Ф. Ван Вик Мейсон
Серебряный леопард
Книга первая САН-СЕВЕРИНО
Посвящается Элизабет и Эдварду Э. Иагги-младшему – несравненным в их стойкости во всех напастях и превратностях судьбы
Глава 1 ТРИНАДЦАТОЕ АПРЕЛЯ 1096 ГОДА
Никто не знает, сколько времени сэр Эдмунд де Монтгомери, бывший граф Аренделский, пролежал на сером прибрежном песке, отплевываясь от морской воды. В его ушах звучал грохот волн, беспрерывно обрушивавшихся на берег. Его обнаженное тело бил озноб. Новый приступ тошноты с такой силой вывернул этого могучего человека, что он не в состоянии был даже приоткрыть глаза, чтобы увидеть, в какое чистилище он попал из сущего ада…
Монахи, обитавшие в бенедиктинском монастыре близ замка Арендел, нередко в подробностях описывали различные круги ада. Они не жалели красок, рассказывая о пытках вечным огнем или невероятным холодом. Однако даже они не в состоянии были вообразить пытку, которой подвергла сэра Эдмунда разбушевавшаяся стихия в неведомом даже аду водяном круге. Но какая участь постигла его сестру-близнеца? Розамунда, несомненно, должна была утонуть, как и все, кто оставался на галере.
Сознание медленно возвращалось к сэру Эдмунду. Он вспомнил, как пытался спасти сестру. Удерживаясь на поверхности с помощью пустого бочонка из-под вина, он вцепился в ее длинные золотистые волосы, не давая ей уйти под воду. Генуэзская галера, на которой они бежали из Англии, развалилась очень быстро, напоровшись на рифы. Ни сам Эдмунд, ни его сестра не умели плавать, но этот маленький бочонок по крайней мере ему спас жизнь. До сих пор ему чудились отчаянные вопли рабов, прикованных к своим скамьям и с ужасом созерцавших свое погружение в пучину.
Перед глазами англо-норманнского великана всплывала смутная картина: прекрасное тело его сестры Розамунды затягивает водоворот. Но даже страх смерти не обезобразил ее прелестный облик. Ее красоту воспевали по всей южной Англии, молва о ней распространилась дальше, на север, долетела до Лондона. Именно это восхищение и неуемные восхваления и навлекли на близнецов все несчастья. Именно это было причиной испытаний, выпавших на их долю.
Когда сэр Эдмунд наконец извергнул из себя остатки морской воды, силы начали возвращаться к нему. Он оторвал голову от земли, усеянной обломками камней, и первое, что попало ему на глаза, был винный бочонок, спасший ему жизнь. Под ударами волн он то откатывался далеко на песок, то вновь несся по гальке к воде.
Наконец бочонок отшвырнуло вверх на пляж, и он, перевернувшись, встал на попа. Только тогда сэр Эдмунд и заметил тело Розамунды, лежавшее у самой границы прилива. Ее белые стройные ноги касались бурлящей воды, а золотистые волосы разметались по песку, словно водоросли.
Собрав все силы, граф наконец сел и сразу почувствовал себя постыдно слабым. Этим он, без сомнения, был обязан тому, что ничего не мог проглотить с тех самых пор, как буря обрушилась на злосчастную «Сан-Джорджо» спустя неделю после того, как они миновали знаменитые Геркулесовы столбы. Шторм налетел с запада, как раз когда они проходили мимо скалистого острова, который генуэзский капитан не захотел или не смог распознать.
Тяжело дыша, молодой человек тупо смотрел на безжизненное тело сестры, бледной, неподвижной, но все же стройной и прекрасной.
Словно мокрый пес, Эдмунд стряхнул на песок воду со своих спутанных, доходящих до плеч медно-рыжих волос. Он с вялым безразличием поглядывал на сестру, но вдруг заметил, что ее длинные пальцы дрогнули и сжались. Потом она подтянула к себе далеко отброшенную в сторону руку. У Розамунды сочилась кровь из двух ран – слабее на плече и гораздо сильнее на голове. Песок возле головы быстро краснел.
Все еще слабый, сэр Эдмунд некоторое время был не в силах двигаться, но, когда извилистый ручеек крови начал огибать плечи и спину сестры, он попытался крикнуть. И обнаружил, что горло у него так воспалилось и распухло, что он не может издать даже слабого возгласа. Получился лишь слабый хрип, неслышный в реве ветра и прибоя.
