Изменить стиль страницы

Почему они выбрали именно нас? Кто знает, как они углядели нас среди миллиардов землян? Но, так или иначе, началось второе действие. Инопланетный корабль. Светящиеся тексты на стене в большом, выстроенном специально для нас помещении. Первый текст был такой:

«Приветствуем землян на нашем корабле. Мирные лазутчики».

Потом слово «лазутчики» погасло и вместо него появились два:

«разведчики Вселенной».

Табло напомнило мне аксаковский «Аленький цветочек». А то, что их переводчик не всегда сразу находит синонимы в нашем языке, было таким человеческим. Почему-то я сразу поняла, что происходящее — реальность. Ты стоял рядом напряженный.

И это напряжение готово было вот-вот перейти в восхищение. Ты тоже поверил. И был потрясен. Но какое потрясение могло остановить работу твоего ума? Ты мысленно подвергал анализу свои впечатления, ты хотел узнать, при помощи каких — сил удалось этим «лазутчикам» погасить сознание, а затем снова его возродить, не повредив ничего, ничего не нарушив. Ты пытался разобраться в происшедшем объективно и беспристрастно. Но разве сразу такое возможно! Ты стал задавать вопросы. Тебе отвечали. Но ответы — я видела — не удовлетворяли тебя. Я попробовала понять ваш разговор, но после нескольких внушительных формул, произнесенных тобой скороговоркой, отказаласьот попытки, просто крепко прижалась к тебе, найдя в этом спасение от непонятного. Но не улавливая смысла беседы, я ощутила, как в тебе растет раздраженность и как ты изо всех сил пытаешься ее подавить. Уж мне ли не разбираться в твоих вроде бы спокойных интонациях, в том полном отсутствии жестов — ты как будто леденеешь весь, — которые характерны для тебя рассерженного. Я и наблюдала-то тебя таким раза два-три, из больше. И дала себе слово никогда впредь до такого состояния тебя не доводить. Это были случаи, когда я могла потерять тебя. И поэтому сейчас я испугалась. Но тут ты спросил понятно:

— Так вы хотите, чтобы мы полетели с вами?

Я насторожилась. Ответ «Да» на табло значил для меня слишком много. Я оттолкнула тебя и отчаянно закричала:

— А Юра?! Я хочу домой! У меня сын!

Ты схватил меня, сжал.

— Погоди, успокойся! Читай!

Я ничего не видела. От горя у меня закрывались глаза: я представляла себе Юрку осиротевшим, обездоленным.

Я вырвалась, я металась. А ты пытался остановить меня и что-то говорил, говорил… Но за своими криками: «Домой! Я хочу домой!» — я ничего не слышала.

— Твой сын здесь! Ты видишь, там написано: твой сын здесь!

Слова доходили не сразу. А когда дошли, я упала на пол и заплакала. Сквозь плач я все-таки услышала твой вопрос:

— Мы имеем право отказаться от полета?

Я взглянула на экран. Какое-то время он был затуманен. Потом я увидела: «Да. Все вместе или избирательно. Через две недели».

Я повторила:

— Две недели… — Ко мне вернулась трезвость, и я сказала почти тихо:-Хотелось бы остаться с тобой наедине.

Табло погасло. Задвинулись шторы. Я оглядела комнату и нас. Комната как комната. А вот мы! Ты в халате, в домашних тапочках. Я в пальто, косынка выбилась, берет валяется на полу. Лица у обоих возбужденные. Я сняла пальто, подобрала берет и села в кресло рядом с тобой. Ты задумчиво произнес:

— Первый опыт завершен. Что мы имеем? Реакция земного ученого. Степень материнской привязанности. Рассудок и эмоции. Для начала неплохо.

— Ты о чем?

— Так, ерунда. Кто знает, какие у них методы…

— Почему ты так?… — Я не могла найти подходящего определения, чтобы не задеть тебя. — Чем «они» тебе не понравились?

Ты на секунду напрягся, но сразу овладел собой.

— Меня водили за нос.

— Да, с тобой этого лучше не делать.

— Не издевайся! Я почувствовал себя неандертальцем. Я еще не дорос до их дел!

— Чувство, конечно, неприятное и для тебя непривычное. Но, наверное, мы до них и правда не доросли.

— Ты права. Но не будем об этом, а то поссоримся раньше времени.

— Ты предвидишь ссоры? — Я не любила, когда ты прогнозировал плохое, потому что твои прогнозы, как правило, сбывались.

