Белкин Сергей Николаевич

А Фост Одатэ..

Светлой памяти

Александра Валентиновича Белоусова

Из мемуарного цикла "Портреты"

Единственный подлинный рай - потерянный.

Х.Л. Борхес

Вы, господа, наверняка, каким-либо образом представляете себе гибель цивилизаций. Возможно, в виде потопов, землетрясений, громов и молний, разверзшейся земли. При этом вам слышатся стоны и крики гибнущих людей, а как итог катаклизма - пустыня, вымершая земля, и только спустя тысячелетия, быть может, снова начинается организованная жизнь ...

Но вовсе не обязательно это бывает именно так: мы с вами, между прочим, непосредственные участники безвозвратной гибели неповторимой и высокоразвитой цивилизации. Ее исчезновение прошло относительно тихо, и главное - никаких выжженных пустынь и лунных ландшафтов. Внешне все осталось почти таким же, как и раньше, даже люди, в основном, остались живы ...

Ан цивилизации-то уж и нет! Жизнь - есть, а прежней-то цивилизации - нету-ти...

И то, что считалось прежде сорняком, почитается как достойный цветок и плод. А и как же не признать лебеду царицей флоры в безводной пустыне?

Гибель цивилизации не обязательно есть смерть - это просто другая форма жизни. В результате усилий, люди способны от одной цивилизации перейти к другой, которую они посчитают более совершенной и назовут это прогрессом. Могут, однако, уничтожив одну цивилизацию, не создать взамен ничего, позволяя ветрам и дождям разрушать храмы, а сорнякам покрывать красивым зеленым ковром некогда оживленные улицы, площади и дворы. При желании, и это можно назвать прогрессом, провозглашая злом любую антропогенную сущность. Можно, однако, поступить и третьим способом, - уничтожив сердцевинную суть одной цивилизации, на ее материальном остове, в тех же стенах, начать новую жизнь: развесить образы новых кумиров и начертать новые заповеди, а несогласных, либо неверных - изгнать, поработить, казнить.

Так Святая София в Константинополе была превращена в мечеть, а древние фрески с ликами православных Святых и Апостолов были вырублены кривыми ятаганами. И уже другой голос, на другом языке призвал новых людей на новую молитву... И - заметьте - тоже во имя любви, добра и счастья...

И как узнать нам, что есть благо, что есть прогресс? И надо ли нам знать об этом?..

Я приглашаю вас совершить несколько путешествий в утраченный мир, перебирая, как, археолог, всякие осколки и остатки, сохранившиеся в культурном слое моей памяти.

Сегодня я поведу вас в "наш институт".

Если бы можно было бы каким-то образом измерить интеллектуальный потенциал разных организаций и учреждений Кишинева периода, скажем, семидесятых годов, а потом на макете города каждую организацию изобразить в виде параллелепипеда, высота которого будет пропорциональна коэффициенту интеллектуальности, то, несомненно, наш институт возвышался бы над всем городом, как огромный небоскреб. Все остальное выглядело бы как холмистая равнина с отдельными небольшими избушками и столбиками. Не хочу чересчур обидеть другие институты и университет - они, конечно, тоже были бы достаточно заметны, просто наш институт еще и на вершине холма!

"Наш" корпус - это Академическая, 5. Здесь находился Институт прикладной физики АН МССР, Институт математики с Вычислительным центром, Отдел энергетической кибернетики.

Я не пишу историю научных исследований в Молдавии или историю нашего института. Скорее всего, я просто хочу поделиться своими эмоциональными воспоминаниями о том, чего уж нет, и более не будет никогда.

Вначале о самом здании, в котором находился Институт. Это большой четырехэтажный корпус, расположенный параллельно улице Академической, торцом выходящий в сторону Котовского шоссе. Сначала вход в здание был с этого торца, а потом, когда построили двухэтажную пристройку для Вычислительного центра, их соединили, и входить все стали с Академической, через главный вход.

