Наталия Ильина
Мы любим критику
Заседала секция дошкольной литературы. В повестке дня: доклад "Итоги квартала" и обсуждение новых произведений членов секции. С докладом выступил маститый писатель, старейший член секции Павел Павлович Утехин. Затем слово взял молодой критик Иванов. Он был очень молодой, начинающий, неопытный критик. И он сказал все, что на самом деле думал о новых произведениях членов секции. А дальше произошло вот что...
Звонок. Голос председателя: "Ваше время истекло!" Голоса: "Дайте ему говорить!", "Не давайте!"... Общее волнение. Снова звонок.
На кафедре появляется писательница Зинаида БУЛКИНА.
– Товарищи! Когда я слушала доклад, у меня было такое юное, праздничное, светлое настроение. Но выступление Иванова все, все испортило! Ну за что, за что он напал на чудесный, прелестный рассказ Игоря Петровича Горошкова "Ясная зоренька"?! Помните эту очаровательную, наполненную пафосом труда сценку, где дошкольники в едином порыве озеленяют родной двор, сажая неокрепшими ручонками столетние платаны и липы? А не умеющие ходить малютки, не желая оставаться в стороне, ползают у забора, корчуя сорняки! Как ярко очерчены дети! Трудолюбивый Гриша, лодырь Миша... Трехлетний Миша нагло заявляет: "Лично я презираю физический труд!" Мишу тут же уводят воспитывать и вскоре приводят уже совершенно перевоспитанным! Как это правдиво! А разве не прелесть сборник Софьи Ивановны Котиковой "У синей речечки"? Я рыдала в том месте, где Лилечка, тайком съев конфетку, сознается мамочке, и мамочка ее прощает, и... Цитирую по памяти: "Лилечке почему-то стало так легко, что, если б у нее выросли крылышки, она полетела бы сейчас куда, куда угодно!" И этот светлый, чистый мир не понравился критику Иванову! Ужас! Как не стыдно! Нам нужна добрая, добрая атмосфера! А не дубинка!
На кафедре писатель ГОРЮНОВ.
– Я это... коротенько скажу. Писатели Котикова и Горошков – хорошие общественники. Вот так. Оба, невзирая на ненастную погоду, безотказно выезжают в детские садики с чтением своих произведений, выполняя тем самым план мероприятий. И вдруг выходит какой-то Иванов и замахивается. А кто он такой, этот Иванов? Вот так, У меня все.
На кафедре писательница Софья КОТИКОВА.
– Извините, мне трудно говорить. Я только что приняла валидол... (Волнение в зале. Голос Булкиной: "Убийца Иванов!") Нет, я... Я не обижена. Я уважаю критику. Но разве выступление Иванова – критика? Сначала я не могла понять, думала: боже, что это? И вдруг поняла, как завеса упала! Знаете, чего хотел Иванов? Он хотел унизить и оскорбить меня лично и растоптать мой труд. Пусть. Пусть меня уничтожают, но свой труд, свое вдохновение, свои бессонные ночи я в обиду не дам! Ну чем ему не понравилась фраза: "Как вкусно хрустит на зубах своими руками испеченная спелая картофелина"? Чем? И о каких шаблонах он смеет говорить? Я пишу: "Косые лучи солнышка позолотили кудрявую головку Вики". В чем дело? Я сама это видела! Иванов, конечно, этого не видел, на его глазах темные очки! Он не видит ни солнышка, ни детских головок, ни цветов, ни красоты! Мир моих книжек, светлый, чистый мир, чужд черной душе Иванова! Но неважно! Меня любят мои крошки читатели в возрасте от двух до пяти! Они неграмотны, но находят пути, чтобы выразить мне свои чувства! У меня сундуки ломятся от их писем! Четырехлетний крошка Вова мне пишет: "Дорогая тетя! Прочитав ваше произведение, хочется работать еще лучше". И таких писем тысячи, тысячи!!!
На кафедре писательница Аглая ОТЛИЧНИКОВА.
– Очень удивило выступление Иванова. Про рассказы товарища Горошкова он сказал: этого не бывает и дети этого не могут. К вашему сведению, Иванов: у нас бывает ВСЕ, и наши дети могут ВСЕ! Каких это "живых, шаловливых детей" вам не хватает? Шаловливость – это непослушание, в конечном счете нигилизм! Иванов, значит, требует изображать детей-нигилистов! Очень странно! "Сентиментальность и ханжество, – сказал Иванов, – воспитывают в детях лицемерие!" Вдумайтесь, товарищи! Иванов поднял руку на самое святое – на детей! Он назвал их лицемерами! Дальше, как говорится, ехать некуда! Рассказы наших товарищей Котиковой и Горошкова будят в маленьких читателях большие, светлые чувства. Вспомните, как живописует Котикова материнство, чувство, знакомое лишь нашей женщине и неизвестное на Западе, где надо" всем довлеет бизнес! А Иванов пытался все оплевать и растоптать. В зале есть его единомышленники. Слышались голоса, требовавшие продлить ему регламент. Видимо, существует целая группа лиц, замыслившая уничтожить литературу для дошкольников! И вообще нашу литературу. У меня все!
На кафедре маститый Павел Павлович УТЕХИН.
– Нет, нет, нет! Вы немного сгустили краски, дорогая Аглая Федоровна! Он не хотел уничтожать нашу литературу. Вы не хотели, не правда ли, голубчик? Иванов ваша фамилия, да? Я правильно вас назвал? Наш друг Горошков в своем рассказе, который бы сделал честь молодому Тургеневу, пишет: "Сгораемый от любопытства Коля..." Ну и пусть неверно с точки зрения грамматики, но это хорошо, ей-богу! Так и видишь веселое лицо озорного мальчишки, сгораемого... Ха-ха-ха! Очень мило! А Софья Ивановна Котикова чудесного гуся нарисовала. Ну и что же, что в жизни гуси не шевелят ноздрями, как собаки, по это шевеление дает характер гуся-забияки! Не надо придираться, голубчик... Иванов! Я правильно вас назвал? Будем относиться друг к другу любовно и, как говорит парод, не выносить сор из избы.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Приходилось слышать, что в нашей секции не терпят критики. Вредное утверждение! Заседание показало, что мы здорово, творчески, организованно реагируем на критику. Удивило выступление Иванова. Но ему дали отпор. Заседание прошло на высоком уровне.
1960