Мы поменяли им шкентель на ваерной лебедке и две оттяжки на блоках. Перенесли мешки с песком; такие мешки используют для груза на ставниках. Меня рыбаки хорошо приняли, опять я был пьяный вдрабадан.
Шел ночью на маяк и думал про рыбака, что искупался в прорези. До меня дошел смысл того, что он показал: свое неиспользованное намерение, не доведенное до конца. К чему оно вело и что оставит после себя?.. Но со мной-то какая связь? Что мне надо? Ручка, чернила и бумага. Хорошую бумагу можно в поселке купить. То, что у меня есть, вполне достаточно для счастья. Надоело писать, море в двух шагах. Подгреб к ставнику: "Примете? Не привык плохо жить..." - "О-о, Бориска! Корефан Гриппы. Залезай, поговорим..."
С Туей мы научились удовлетворять свою страсть. На Тую нападал сон после такого удовлетворения, а меня одолевала бессонница. Понимал, что немного поспешил к Туе. Чуть бы раньше подвернулась та буйволица на виадуке!.. Как-то встретил Варю, она шла с сенокоса, где работали жены рыбаков. Прошла, не поздоровавшись, покраснев до корней волос. Гриппа несколько раз приглашал зайти. Я отказывался, ссылаясь на всякие причины. Начал волочиться за Туей, как будто у нас ухаживания. Заставал ее у канистр с керосином и зацеловывал. Где только я Тую не подкарауливал! Туя и на унитазе сидела, как царица. Нет ничего противного в человеке, когда его любишь. Так и на бумаге, в словах... Не жалей себя и не души! И тебя не убудет. С Туей я дурачился, но к ней и приглядывался. Она мне, такая умница, призналась, что может отнять речь. Я верю во всякие небылицы, как любой матрос. Еще она могла заговаривать больной зуб - и заговорила мне. Вылечила и яйцо Жану, приготовив какой-то отвар из паутины и разных трав. Груша рассказала, ей нельзя верить, что Туя своим отваром приставила Жану палец. Жан рубил табак сечкой, отрубил на ноге палец. Туя приставила, замотала: "Не сдвинь палец!" - Жан сдвинул. Сросся, но криво. Такие у Туи были способности. Иногда я проговаривал с ней какие-то свои мысли. Она догадывалась, что я не простой матрос. Но слушок пошел, что я отличился в вязании узлов, в "сплесенях" и "гашах". Так что я себя подкреплял морем. Заставая меня с книгой, слушая, что я говорил, Туя, в отличии от Гриппы, запоминала и повторяла мои слова, как попугай.
Все же большой писатель, если сделает любовным оружием свои слова, - не чета какому-то графоману, что уселся на ее книжной полке среди великих и величайших!.. Тую я обязательно приучу любить только мои книги - романы и рассказы. Повестей я никогда не буду писать. Буду проверять с ней на слух свои любимые строки; она будет ложиться в койку с моей книгой в руках. Будет всегда с моими героями. Здесь условие железное, стальное, во всем остальном я к ее услугам - в любую минуту, хоть на письменном столе, на своих рукописях готов доказать ей, что такой же большой мастер и в любви. Жан спокойно смотрел на то, что я сплю с Туей и что Груша сохнет по мне. Лишь когда Туя начинала говорить моими словами, он, чем бы ни занимался, начинал чистить ружье. Жан так открыто, явно высказывал свою угрозу, что я подумал о нем серьезно. Что можно ждать от него на рыбалке? Ясно, что если он задумал мне отомстить за дочь, то Хута, где мы столкнемся, может все решить. Или Жан меня там оставит, или я приведу его на аркане... Застрелит из своего короткого ружья? Вряд ли он, ороч, пойдет на мокрое дело. Политический преступник... Да нет, не пойдет! Жан опасен в какой-то ситуации, когда можно все списать на Хуту. Попробуй-ка спиши, если я побывал на Шантарах! Поставлю свою волю на контроль, и мне не страшен никакой Жан. Будь он тигролов и знаменитый охотник. Мне страшен Жан только в одном: если он пойдет на подлость. В этом смысле у меня есть подспорье: Гриппа. Тот относится к Жану, как к собаке: "Стоять, Жан!" - и Жан стоит.
Что такое дружба на флоте? Не с тем человеком поселился в каюте, и пропащий рейс! Не знаю случая, чтоб удалось кому-то из матросов поменять в рейсе каюту, если в ней, допустим, не захотел жить. Приказ капитана, старпома - пустые бумажки. Никто тебя не примет, и сам виноват: не ошибайся в товарище перед рейсом! А тут не море - тайга... Выигрыш для меня теперь так много значил, что понял: надо дружбу с Гриппой закрепить. Решил поддаться настойчивым намекам Гриппы, что Груша свободна. Да и Туя подзадоривала меня: "Надо тебе провериться на Груше. Или ты такой, что меня любишь, или у тебя вообще не стоит?"
