Женщины уже успокоились. Они единодушно от­ветили, что он даже не дотронулся до него, а только прокричал что-то и поднял свой крест, при этом ста­рик свалился с камня и умер. Это — чистая правда, заявили они. Они могут говорить правду не хуже других, если только знают, какой цели она послужит.

Женщинам, включая Катлу и ее пленника, прика­зали уходить, пока Угге обсуждал со своими выборны­ми подходящий приговор. Несколько человек из их числа считали, что священника надо убить, потому что нет никаких сомнений в том, что он убил Стиркара при помощи колдовства, и чем скорее они избавятся от христианского священника, тем лучше. Но другие были не согласны, заявляя, что человек, который смог при помощи колдовства лишить жизни Стиркара, сто­ит того, чтобы оставить его в живых. Поскольку, если он смог сделать это, значит может эффективно дей­ствовать и на женщин. Кроме этого, надо считаться и с доводами старухи, потому что, как она утверждает, нельзя, действительно, требовать какой-либо компен­сации от гоингов за потерю ее мужчины. Закончилось все тем, что Угге объявил, что Катла возьмет христи­анского священника в качестве раба, и он будет нахо­диться у нее до четвертого Тинга, начиная с нынеш­него, в этот период она может получать от него столь­ко, сколько сможет. Ни Соне, ни кто другой не смогли придраться к этому решению.

— Я и сам бы не смог разрешить это дело лучше,— сказал Орм, обращаясь к отцу Виллибальду, когда позднее они обсуждали все это.— Теперь придется ему ладить с этой старухой. В любом случае, он рассчитывал стать рабом у смаландцев.

— Несмотря на все его слабости,— сказал отец Виллибальд,— вероятно, Дух Божий все-таки был с ним прошлой ночью, когда он осудил языческого священника и его отвратительную практику. Может быть, теперь он много потрудится во славу Божию.

— Может быть,— сказал Орм,— но самое хорошее — это то, что наконец-то мы от него избавились. Когда человек находится на войне или идет в набег, вполне! правильно, что он удовлетворяет свою страсть к жен­щинам, даже если они принадлежат кому-нибудь другому. Но мне не нравится, что такой человек, христианский священник и ни на что не годный работник, заставляет женщин терять всякие приличия, как только они его увидят. Это — неправильно, это — неестественно.

— У него будет много возможностей искупить свои грехи,— сказал отец Виллибальд,— когда эта старая карга Катла захватит его в свои лапы. Определенно, я предпочел бы попасть в клетку с голодными львами вместе с пророком Даниилом, о котором я тебе рассказывал, чем быть сейчас на его месте. Но это — воля Божья.

— Будем надеяться,— сказал Орм,— что она и дальше будет совпадать с нашей.

Тинг продолжался четыре дня, было рассмотрено много дел. Все хвалили мудрость Соне и Угге, кроме тех, кто пострадал от их решений. Олоф Синица так­же показал Себя умным судьей, с богатым опытом, несмотря на свою молодость, так что даже Угге вы­нужден был не раз признавать, что у него, возможно, с годами появится некоторая мудрость. Когда попада­лись сложные случаи, в которых стороны не могли прийти к согласию, и выборные от заинтересованных в деле племен также не находили взаимоприемлемого решения, призывали третьего судью, который мог бы им помочь, что соответствовало древнему обычаю, и два раза, когда разбирались разногласия между вирдами и гоингами, третейским судьей назначался Олоф Синица и выходил из положения с честью.

Поначалу все шло хорошо, но постепенно члены собрания стали выказывать признаки беспокойства, потому что проходило время, а хорошей драки все не намечалось. Вообще-то, на второй день собрания был назначен один поединок в результате спора, возни­кшего между одним из финнведингов и гоингом отно­сительно кражи лошади, потому что свидетелей найти не могли, а обе стороны были в равной степени упрямы и изобретательны в своих доводах. Однако, когда они сошлись на месте поединка, то оказались настоль­ко неумелыми, что сразу же вонзили мечи в животы друг друга и упали замертво, как две половинки раз­битого кувшина, поэтому публика не получила ника­кого удовольствия от поединка. Представители пле­мен смотрели друг на друга с кислым выражением на лицах, думая, что, по-видимому, этот Тинг будет не­интересным.

Но на третий день все были обрадованы появлени­ем сложного и запутанного дела, которое обещало дать прекрасные результаты.