— Оленька, давай помолчим.

Я смолкла. И только сейчас вспомнила: надо пойти посмотреть, как там Юра. Но тут открылась дверь и в проеме возник он сам.

— Ма, а, ма! И кто это догадался постелить мне то короткое одеяло, которым я укрывался в детстве? Я лежу под ним, как пень враскорячку — все корни наружу. — Иди сюда!

Он подошел. Я обняла его, теплого, живого.

— Здравствуйте, дядя Женя!

— Привет, Ученый!

— Сыгранем?

— Завтра.

Имелись в виду шахматы. И ты уже не один раз Юрке проиграл,

— Завтра, завтра, не сегодня, так лентяи говорят. — Сын был обижен и по-своему мстил за обиду.

— Шел бы лучше спать. Держи. — Я стянула с дивана плед.

— Ладно уж. — Юрка удалился, волоча плед по полу и всей спиной подчеркивая свою независимость.

Ты сидел и молчал. Мне тоже было о чем подумать.

Я еще не до конца поняла, что же произошло. А вдруг все это: провал, корабль, две недели, полет в неизвестность, таинственные собеседники — какая-то грандиозная мистификация, или попросту все это мне снится. Что ж, в таком случае я проснусь и это будет самый фантастический сон из всех, которые мне снились. А если нет? Да ведь то, что случилось, — необыкновенная удача для меня. Ты, я, Юрка — вместе и теперь уже точно — на всю жизнь. А не об этом ли я мечтала последние годы? Как часто я представляла себе нашу семью, видела тебя хорошим мужем и отцом, себя — любящей женой и заботливой хозяйкой, сына, которому тепло и радостно расти в нашем доме. Я еще раз огляделась. Мирно выглядели занавески на окнах, стол, покрытый скатертью, ковер под ногами, привычная мне мебель — смесь меблировки твоей и моей квартир. Я встала, подошла к двери, из которой появился Юрка, приоткрыла ее: детская. Еще дверь — кухня. Еще одна спальня. Квартира была большой и удобной. Только нигде я не нашла выхода из этой квартиры. Выглянула в окно. Пелена. И ничего, что можно было бы разглядеть за нею.

Ты спокойно наблюдал за моими действиями. Я вернулась к тебе, села перед тобой на корточки, уткнулась лицом в твои колени. Ты вздрогнул. Между нами прокатилась волна. Ты поцеловал меня в затылок, в шею, в плечо. Но вдруг резко прервал поцелуи:

— Нет!

— Чего ты?

Мне не нужно было твоего ответа. Я и так почувствовала, как ты замкнулся. И поняла причину. Я и сама машинально оглянулась на табло.

— Ты из-за «этих»? Ты думаешь, они смотрят?

— А ты как думаршь?

— Да уж… — Нельзя сказать, что я сразу оценила последствия этого открытия, но сейчас ласка была отравлена. Я отстранилась, хотя и осталась сидеть на полу, у твоих ног. — Нам надо лететь?

— Понимаешь…

— Я все понимаю, дорогой. Все. Это как исполнение мечты. Ты ведь ученый. И перед тобой, перед первым — иная цивилизация…

— Что дал тебе осмотр? Мы в изоляции?

— Ну, не у всех бывают такие удобные камеры и такие приятные сокамерники…

— Так ты уверена, что это правда?

— Не знаю.

— Вот то-то же. Нет, Ольга, в тебе пропал исследователь. Сомнение — начало всех начал. И пока я не пощупаю «их»…

Я уловила в тебе что-то похожее на угрозу.

— Как ты себя чувствуешь? — Ты смотрел на меня с заботой, окупавшей для меня тяготы этого вечера. Но чувствовала я себя неважно.

— Честно говоря, немного измочалена.

Ты как будто и не ожидал другого ответа.

— Да. Я тоже устал. На таблетку. Поспи.

— А ты?

— Я еще немного посижу, подумаю. И тоже лягу. — Ты улыбнулся, и с легкомыслием, на которое, по твоему мнению, был способен, спросил: — Ну и как ты представляешь, какие «они»?

Я опять вспомнила «Аленький цветочек».

— Страшилища, раз не могут показаться добрым людям на глаза.

Во второй раз за сегодняшний день ты посмотрел на меня с благодарностью.

— Ничего не бойся.

— Я не боюсь, милый. Ты со мной.