7. Тоска

Серые сумерки спускаются на землю. Бесконечные снега сереют, сливаются с темным зимним небом. Стволы деревьев одиноко чернеют среди беспроглядной вечерней мути... Падают снежинки....

Иногда налетающий откуда то ветерок шумит в верхушках сосен, мерно раскачивающих своими вечнозелеными вершинами....

Бои закончились.... Зимние сумерки, снега, снега, снега и бесконечная тоска.... Тоска и леденящий душу ужас обреченности, обреченности смертника, ожидающего своей очереди идти на казнь. "Сегодня я вытянул один из счастливых номеров лотереи смерти, которые достались немногим" - думают оставшиеся в живых. "Но это разве выход из положения... Ведь это только отсрочка того что неминуемо должно быть! "Что же делать?" - и, думая так они лихорадочно ищут выхода, но немногие находят его.

 --

Жалкие остатки полка и дивизии расположились в лесу. Растянуты палатки. Их очень мало, но людей еще меньше и, поэтому, всем есть место. Небольшие походные печурки, поставленные в палатках, успешно борются с зимним холодом и побеждают его. В палатках тепло, пока ярко пылает в печурке огонь. Скромный походный светильник, робко мерцает крошечным огоньком, давая еле заметный полусвет.

Нас собралось в палатке около десяти человек. Командир хозяйственного взвода, пожилой, солидный человек, каким то чудом уцелевший в этой бойне, два полковых писаря, два ординарца, повар, несколько связных солдат компания разнокалиберная по своему составу, но единственно {96} возможная после таких боев.

Тихо.... Слышно как гудит пламя в печке, да трещат дрова. Каждый думает свои невеселые думы, вспоминает погибших друзей. Раздались звуки гармоники и знакомая мелодия столь популярной в армии "Землянки", наполнила палатку.

"Гаснет в дымной печурке огонь,

На поленьях смола - как слеза,

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза...."

Свежий, звучный тенор одного из сидящих в палатке, захватывает всех остальных. Невольно вспоминается "мирная" жизнь (какая бы она не была), огромный шумный город, родные, друзья, знакомые и еще многое другое.

"Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой,

Я хочу, чтобы слышала ты

Как тоскую в разлуке с тобой".

Грустные и, вместе с тем, близкие многим звуки мелодии, проходят в душу, невольно заставляют присутствующих подхватить слова знакомой песни и теперь певец поет на фоне маленького импровизированного хора.

"Ты теперь далеко, далеко,

Между нами: леса и снега,

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти четыре шага!"

"Пой гармоника вьюге на зло!

Заблудившее счастье зови,

Мне в холодной землянке тепло,

От твоей негасимой любви!.....

Шумит в лесу зимний ветер... От его порывов, ударяющих в стенку палатки, вздрагивает робкий огонек нашего светильника. Откуда то доносятся разрывы немецких снарядов; все молчат, думая что то невеселое.

Глава 8

СНОВА В ТЫЛУ

1. В колхозной деревне

Эшелон, состоящий из товарных вагонов, уносил остатки разбитой дивизии на восток.

Нас, оставшихся в живых и не раненых, было только около четырехсот человек. Свыше семи тысяч человек оставила дивизия на фронте и в полевых госпиталях за несколько дней совершенно никому ненужных, неудачных боев.

После почти трехдневного пребывания в вагоне, мы, темной февральской ночью, выгрузились на товарной станции города Калинин. Так назывался теперь один из старейших русских городов, который всюду и всегда был известен как Тверь.

Разбитый, сумрачный город; всюду следы бывших здесь боев. Проходим окраину и снова ночной, сорокакилометровый марш, по накатанному снегом шоссе Москва - Ленинград. К {97} утру пересекаем полотно Николаевской (ныне Октябрьской) железной дороги, и размещаемся в ближайших деревнях.

 --

Первые же дни показали, что поведение нашей дивизии на фронте, как и многих других дивизий, кому то не понравилось. Началась смена и перетасовка начальства. Сменяются командир дивизии и его заместитель, командиры и комиссары полков и даже командиры батальонов.

