Подойдя к воротам резиденции Пилата, Мария увидела, что там уже собрались сотни вновь пришедших людей. Они пытались пробиться ближе к внешнему помещению, где происходит суд. Некоторые находящиеся в услужении у священников сновали в толпе, предупреждая собравшихся: «Когда Пилат обратится к вам, просите отпустить Варавву!»

Мария встала на цыпочки, чтобы посмотреть, что происходит, но возрастающий поток людей, в основном мужчин, отталкивал ее хрупкую фигуру то назад, то вперед. Она пробиралась вперед, насколько это было возможно, пока не наткнулась на двойной ряд отборных римских воинов, которые выдвинутыми вперед копьями нервно пытались остановить перевозбужденную толпу.

В непосредственной близости от стражников стояли священники и начальники синедриона. Иудейский закон не позволял им подойти ближе, войти туда, где обитают язычники, дабы не оскверниться и не стать нечистыми. Им это было некстати, особенно в эту святую пасхальную неделю.

Мария подумала: «Какие лицемеры! Вот они готовы убить невинного Человека, своего Мессию, а все помыслы их заняты лишь тем, чтобы не наступить случайно на ступеньку, ведущую в жилище римлян». Она подумала о словах Иисуса: «Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!» (Мф. 23:24).

Мария повернулась к одной из немногих присутствующих женщин и спросила:

— Что происходит с Иисусом?

Едва взглянув на Марию, женщина ответила:

— Пилат вызвал Его к себе, чтобы допросить.

Мария снова посмотрела на эту женщину и поняла, что узнала ее. Женщина эта была одной из первых, кто возглавлял восклицающую процессию, которая сопровождала Иисуса на пути в Иерусалим.

Через некоторое время Пилат появился перед народом. Он выглядел озадаченным и обеспокоенным. Вместе с ним вышел израненный Иисус. Господа поставили между двумя колоннами, по обе стороны стояли воины. Марии вспомнилась история Самсона.

Пилат кивнул в сторону Иисуса:

— Я допросил Того, Кого вы называете Царем Иудейским, и не нашел в Нем никакой вины, — толпа загудела, прежде чем Пилат успел закончить свою мысль, — но поскольку это у вас святая неделя, как жест доброй воли, я поступлю в этот раз так же, как поступал раньше, и освобожу одного из вашего народа.

Тут же солдаты привели Варавву, самого бесславного иудейского преступника из всех, которых когда–либо задерживали римляне. Варавва был вором, убийцей и самопровозглашенным мессией.

Пилат поставил перед народом двух узников. Контраст не мог бы быть более ярким. Варавва был холодным, черствым преступником; Иисус, хотя и был измучен пыткой, все же сохранял отпечаток невинности и Божественного величия.

Мария не могла поверить своим ушам. Словно ревущие дикие звери, народ заорал:

— Отпусти Варавву!

Мария заметила, что внедрившиеся в толпу слуги священников подстегивали ее. Громче и громче разрастался крик:

— Варавву! Варавву! Отпусти нам Варавву! Освободи Варавву! Озадаченный столь неожиданным ответом, Пилат побледнел.

— Что же хотите, чтобы я сделал с Тем, Которого вы называете Царем Иудейским? (Мк. 15:12).

Первосвященники отвечали:

— Нету нас царя, кроме кесаря (Ин. 19:15). Толпа заревела в унисон:

— Распни Его!

Мария кричала изо всех сил:

— Освободите Иисуса!

Некоторые из собравшихся злобно взглянули на нее. Но ее слабый одинокий голос затерялся в шуме одержимой демонами толпы, требовавшей Его крови.

Они продолжали скандировать:

— Распни Его! Распни Его!

Пилат в недоумении и с отвращением смотрел на толпу:

— Какое же зло сделал Он? (Мф. 27:23).

Мария увидела, что стоящая рядом женщина, которая несколько дней тому назад восклицала: «Осанна Сыну Давидову! Благословен Грядущий во имя Господне!», теперь кричала: «Распни Его! Распни Его!»

Пилат выглядел совершенно обескураженным:

— Какое же зло сделал Он? Я ничего, достойного смерти, не нашел в Нем (Лк. 23:22).

Рев толпы стал оглушающим.

Римский прелат поднял руки, требуя тишины. Возбужденная толпа неохотно повиновалась. Пытаясь успокоить их, он сказал:

— Наказав Его, отпущу.

