• «
  • 1
  • 2
  • 3

Пикуль Валентин

Желтухинская республика

Валентин ПИКУЛЬ

ЖЕЛТУХИНСКАЯ РЕСПУБЛИКА

Время действия - последняя треть XIX века... Благовещенск! Если приезжий спрашивал:

- Простите, а кто такой у вас Базиль де Морден?

- Так это же наш Васька Мордасов, - объясняли ему, - только уже разбогатевший.

Благовещенск, одноэтажный и деревянный, поражал отчетливой планировкою прямых улиц, все его кварталы были точными квадратами.

В городе было две гимназии, 13 трактиров, 5 бань, 6 гостиниц, пивоваренный завод и школа коновалов (ветеринаров), а типография Благовещенска обладала двумя шрифтами - русским и маньчжурским, благо торгующего китайца на каждом углу встретишь:

- Твоя сюда ходи-ходи, моя твоя плодавай мало-мало... О чем тут разговаривали? Ну, конечно, о картах: кто кого вчера обыграл, а кого и просто обжулили. Сообщались с миром по амурским волнам, котлы пароходов работали на дровах. Ходили слухи о создании Великой Сибирской магистрали. Грамотные объясняли за выпивкой безграмотным, что вагоны тащит паровоз, после чего люди непосвященные деликатно интересовались:

- А кто же тогда паровоз тащит?

- Как кто? Машинист! Ему за это большие деньги платят... Но больше всего жители Благовещенска любили поговорить о золотишке. Неизвестно, кто был тот столичный мудрец, который позволил банкам Сибири скупать от населения золото, не задавать глупых вопросов - где взял, как твоя фамилия, покажи паспорт, откуда самородки? Золото так и поперло в казну Российскую, а Васьки Мордасовы быстро превращались в Базилей де Морденов!

Гулять тоже умели. Являлся из тайги босяк с мешком за плечами, а в том мешке ничего путного - ничего, кроме чистого золота. Конечно, сразу нанимал солдата с барабаном, парня с гармошкой, а еврея со скрипкой. После чего гулял, выстилая улицы города голубым бархатом, а бабы плясали вокруг него и взмахивали платочками, взвизгивая от удовольствия. Обычно старатели являлись в Благовещенск под осень, а весною, пропившись вдребезги, никому не нужные, снова нищие, они удалялись обратно в тайгу. Но редко кто из них возвращался: то ли тигр заел, то ли на хунхузов нарвался, то ли умер от голода в колодце своего глубокого шурфа, уже не в силах из него выбраться...

Но однажды на самой окраине подобрали человека-гиганта. Рубаха на нем заскорузла от крови, ноги торчали из рваных опорок, а сам он весь был заросший волосами, словно дикарь.

- Кто ты? - спросили его ради порядка.

- Я - президент...

- Хто, хто, хто? Или ты спятил?

- Не смейтесь, - прохрипел бродяга. - Я действительно президент.., первый президент Желтухинской республики.

Чтобы он поскорее очухался, влили в "президента" целый шкалик. Волоком потащили в городскую больницу. Выживет ли?

- Выживет, - рассуждали дорогой до больницы. - Гляди, какой вымахал! Нонеча таковых людей на Руси не бывает. Эдакие-то великаны ишо при Ваньке Грозном по Москве с кистенями бегали...

Итак, "Желтухинская республика".., не выдумка ли это? Помню, я был еще начинающим писателем и однажды ленинградский поэт Семен Бытовой решил "прощупать" мои знания. Спросил наугад о том о сем, потом вдруг задал вопрос:

- Валя, а Желтухинскую республику знаешь?

- Так кое-что, но знаю.

- Откуда? - удивился он.

Я объяснил, что вычитал о ней в комментариях Василия Ивановича Семевского к его истории нашей золотопромышленности.

- А писательницу Рашель Мироновну Хин знаешь?

- Слышал, что была такая, но не читал.

- Странно! Ведь ее никто не знает...

Я снова объяснил, что с именем Р. М. Хин встретился, когда занимался биографией Ивана Гавриловича Прыжова. Семен Бытовой отозвал меня в сторонку, шепнул:

- Как подступиться к этой загадке? По слухам, все материалы о Желтухе были в архиве Рашели Мироновны.., в Харбине!

С тех пор прошло много лет, давно не стало и Семена Бытового, имя Р. М. Хин очень редко мелькает в нашей печати, а тайна Желтухинской республики остается за семью печатями. С великой робостью приступаю к этой теме, зная еще очень мало, и пусть меня дополнят те, кто знает больше меня...