Потратил на Грушу день, когда Гриппа увез Жана из-за сборов на рыбалку. Вначале дело с ней буксовало: в голове стояли то Туя, то Варя. Я боялся снять с Груши трусы. Запретил ей снимать. Груша сидела и ждала, глядя на меня, как на икону. Сидела в трусах, но они так сложились по щели - хоть головой лезь! Посмотрел, как она движется в своей келье, доставая до потолка. Помалу за нее взялся, по всякому складывая и открывая всякие чудеса. Вообще-то с ней было проще простого: она кончала, как только я до нее дотрагивался. Но желание в ней не ослабевало. Напротив, только росло. Поднялись на площадку маяка, где я разложил великаншу на трех матрацах. Я разохотился на Грушу, изучив к ней все подходы. Нет, я ее не успокоил, так как сделать это невозможно. Груша нигде не кончалась, нигде ни до чего нельзя достать. Но я услышал, как она кричит. Она издавала крики, наподобие тех, что через день услышу на Хуту: когда в нее, летящую с высоты, врываются притоки, тараня главную струю. Все ж я застолбил в Груше свое место, довел Грушу до безумия. Так наслышался ее криков, что две ночи на Хуту казалось, что слышу не струи, а это Груша кричит мне, чтоб я не пропал зря.
Это друг мой, Груша, как ни хоти.
Ночь перед рыбалкой не спал, хотя был измотан до бесчувствия. Шептал Туе разные слова, зная, что она запомнит и будет повторять. В этом ее преимущество, потому что - что такое любовь? Ну, хотя бы то, что имеет с ней сходство? Ничего не запомнишь, обладай любимой - не обладай. Казалось бы намного выигрышнее связь с такой, как Груша. Одна физиология чего стоит? Но что толку от такого запоминания? А здесь ничего не запоминается. Одна дымка обволакивающая... и, думая, что надо запомнить, все равно...
Вот и собираться скоро, а так ничего и не сказал про маяк: как они живут на скале, в круглой белой башне? У них есть еще и дом, который строил и не достроил Жан. Такой же рубленный, неоштукатуренный, как в поселке, обитый ящичной клепкой. А так же вагончик с плющом, я его упоминал, вроде летней кухни. Там варили; вместо печки - бочка из-под горючего. Возле вагончика Жан вязал снасть на тигра. Оттуда я спускался по тропке, идя гулять, оглядываясь на маяк, на мачту с оттяжками. Жан был далек от всего, кроме тайги. А я уже знал, какое здесь хозяйство. Гриппа показал мне. Была дизельная для зарядки аккумуляторов. Лежали без применения 500-ваттовые лампы, горят 200 часов проблесками. Действовала лишь, и то не всегда, мачта радиомаяка. Часы можно было запускать с радиопередатчика. Тут жили по старинке, так как место заброшенное. Большие корабли проходили вдали. Маяк освещался денатуратом. От денатурата раскалялась сетка лампы; синий, без дыма, огонек. Через оптику он давал свет далеко в море. Был еще и наутофон для подачи звуковой сирены. Мне нравился колокол - с 1910 года, 60 пудов бронзы, щербатый, с отбитым куском.
Зачем он, если есть наутофон?
Туя возится внизу, гремит канистрами. Денатурат, булькая, льется в раструб. Какая она ни деловитая, а обязательно обольет коленки. Перекатывая чугунные груди ее матери, вижу Тую на дорожке. Это она, бросив канистры, бежит ударять в колокол... Молодчина! Успела заметить полосу тумана, очень опасного для рыбаков, катящегося низко. Толкаю Грушу: "Совесть имей!" - и та, прямо с кровати, протягивает руку к стенке с аппаратурой и контактно-пусковыми часами. Включает наутофон. Воет сирена, Туя возвращается к своим канистрам. А Груша идет на кухню, чтоб меня подкрепить. Вот такой у них круговорот. Не помню, прожив на маяке почти две недели, чтоб кто-то из женщин сходил в поселок. Еду привезут Гриппа или Жан. Остальное на огороде или на тропе. Когда ворона начала таскать цыплят, показал Туе, какой я меткий стрелок. Взял ружье Жана и подстрелил нахальную ворону. Упала с кручи, посмотрели вниз: ворона плавала там, как рыба, кругами. Объяснил Туе: ружье - не карабин. Надо было зарядить пулей, понадеялся на картечь. Предложил ей сходить в поселок, в стрелковый тир. Не раз пытался под любым предлогом выманить Тую прогуляться в поселок. Хотелось постоять с ней в Усть-Орочах на мостках. Так и не уговорил! Далеко ходить...