на воду, где могут появляться акулы, и что бы они вас, как бы это сказать, не укусили, вам выдаются свистки, которые отпугивают акул.

– Ну, всё! Теперь мне обязательно или свисток бракованный попадётся, или акула глухая... – в досаде выматерился про себя Ерофей Павлович с осознанием того, что у него всегда всё было не так и не в тему.

Доставая из-под кресла жилет, он стал пристёгиваться ремнём безопасности, в душе молясь изо всех сил, он хватался за голову – Оууууу! Пронеси меня господи! Оооо...! Спаси дорогого и сохрани...

Высота падала, поверхность Атлантики была уже совсем близко. Все сидели тихо как мышки, не было ни возни, ни паники. Красавец самолет, сделав несколько замысловатых виражей, сначала коснулся корпусом водной глади, а потом и вовсе приводнился на её поверхность, подняв в воздух тучу бриллиантовых брызг. Впрочем, скоро за бортом всё успокоилось, и было такое ощущение, что ты не на каком ни на самолёте, а на корабле.

Экипаж и бортпроводницы быстро забегали по салону, выполняя свои обязанности, они призывали покинуть самолёт быстро без паники, пока он находится на плаву. Всё было организованно грамотно. Подошла очередь Ерофея Павловича покидать борт терпящего бедствие лайнера, он смело шагнул в бездонные воды океана, но перед тем, как спас жилет вытолкнул его на поверхность, он полностью погрузился с головой в воду, ощутив на губах её горько-солёный вкус.

На поверхности был полный штиль, жара, и ни малейшего дуновения ветра. Вода оказалась тёплой, как парное молоко. Все пассажиры были в оранжевых жилетах и «висели» в воде как поплавки. Уже стали надуваться спасательные плоты, кое-кто уже делал попытки в них забраться. А Ерофей Павлович, крепкой рукой сжимал ручку портфеля с важными служебными документами, который сковывал его движения и мешал ближе подплыть к плоту для того, что бы тоже в него забраться, в этот, так желанный ему кусочек спасительный оранжевой «суши». Он начал неловко барахтаться, загребая одной рукой, но получилось так, что он оказался от всех, как бы чуть, чуть в стороне.

– Вот накупаюсь-то! – подумал он, сначала вовсе не замечая чёрный плавник акулы появившийся над водой, пока ещё на довольно большом расстоянии, но уже заходивший на него как торпеда, которая грозила серьёзными неприятностями.

Он всё осознал, когда акула была уже в нескольких метрах. Разжав руку, он бросил портфель на верное потопление и стал дуть со всей силы в свисток. Свисток оказался исправным, он издал звук, похожий на крик смертельно раненой птицы.

А дальше, всё было словно в кино. Зловещий плавник, приближаясь, всё ближе шел на него. Его опасения подтвердились, акула на свисток просто не среагировала. Наверное, она на самом деле была глухая, возможно, раньше её где-то сильно контузило, а может быть, она была такой от рождения, теперь кто её знает.