 --

На место выбывших из строя, прибывает новый командный состав и, наконец, через несколько дней - младшие командиры и рядовые.

Здоровые крепкие ребята - сплошь сибиряки, они представляли импозантное зрелище. Когда пополнение пришло к нам в батальон, то одновременно, приехал и комиссар полка, который произнес небольшую, но характерную для того момента речь. Он сказал:

- Вы являетесь нашими последними крепкими резервами. Их у нас почти больше нет. Вы призваны, по существу, завершить победоносную войну и водрузить флаг Советского Союза над цитаделью германского фашизма, над Берлином. Я не сомневаюсь, что вы будете активными участниками тех последних боев, которые будут завершать войну. Трудно сказать, как сложится послевоенная международная обстановка. Надо быть готовым ко всему. Стойте же твердо и непоколебимо на защите нашей любимой родины...."

Снова начались нескончаемые занятия. С утра до вечера, солдаты, зарываясь по пояс в снег, ползали, перебегали, ложились стреляли, "изучали" оружие, уставы, слушали бесконечные беседы комиссаров на самые разнообразные политические темы. Вечером, сидя у огня в колхозных избах, вспоминали свои дома, близких и родных, беседовали с хозяевами, стеснившимися до крайности из за не прошенных гостей, потом спали вповалку на полу и начинали следующий день, как две капли воды похожий на предыдущий.

2. Убийство

Трудно сказать с чего это началось. Но факт оставался фактом, что старший сержант Грузин поймал одного из солдат при "реквизиции" каких то продуктов у крестьян. Вор был арестован и посажен на десять суток под арест. Имевшие с ним дело говорили, что он, неоднократно, грозил отомстить Грузину за учиненную "обиду".

Прошли положенные сроки, провинившийся давно был выпущен из под ареста, вся эта история, если не была совсем забыта, то, во всяком случае, потеряла свою остроту.

{98} Роты выходили за деревню в поле для производства учебной стрельбы боевыми патронами. Солдаты роты, в которой служил Грузин, лежа в снегу, стреляли по мишеням, выставленным на другом конце поля. Сам Грузин стоял около своего отделения, поправляя стрелков, делая им необходимые указания. В трескотне выстрелов трудно было что либо услышать и никто, конечно, не заметил одиночного ружейного выстрела, сделанного из гущи молодой поросли, росшей позади стрелявших. Никто не слыхал, но зато все увидели, как упал наповал убитый Грузин. Пуля вошла в спину, пробила сердце и вышла через грудь.

За этой порослью стояли две другие роты, ожидавшие своей очереди для производства учебной стрельбы. Кем был дан выстрел и чья преступная рука оборвала жизнь Грузина - осталось неизвестным. Да и этим, по существу, никто особенно и не интересовался. Что означала одна человеческая жизнь для армии "победившего социализма".

3. Эшелон направляется на юг...

Наступала весна... Кончились последние февральские метели, отошли морозы. Радостно светило солнце на светло-голубом весеннем небе, по которому плыли белые, перистые облака. Таял снег, отовсюду текла вода, образуя стремительные потоки, торопящиеся Бог знает куда.

На полотне железной дороги, кое где, из под снега вылезли шпалы и балласт и, в этих местах поднимался легкий, еле заметный пар. Третья военная весна вступала в свои права..... Стояли последние дни февраля 1944 года.

Снова поход. На этот раз уже дневной, по освобожденному от снега асфальтовому шоссе.

Товарная станция Твери. Ночная посадка в эшелоны; после длительного стояния на станции, наш состав трогается в путь.

К вечеру попадаем в Москву. В течение целого дня поезд перебрасывали с одной железной дороги на другую, пока, наконец, поздно вечером, его не поставили на запасных путях киевского направления. В ту же ночь стало точно известно, что наша дивизия перебрасывалась на украинский фронт, в западную Украину, в район города Ровно.