— Нет, я хочу поговорить с тобой наедине. Пойдем в твою каюту.
— Да? Миссис Дюмон лопнет со злости и расскажет все мистеру Уолтеру.
— Наплевать! Теперь об этих глупых правилах можно забыть. Неужели ты не слышал, что говорили на собрании?
— По-моему, это ты не слышала.
Взяв ее за руку, он вошел в кают-компанию. В дверях они столкнулись с мистером и миссис Дайглер.
— Макс, вы заняты? — спросил Дайглер.
— Да, — ответила Элдрет.
— Нет, — парировал Макс.
— Хм, вам лучше проголосовать по этому вопросу. Я бы хотел немного поговорить с вами. Элдрет нам нисколько не помешает. И прошу простить меня за вторжение.
Элли пожала плечами.
— Может быть, вам удастся договориться с ним.
Они зашли в каюту Дайглеров; она была больше и комфортабельнее, чем апартаменты Макса, к тому же в ней было два кресла. Женщины сели на кровать, мужчины заняли кресла.
— Макс, — начал Дайглер. — У меня сложилось впечатление, что вы предпочитаете давать прямые ответы. Я хочу задать вам несколько вопросов.
— Слушаю вас.
— Отлично. Я пробовал задать их Саймсу, но в ответ получил сонливо-вежливый отказ. Я не мог добиться встречи с капитаном, а сегодня увидел, что в этом нет смысла. Скажите мне честно, оставив в стороне математическую сторону дела, какие у нас шансы добраться домой? Один к трем? Один к тысячи? Сколько?
— Так я не могу ответить.
— Ответьте по-другому.
— Попробую. Хотя нам и неизвестно, где мы находимся, но нам абсолютно ясно, где нас нет. Мы находимся за пределами исследованной области Галактики размерами в сто световых лет.
— Откуда вы знаете? Мне кажется, что это достаточно большое пространство, чтобы успеть исследовать его за те несколько недель, что мы сошли с курса.
— Действительно. Это сфера диаметром двести триллионов миль. Но нам не нужно исследовать все это пространство
— Как так?
— Мы изучили спектр всех видимых звезд первой величины. Ни одна из них не значится в нашем каталоге. Некоторые из них так огромны, что будут звездами первой величины везде в пределах этой сферы; несомненно, что окажись корабль-разведчик рядом с ними, они были бы занесены в каталог. Поэтому мы абсолютно уверены в том, что находимся далеко-далеко от тех мест, где когда-либо побывал человек.
— Хм… я рад, что не задал этих вопросов при остальных пассажирах. Есть вероятность того, что мы когда-нибудь узнаем, где мы находимся?
— Конечно же! Впереди еще тысячи звезд; вероятно, Келли сейчас как раз этим и занят.
— Что ж, когда какие у нас шансы?
— Я бы сказал, что они превосходны; год, может быть два — и мы определимся. Если не с помощью одиночных звезд, то с помощью шаровидных созвездий. Вы понимаете, что Галактика протянулась на сто тысяч световых лет, и мы видим только ближайшие к нам звезды. А шаровидные созвездия — это неплохие ориентиры.
— Если только мы находимся в нашей Галактике, — мысленно поправил себя Макс.
Дайглер расслабился и достал сигару.
— Это последняя, но я рискну выкурить ее. Что ж, Мэгги. Полагаю, тебе не нужно будет учиться варить мыло из сажи и свиного сала. Будь это год или пять лет, мы выдержим это и улетим домой.
— Я рада, — она поправила богато украшенную прическу ухоженными руками, — Боюсь, что это не для меня.
— Но вы не понимаете!
— Что такое Макс?
— Я не говорил, что мы сможем вернуться домой. Я сказал только, что мы сможем определить свое местонахождение.
— А в чем здесь разница? Мы определяем, где мы находимся, а затем отправляемся домой.
— Нет, потому что мы находимся на расстоянии не менее сотни световых лет от исследованной области Галактики.
— Не вижу в этом непреодолимого препятствия. Наш корабль проходит сто световых лет за считанные секунды. Какой самый большой прыжок за этот рейс? Около пятисот световых лет, не правда ли?
— Да, но… — Макс повернулся к Элли. — Ты-то хоть понимаешь?
— Возможно. Это та штука со сложенным шарфом?