О существовании этого здания и находящихся в нем заведениях я узнал от своего старшего брата, который в конце шестидесятых годов начал работать в лаборатории электроискровой обработки материалов. Ею заведовал Борис Романович Лазаренко. Он же возглавлял и Институт прикладной физики. От своего брата я много слышал об этом Лазаренко, но - самое для меня удивительное - он был упомянут в школьном учебнике физики! Это просто поражало воображение - Ньютон, Ампер, Гальвани, Фарадей, Паскаль - и "супруги Лазаренко, открывшие метод электроискровой обработки материалов".

Борис Романович был, несомненно, личностью столь же яркой, сколь и противоречивой. Талантливый изобретатель, опытный организатор науки, он не был научным эрудитом и не отличался глубиной знаний в фундаментальных областях науки. И, тем не менее, Институт создал он и, как теперь стало ясно, достаточно эффективно им управлял вплоть до своей смерти в 1979 году.

Но пусть о нем напишут те, кто знал его ближе, чем я.

Институт тогда был еще в, так называемом, химкорпусе - соседнем здании, где ныне, но вряд ли присно, пребывает Институт химии.

Когда был построен новый корпус, состоялся переезд. Для всех, кто в этом принимал участие, событие приобрело характер важнейшей реперной точки на шкале времени: до переезда, после переезда.

Но это тоже не мои воспоминания.

Мои воспоминания начинаются с рассказа старшего брата о том, что угол здания нового корпуса декорирован рельефным панно, на котором выдолблен чертеж к теореме Пифагора, математические формулы, а во дворе сделан фонтан в форме ленты Мёбиуса.

Последнее обстоятельство ранило в самое сердце. Мои первые сведения о ленте Мёбиуса были связаны с популярным некогда романом "Экипаж "Меконга". Напомню сюжет: один изобретатель с помощью, скажем так, электрода, изготовленного в форме кольца, или ленты Мёбиуса, создал такое устройство, что любое тело, прошедшее сквозь это кольцо в момент течения через нее тока, становился "проницаемым"! То есть, оставаясь видимым, любой предмет, став "проницаемым", (в том числе и человек!) мог проходить сквозь любые препятствия, не встречая сопротивления среды.

Эта идея будоражила юношеское воображение, порождала множество прекрасных фантазий. Однако, читая книгу еще в младших классах школы, я думал, что "лента Мёбиуса" - просто выдумка автора, некий словесный образ, за которым ничего не стоит. Впоследствии, я узнал, что такое "лента Мёбиуса" и отнесся к использованию этого образа в качестве фонтана как к высокому проявлению эрудиции и интеллекта. Ну, как тут было не восхититься!

Первое памятное посещение этого замечательного места состоялось в 1973 году, когда я, сопровождаемый доктором физико-математических наук Святославом Анатольевичем Москаленко, пришел к нему в Отдел теории полупроводников и квантовой электроники, чтобы подготовить курсовую работу.

Святослав Анатольевич провел меня по комнатам и со всеми познакомил. В первой комнате, напоминавшей зимний сад, находились кандидаты физико-математических наук Петр Иванович Хаджи, Мирча Илларионович Шмиглюк и Мирча Флорьевич Миглей. Шмиглюк оказался именно тем, кто здесь разводил цветы. Цветов было очень много, поэтому для их размещения была выстроен специальный трехуровневый стенд. Во второй комнате находились кандидаты физико-математических наук Александр Васильевич Леляков, Анна Ильинична Бобрышева и Иван Иванович Жеру. В третьей комнате находился кабинет Святослава Анатольевича. В этот свой приход я больше ничего и не увидел. Моим руководителем был назначен Мирча Флорьевич Миглей. Курсовая писалась так: к концу срока, когда надо было что-то сдавать, Святослав Анатольевич дал мне переписать часть введения к своей монографии "Бозе-эйнштейновская конденсация экситонов и биэкситонов". А до этого он мне тоже давал что-то почитать, советовал походить на их семинары - я все это честно делал, но ничего не понимал - ни на семинарах, ни в статьях. Не понимал настолько, что не мог даже задавать никаких вопросов.