• «
  • 1
  • 2
  • 3

Пикуль Валентин

Демидовы

Пикуль Валентин

Демидовы

Об уральских горнозаводчиках Демидовых у нас написано очень много, и из книги историка Евгения Карновича "Замечательные богатства частных лиц в России" можно видеть, что, сколько бы они ни транжирили, их капиталы не убывали, а, наоборот, возрастали.

Николая Никитича Демидова, посланника во Флоренции, мы вспоминаем от случая к случаю; он известен тем, что после пожара 1812 года одарил Московский университет уникальными коллекциями минералов, раковин, чучел птиц и зверей, положив начало музею; во Флоренции же он выстроил дом для сирот и престарелых, отчего там и площадь называлась Демидовской, украшенная памятником жертвователю - из белого мрамора. Демидов был изображен в тоге римского патриция, обнимающим больного ребенка. Николай Никитич умер в 1828 году.

Возможно, читателям более известна жена его Елизавета Александровна, урожденная баронесса Строганова, известна по своим портретам, весьма выразительным, ибо, позируя художникам, она любила обнажать свою грудь, демонстрируя свои прелести с наивной и смущенной улыбкой. Наконец, на портрете известного Грёза она предстает перед нами в образе пречистой Мадонны, но иногда ее изображали и вакханкой, едва прикрытой шкурой дикого барса. По сути дела, эта любвеобильная женщина всю жизнь провела в Париже, не разведенная с мужем, но, как говорили тогда, "разъехавшаяся" с ним. Она умерла еще молодой, и на парижском кладбище Пер-Лашез сыновья соорудили над ее могилой великолепный мавзолей из чистого мрамора.

Сыновей у Демидовых было двое: Павел (1798-1840) и Анатолий (1812-1870) Николаевичи; вот о них и поведу свой рассказ, ибо сыновья были гораздо интереснее своих родителей.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Павел Демидов еще с колыбели был окружен картинами и попугаями, мраморными изваяниями и павлинами, учеными и паразитами, что садились за стол отца подле его конторщиков и жуликов, делающих вид, что они очень нужны хозяину. В своем флорентийском палаццо отец давал балы для всей Италии, но сам, уже разбитый параличом, катался среди танцующих на коляске; своя опера, свои конюшни, свой музей, свой зоопарк и птичник. Время от времени в палаццо Серристори являлись уральские мужики-рудознатцы и мастера, и в жизнь юного Павла входили услышанные от них слова: "чугун, платина, горны, золото, малахит, плющильня, ревизия."

Военная карьера Демидова закончилась чином штабс-капитана конно-егерского полка, а придворная - застыла на звании егермейстера. Павел Николаевич был умен и образован, он искренне желал бы принести пользу Отечеству - и в 1834 году согласился стать губернатором в Курске, где лишь две улицы были мощены, во дворах топились деревенские баньки, а в доме генерала Федора Гейсмара имелась даже ванна, и генерал охотно показывал ее гостям как некое чудо. Павел Демидов денег не жалел, приводя Курск в божеский вид, при нем свиней не выпускали на улицы, он разбил дивный городской парк и украсил Курск памятником с надписью: "Русскому Лафонтену Богдановичу, автору знаменитой "Душеньки"". Губернатор, повторяю, денег не жалел, потратив за два года два миллиона рублей, отчего в Курске, где раньше все стоило гроши, теперь любая булавка стоила дороже, чем в Париже. Но обыватели его любили: когда в Курске вспыхнула холера, Демидов на свои же деньги построил не одну, а сразу четыре больницы, а чтобы Петербург не завидовал Курску, он построил и в столице детскую лечебницу (опять-таки на свои средства).

Как археолог и знаток искусства и древностей - а он и был таковым! Демидов стал почетным членом Академии наук, и в 1831 году, "желая содействовать к преуспеянию наук, словесности и промышленности", он обязался при жизни своей и четверть века посмертно жертвовать на премии по пять тысяч рублей писателям, историкам, экономистам, ученым или путешественникам, кои обогатили своими трудами кладезь народной мудрости. При этом он поставил условие, чтобы в соискатели Демидовской премии академики не смели участвовать: "Знаю я эту публику. сам академик! Дай им волю, так они начнут раздавать мои премии один другому, а наши Гоголи и Пушкины получат от них фигу с маслом."