Леди Розамунда с трудом приподнялась на локте. Кровавый ручеек из раны на голове изменил направление: кривые струйки побежали по щекам. Молодая женщина внезапно, словно испуганная кошка, выгнула спину. Ее тошнило. Кое-как встав на четвереньки, Эдмунд пополз к ней.
Когда приступ рвоты кончился, Розамунда, видимо, заметила приближающегося брата. Она инстинктивно попыталась вытереть лицо, а затем подтянуть рубашку в безрезультатной попытке прикрыть обнаженную грудь. Эти усилия, однако, оказались для нее чрезмерными, и она свалилась на песок. Тем временем Эдмунд, превозмогая боль, боком, словно краб, продолжал продвигаться к ней.
Бывший граф поправил рубашку Розамунды, обнял сестру и положил ее голову к себе на грудь. Так они пролежали довольно долго, обдуваемые морским ветром и осыпаемые песком. При наступающем рассвете Эдмунд напряженно вглядывался в даль. Он хотел как можно скорее узнать, на какой берег их выбросило. Ведь «Сан-Джорджо» налетела на риф в кромешной тьме, так близко и одновременно так далеко от дружественных огней, обещавших помощь поврежденной штормом галере и ее измученным гребцам.
Вскоре Эдмунду удалось понять, что их с сестрой выбросило на небольшую песчаную косу, отрезанную морем от высокой и скалистой прибрежной полосы. Затем он увидел бездыханные тела нескольких гребцов. Как раньше винный бочонок, волны, переворачивая, таскали их туда-сюда.
От «Сан-Джорджо» остался лишь бесформенный кусок деревянного каркаса, зацепившийся за риф. Гигантские волны продолжали свое разрушительное дело, разбрасывая последствия кораблекрушения – оказавшиеся в воде грузы.
Слабым голосом Эдмунд пробормотал «Аве Мария» в благодарность за свершившееся чудо: вероятно, только они с Розамундой и спаслись с «Сан-Джорджо»…
Наклонившись, граф удостоверился, что рана на плече сестры менее серьезна, чем ему казалось. Почувствовав прикосновение, девушка застонала, а брат похлопал ее по щеке и прохрипел на норманно-французском языке слова ободрения. Вскоре к нему стали возвращаться силы и он смог, приподняв девушку, усадить ее и набросить ей на плечи окровавленную рубашку. При звуках его голоса темные ресницы Розамунды вздрогнули, и она изумленно взглянула вверх на склонившееся над ней смуглое лицо. Большие зеленовато-голубые глаза, цветом напоминавшие зеленый турмалин, широко раскрылись: девушка услышала негромкий смех.
– Почему ты смеешься? – с усилием пробормотала она.
– Ах, если бы благороднейший король Руфус впервые увидел тебя такой, как сейчас, он ни за что не приказал бы своим констеблям схватить тебя. И нам не пришлось бы бежать из Англии…
Тень улыбки чуть тронула полные губы девушки. Посиневшие от холода и побелевшие от пережитого страха, они тем не менее оставались притягательными.
День мало-помалу светлел, и уже можно было увидеть полчища рваных, серо-черных туч, грозно надвигавшихся с моря. Пока не было ни малейшего признака, что буря начинает утихать.
Рыжеволосая девушка обратила к брату лицо.
– Где мы? – слабым голосом спросила она.
– Один святой Христофор знает, – ответил Эдмунд. – Бог послал волны, которые не выбросили нас на берег какого-нибудь королевства неверных. – Он немного подумал. – Вспомни-ка: перед столкновением наш капитан упоминал место, называемое Сардинией, потом назвал Сицилию или что-то вроде. – Нахмурившись, Эдмунд отбросил со лба свалявшиеся волосы. – Насколько я понимаю, это может быть даже берег той земли, откуда вышли древние римляне. В любом случае…
Он внезапно замолк. Уголком глаза Эдмунд заметил, как ему показалось, какое-то движение в траве. Ее заросли покрывали до самой вершины склон небольшого, круто возвышавшегося над ними холма. У графа перехватило дыхание, когда он разглядел очертания наконечника копья и смутный силуэт косматой головы в тесно прилегающей кожаной шапке.