***

Молоденькая княжна Юлия Павловна Голицына влюбилась не в заморского принца, а в купеческого сына Прокунина, который в деревне, что лежала близ усадьбы Голицыных, имел заводик по выделке купороса на продажу. Любовь оказалась обоюдной, а потомки легендарного Гедемина, свободные от предрассудков, не стали мешать их счастью, и княжна сделалась купчихой.

Таково начало. Было у них четыре сына; трое из них купоросом не интересовались, люди тихие, они тянулись больше к искусствам. Зато вот четвертый, нареченный Павлом, родился сразу с зубами, во что я не очень-то верю. Но зато я верю, что для его персонального обслуживания наняли двух кормилиц, которые с утра до глубокой ночи едва успевали его молоком накачивать.

- И откуда такой взялся? Юленька, - говорил отец матери, - кого ты родила нам? Ведь он еще в нежном возрасте, а уже, послушай, свистеть стал - как Соловей-разбойник... Подрос Паша и усвоил великое значение купороса. Отвезли его в Москву, где учился он в пансионе Циммермана, а потом и в университете. Приятель его по учебе вспоминал: "Он был умен, энергичен и смел, в то же время добродушен, но.., не всегда умел справляться со своими страстями и слабостями". Думаю, в последней фразе нет оттенка дурного. Павел Прокунин еще в пансионе - уже отличался безумной храбростью (точнее: любил подраться). Когда по ночам с площади слышались вопли о помощи "Караул, грабят!", тогда ученики Циммермана храбро открывали форточки, крича в непроглядную темень:

- Сейчас идем.., уже оделись. Только обуемся! Но, посулив защиту, оставались дома, один лишь Паша Прокунин, даже полураздетый и босой, выбегал на площадь и, сколько бы там ни было грабителей, он всех укладывал в один ряд, словно дровишки в поленницу, после чего разбойничьим посвистом созывал будочников и городовых, говоря им:

- Нет, не дохлые.., еще шевелятся. Тащите в участок! Кулаки Прокунин имел во такие, каждый - что тыква... Юнца влекли естественные науки, но, помня о купоросе, он возлюбил химию и в ее теории разбирался столь хорошо, что ему предложили остаться на кафедре университета, дабы готовиться к профессуре. Но молодой адъюнкт отказался:

- У меня там родители в деревне, с купороса кормятся, но завод-то их в убыток работает, вот и надобно мне вернуться, дабы помочь папеньке своим знанием химии.

Отца он застал вконец разоренным, но зато с золотой цепью на груди, гордого званием мирового судьи уезда.

- Ах, Паша, Пашенька, - сказал он сыну, - лучше бы ты в професооры вышел да помог нам, старикам, от жалованья научного, а с этого купороса, будь он неладен, какая нам прибыль?

Прокунину казалось, что его сила и энергия, в сочетании с научным знанием химии, вытащуг завод из кризиса. Целых пять лет он трудился в поте лица, но купорос все равно оставался убыточен. Мать, уже потерявшая двух сыновей, тихо угасла, а одинокий старик отец тоже слег.

- Паша, - сказал он сыну в канун кончины, - бросай ты всю эту погань, сам видишь, что никакие кредиты уже не спасут...

Отец умер. Прокунин торопливо листал юридические книги, вчитывался в законы, искал выход уже не в химии, а в юридической казуистике, наконец, отложил судейские книги и признался:

- Выхода нет.., это - крах!

Но, честный человек, он даже "крах" желал бы пережить так, чтобы никто не пострадал. Заводскую кассу оставил в полном ажуре, привел в порядок все отчеты по финансам завода, ничего из имущества себе не взял, чтобы контора сама расплатилась с кредиторами, и, сделав все это, Прокунин.., исчез. Где он, жив или мертв, куда делся - никто не знал...

Дальний Восток лежал еще впусте, никем не освоенный, а Россия еще не распознала многие тайны, что скрывали его сокровища. Русский народ в те времена кушал одну лишь рыбку - волжскую, а живущие на Амуре даже рыбу ловить ленились, покупая ее у китайцев. Нетронутые дебри поражали воображение. Виноградная лоза почти любовно обвивала смолистую пихту, пробковое дерево жило в обнимку с нежной русской березкой. Надменный тигр считал соболя своим добрым соседом, а белая сова, прилетевшая из тундры, с удивлением пучила глазищи на странного пришельца - японского ибиса. Это на земле, а что под землей - не догадывались.