Двое вирдов, оба — известные люди с хорошей репутацией, по имени Аскман и Глум, вышли вперед и рассказали о случае двойного похищения женщины. Оба они потеряли своих дочерей, молодых женщин в расцвете красоты, которых похитили охотники из племени гоингов в диких местах восточнее Большого Брода. Имена похитителей были известны: одного из них звали Агне из Слевена, сын Колбьорна Сгоревшего в Своем Доме, а другого — Слатте, по кличке Слатте-Лиса, племянник Гудмунда из Уваберга, он был одним из двенадцати выборных от гоингов. Кража имела место в прошлом году, а две молодые женщины, как выяснилось, до сих пор оставались в руках похитите­лей. Аскман и Глум требовали отступного за каждую из них, а также и разумной компенсации за оскорбле­ние, нанесенное вдове Гудни, сестре Глума, которая находилась вместе с женщинами, когда совершалась кража, и на которую происшедшее так подействовало, что она долго была не в своем уме. Эту добрую вдову, пояснили они, они привезли с собой на Тинг, всем известно, что она всегда говорит правду, и, поскольку многие могут засвидетельствовать, что она сейчас уже в полном рассудке, она будет, сказали они, самым лучшим свидетелем, который поведает собравшимся обо всем, что случилось.

Вперед вышла вдова Гудни. У нее была мощная и впечатляющая внешность, она еще была совсем не старая, и мужчинам на нее не было неприятно смот­реть. Она правдиво и искренне описала все, что про­изошло. Она с девушками пошла в лес собирать лекарственные травы, и им пришлось провести там Целый день, поскольку те травы, что они искали, редкие, и их тяжело найти. Они углубились дальше, чем первоначально планировали, и тут неожиданно разразилась сильная буря с громом, молниями и проливным дождем. Напуганные и промокшие до нитки, они заблудились, и, проплутав некоторое время и не найдя ни тропинки, ни какого-нибудь опознавательного знака, они, наконец, наткнулись вырытую в земле пещеру, в которой и решили переждать непогоду. Там они почувствовали холод, голод и усталость. В пещере уже были два человека, это были охотники, промышлявшие выдру. Она с облегчением отметила, что вид их не внушает опасений! Мужчины оказали им дружелюбный прием, освободив для них место у своего костра и угостив едой теплым пивом. Там они и оставались до тех пор, пока не кончилась буря, а когда она кончилась, была уже глубокая ночь и совсем темно.

До этого момента, продолжала она, ее беспокоила только непогода и боль в спине, которая появилась результате того, что она промерзла в своей мокрой одежде. Но сейчас она стала бояться за девушек, которые беспокоили ее все больше и больше. Дело том, что мужчины были в приподнятом настроении они стали говорить, что все получилось очень удачно, потому что они уже давно не видели ни одной женщины. Они пили много пива, которое стояло в бочонке в пещере, подогревая его, чтобы согреться, угощал девушек, и те, молодые и неопытные, сильно захмеле­ли. Она решительно попросила мужчин показать ей, как им лучше дойти до дома, и они рассказали ей, помимо этого они не выказывали никакой заботы о безопасности девушек, кроме того, что сидели рядом и трогали их, чтобы убедиться, что одежда на них высохла. Это зашло настолько далеко, что через неко­торое время Слатте-Лисица взял две щепки и сказал девушкам, что сейчас они будут тащить жребий, что­бы решить кому с кем спать. Тут вдова решительно заявила, что девушки должны немедленно отправляться домой, хотя им и придется искать дорогу в темноте. Что же касается ее, то она вынуждена ос­таться в пещере из-за сильной боли в спине.

— Я сказала так,— продолжала она,— потому что подумала, что мужчины могут уступить и отпустить девушек, если я останусь с ними. Я была готова при­нести эту жертву ради девушек, поскольку, чтобы мужчины со мной ни сделали, для меня это было бы не так страшно, как для них. Но вместо того, чтобы согласиться, мужчины рассердились и стали меня оскорблять, потом схватили и вышвырнули из пеще­ры, заявив, что они будут подгонять меня стрелами, если я сейчас же не уйду прочь. Я всю ночь пробро­дила по лесу, боясь диких зверей и духов. Когда я добралась до дома и рассказала, что случилось, люди пошли в пещеру и обнаружили, что она пуста, без каких-либо следов мужчин, девушек и шкур. После этого я долго болела и наполовину сошла с ума из-за того, как со мной обращались эти злодеи.