Но сам намек о Его освобождении привел народ в еще более неистовое состояние. Мария услышала, как один из священников крикнул Пилату:

— Если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, — противник кесарю (Ин. 19:12).

Когда Пилат услышал, что его обвиняют в измене, и увидел, что мятеж усиливается, он взял воды и омыл руки перед всем множеством:

Невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы (Мф. 27:24).

Толпа разразилась громким, победоносным ревом:

— Кровь Его на нас и на детях наших (стих 25).

Итак, Пилат, желая удовлетворить собравшихся, освободил Варавву и приказал, чтобы Иисуса, бичевав, предали на распятие.

На какое–то время Марию словно парализовало. Она боролась с собой, в то время как остальные спешили к месту распятия. Она страстно желала быть рядом с Иисусом, но от мысли, что ей предстоит стать свидетелем Его наказания, ей становилось нехорошо. Она видела, что это такое — самый ужасный вид казни из всех когда–либо изобретенных.

Мария медленно повернулась и пошла к воротам. Было около девяти часов утра, и, казалось, весь город уже проснулся и гудел, ожидая того, что должно произойти. С возросшей решимостью прокладывая себе путь сквозь растущую толпу вверх по старой улице, она слышала, как голоса шедших впереди людей становились все более взволнованными. Солдаты орали, пытаясь очистить путь, чтобы вести Иисуса на место казни. Вместе с Ним они также вели двух преступников, воров, которым также предстояло умереть в этот раз.

Мария отчаянно протискивалась вперед, пока не смогла увидеть Иисуса, но страшная картина чуть не лишила ее чувств. Он склонился под тяжелой ношей ужасного креста, который возложили Ему на плечи. Его руки были привязаны ремнями к перекладине креста, чтобы Он не мог отгонять назойливых насекомых, которые теперь летели на Его окровавленное лицо. Его ноги подкашивались при каждом шаге. Мария видела, что причиной этому была не столько тяжесть креста, но свежая, струящаяся по спине Иисуса кровь говорила ей о том, что приказ Пилата о Его бичевании был выполнен. Давление сучковатой перекладины на Его изодранную спину должно было быть мучительным.

Иисус споткнулся и упал, ударившись коленями о бездушный каменный тротуар. Нетерпеливый римский солдат пнул Его в бок и начал изрыгать проклятья, крича на латинском. Застонав от невыносимой боли, Иисус попытался подняться, но Ему удалось сделать лишь несколько шагов, после которых Он потерял сознание. Будучи не в состоянии контролировать Свое падение, Он ударился лицом о камни.

Мария съежилась и инстинктивно бросилась к Иисусу, чтобы помочь Ему. Удивленный ее смелостью, тот же самый солдат, который ударил Иисуса, оттолкнул ее прочь.

Но сотник, бывший во главе процессии, осознав, что Иисус не в состоянии нести дальше Свой собственный крест, приказал отвязать его от плеч Иисуса. Командир быстрым взглядом пробежался по лицам зрителей, заметив крепкого чернокожего мужчину, который с сочувствием смотрел на Иисуса. «Ты! Неси крест!» — безоговорочно потребовал он, указав на отвратительное орудие пытки.

Пока всеобщее внимание было приковано к солдатам, которые возлагали крест на плечи другого человека, Мария подбежала к Иисусу. Она взяла свою шаль и нежно стала отирать избитое, окровавленное лицо. Женщина знала, что на это у нее есть всего несколько секунд, а воды не было. Она лихорадочно посмотрела по сторонам и заметила человека, к поясу которого был привязан небольшой мех с водой. Не спрашивая разрешения, Мария подошла и сорвала деревянную пробку с наполненного водой мешочка, вылив содержимое в свою шаль. Удивленный мужчина громко запротестовал, но никак не остановил ее. Мария приподняла голову Иисуса и влила несколько капель воды из своей мокрой одежды в Его израненные, опухшие уста.

Иисус медленно открыл глаза. Прошло несколько секунд, прежде чем Он смог сфокусировать взгляд на Марии, которая теперь мокрой стороной шали отирала кровь с Его лица. Мария уловила то мгновенье, когда Он узнал ее, потому что Иисус отчетливо улыбнулся ей. В этот момент солдаты заметили, что она делает. Один из них закричал и угрожающе поднял свой кнут.