Передо мною лежит список лауреатов Демидовской премии, но перечислять славных имен не стану. У меня совсем иные задачи. Тогда в высшем свете блистала удивительной красотой Аврора Карловна Шернваль, "роковая" женщина той эпохи. Обычно все мужчины, так или иначе с ней близкие, кончали плохо смертью! Это была та самая красавица, воспетая юным Баратынским: "Выдь, дохни нам упованьем, соименница зари, всех румяным появленьем оживи и озари.". А. А. Муханов, ее жених, в самый канун свадьбы с Авророй вдруг умер, ничем не болея, и красавица, перепуганная этой смертью, не сразу дала согласие на брак с миллионером Демидовым. Осенью 1839 года она родила от него сына - тоже Павла, а в мае следующего года муж скончался. Молодая вдова рыдала:

- Нет, больше никогда! Я приношу мужчинам смерть.

Шесть долгих лет Аврора Карловна вдовела, проживая вдали от света, в Тагиле, о браке не думая, пока не встретилась с полковником Андреем Карамзиным, сыном историка, и в 1846 году она стала его женой. Карамзин от имени малолетнего пасынка управлял миллионным состоянием жены и уральскими заводами, на которых рабочий люд сохранил о нем добрую память в потомстве. Но тут на Дунае началась война с турками, сердце офицера Карамзина дрогнуло - он ушел воевать добровольно, хотя мог бы остаться дома. Вояка он был слишком лихой. Перед атакой велел подать ящик шампанского, распил его с офицерами и пошел в атаку, из которой не вернулся. Аврора Карловна послала в Валахию своего секретаря Иософата Огрызко, который и доставил на Урал останки ее мужа.

Более красавица замуж не выходила, целиком посвятив себя воспитанию единственного сына Павла, в котором души не чаяла. Она скончалась в 1902 году, в глубокой старости, на целых семнадцать лет пережив своего единственного сына. Как видите, красота не всегда приносит женщинам счастье!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Демидов же Анатолий Николаевич родился в 1812 году, когда его мать, "разъехавшись" с мужем, состояла в давней любовной связи с графом Ираклием Полиньяком, офицером русской службы - из семьи французских эмигрантов. Не берусь судить, кто был подлинным отцом Анатолия, но Полиньяка, смею вас уверить, я вспомнил не напрасно. Анатолий в чем-то был очень схож со своим братом Павлом, а в чем-то он резко от него отличался. Оба, влюбленные в мир искусства, братья по-разному взирали на мир, столь к ним благосклонный.

Анатолий Демидов смолоду был причислен к Министерству иностранных дел, но дипломатом не стал, проживая на собственной вилле близ Флоренции. От отца ему достались не только заводы на Урале, но и всё громадное собрание картин, бронзы, мрамора, различных редкостей, которые давно не вмещались в залах его палаццо. Часть сокровищ он отправил в Тагил, а на Васильевском острове в Петербурге выстроил особое здание - вроде музея, где его собрание занимало три дома. Евгений Карнович писал, что годовой доход Демидова "простирался до 2 000 000 рублей. Ему же вместе с другими заводами принадлежали Нижнетагильский, на дачах которого найден был особый минерал, названный. демидовит". Добавлю от себя, что Анатолий Демидов снарядил экспедицию французских ученых для исследования качеств каменного угля в Донбассе, словно заранее предчувствуя его великое будущее.

Не этим, однако, он остался известен! Проживая в Италии, Демидов близко сошелся с молодым Карлом Брюлловым, который по его заказу создал гениальное живописное полотно "Последний день Помпеи", где слились воедино и высокое мастерство, и знание древности. Тогда же Брюллов начал писать портрет Анатолия Демидова - в старобоярском костюме, верхом на лошади. Начал и не закончил! Только теперь у нас стали публиковать этот портрет в цвете, а до этого печатали лишь эскизы к нему, ибо следы его затерялись, и лишь недавно портрет обнаружили во флорентийской галерее Палаццо Питти.