— Да, да. Мистер Дайглер, безусловно, «Асгард» может пройти пятьсот световых лет практически мгновенно. Но только в области вычисленной и исследованной Галактики. Мы же не знаем ни одной аномалии на расстоянии ста световых лет отсюда… и мы не узнаем ни одной, даже если и определим, где мы находимся, потому что мы знаем, где нас нет. Понимаете меня? Это означает, что корабль, пройдя на максимальной скорости более ста световых лет, преодолеет лишь первую часть пути домой.
Мистер Дайглер задумчиво посмотрел на свою сигару и обрезал горящий кончик перочинным ножом.
— Оставлю до лучших времен, а ты, Мэгги, все-таки учись варить мыло. Спасибо, Макс, мой отец был фермером, выучусь и я.
— Я помогу вам, сэр.
— О, ведь ты рассказывал, что раньше был фермером. — Он посмотрел на Элдрет. — Знаете, что я сделал бы на вашем месте? Я бы попросил капитана поженить вас. Этим бы вы упростили себе начало колониальной жизни.
Покраснев до корней волос, Макс не смел взглянуть на Элли.
— Боюсь, что я не могу. Я член экипажа и не имею права стать колонистом.
Мистер Дайглер удивленно посмотрел на него.
— Какое чувство долга! Не сомневаюсь, что Элли сделает свой выбор среди молодых людей из числа пассажиров.
Элли смущенно расправила юбку.
— Несомненно.
— Пошли, Мэгги! Элдрет, идешь с нами?
Глава 17
Милосердие
Чаретвиль, «поселок Милосердия», образовался в течение недели. У него был свой мэр, мистер Дайглер, своя главная улица, Хендрикс-Авеню, даже первая свадьба, проведенная мэром в присутствии обитателей поселка. Первый же коттедж, построенный на Милосердии, предназначался для новобрачных — мистера Артура и Бекки Вебербауэр. Он представлял собой довольно-таки неуклюжий бревенчатый дом: среди пассажиров было несколько человек, видевших такие дома на картинках либо в жизни, но никто из них не имел строительного опыта.
В новом обществе витал дух надежды, всеобщего мужества и даже веселья. Люди по-прежнему спали и завтракали на корабле, затем забирали с собой обед и упорно трудились весь день, весь короткий день, который составлял всего двадцать один час по корабельному времени. Они возвращались обратно поздно вечером, ужинали, а у некоторых даже хватало энергии устроить танцы перед сном.
Милосердие полностью оправдывало свое название. Дни здесь были благоуханны, а ночи нежны и мягки. Ее звезде, которую они просто назвали «Солнце», составляло компанию бесчисленное множество комет. Одна, гигантская, с длинным широким хвостом, прочерчивала небо от зенита до западного горизонта, прячась за солнце. Другая, не такая огромная, как первая, но достаточно пугающая, чтобы вызвать мысль о конце света у обитателей зеленых холмов, приближалась с севера, а еще две разукрашивали южную часть неба кружевами ледяного огня.
До сих пор поселенцы не встретили ни одного опасного животного. Некоторые видели существ, похожих на кентавров, размером с шотландского пони, но те оказались очень пугливыми и при приближении к ним мгновенно скрывались. Основной формой жизни на планете оказались сумчатые млекопитающие различных форм и размеров. Птиц здесь не водилось, но существовала совершенно оригинальная разновидность летающих — медузоподобные создания футов пять в высоту со свободно свисающими усиками, живые воздушные шары. Оказалось, что с помощью мускулов они управляют своими воздушными пузырями, так, что поднимаются и опускаются по воздуху и даже могут держаться на месте при небольшом встречном ветре. При сильном ветре они цеплялись за вершины деревьев или свободно парили над поверхностью планеты.
Они, казалось, заинтересовались поселком и часто зависали прямо над ним, как будто разглядывая ее обитателей. Поселенцы хотели подстрелить несколько экземпляров и исследовать их, но мэр Дайглер запретил это.
На планете обитали еще несколько животных, или могли обитать. Поселенцы назвали их «невидимками», поскольку все, что они успели заметить, было нечто, стремительно скрывающееся за скалами или деревьями при малейшей попытке рассмотреть его. Колонисты чувствовали, что их новые соседи, от мифических невидимок и до вездесущих шаров, проявляли к ним глубокий, но отнюдь не враждебный интерес.