Но если от захвата Земли он с глубоким сокрушением должен временно отказаться, то нет причин не расправиться немедленно и решительно с государственным ублюдком, именующим себя Великой Нижней Демократией Истинного Капитализма. Медлить дольше нельзя. Сегодня один из Олигархов кричал о непобедимости их общества Частной Инициативы. Непобедимость эта — иллюзорна. Реальной мощи Олигархи Демократии лишены. Реальная мощь на Марсе сосредоточена лишь в их Верхней Диктатуре, тотально задиспетчеризованной его, Властителя-19, руководящей волей. Он утверждает с полной ответственностью: еще не существовало столь совершенного государства, как Верхняя Диктатура. Единство сограждан достигло у них высочайшей формы централизации — односущности. Если на Земле ублажают личные прихоти своих сочленов, — «Развивают человеческие способности», как там говорят, — если Нижняя Демократия пытается контролировать влечения своих сограждан, разрешая им лишь угнетать один другого, то они, он и Властители, его предшественники, попросту отменили все личное у своих подданных. Они освободили человека от собственных целей в жизни, от частных прихотей и причуд, от индивидуальных особенностей, от необщих мыслей. Человек чувствует себя несвободным, когда он многого жаждет. Несвобода человека — в неосуществимости его желаний. В Верхней Диктатуре, где все свое отменено, люди ничего не жаждут и ни к чему не имеют особых влечений, а следовательно, не испытывают горечи неудовлетворенности и трагедии неудач. Они желают лишь того, чего желает в них он, Властитель-19, - желания их удовлетворяются легко.

Он повторяет: не было еще столь свободного…

Властитель-19 вдруг запнулся, лицо его страшно перекосилось, он заверещал не своим голосом:

— Чего вылупили лазерные гляделки, гады? Живо запускайте моторы, скоты, и марш в казармы на отдых!

Его истошный крик потонул в общем вопле. Сановники, сорвавшись с кресел, надрывались теми же не своими голосами:

— …Марш в казармы на отдых!

— Отставить отдых, мерзавцы! — завопил Властитель. Приближенные диким эхом повторили его команду.

На губах Властителя-19 появилась пена. Он подергивался на Пульте-Престоле, отчаянно бил о бока заскорузлой Руководящей пяткой. Голос его становился тише, Властитель бормотал что-то похожее на «проходимцы… подлые растяпы… обжора… недоносок… глухарь бескрылый…»

Потом надвинулась могильная тишина. Властитель-19 свирепо оглядывался. Ноги его были плотно прижаты к ПП. Цилиндр с султаном сместился на ухо. Неожиданное смятение, разразившееся в недрах государственного строя, было с успехом ликвидировано.

— Я хочу знать, что это было такое? — заговорил Властитель. — Генерал Бреде, отвечайте, что это было такое?

Генерал, приподнявшись, мрачно отрапортовал:

— Ваше Бессмертие, вы отдали команду, показавшуюся нам неожиданной. А почему вы это сделали — мы не понимаем.

Его поддержали дружным криком все сановники:

— Мы не понимаем, Ваша Удивительность!

Властитель-19 снова дернулся. На растерявшихся приближенных надо было прикрикнуть. Он секунд пять раздумывал, прикрыв тяжелыми веками бешеные глаза.

— Правильно, вы не можете понимать сокровенной глубины моих поступков. Знаете, почему я кричал? Я пошутил. Короче, через неделю мы начинаем войну против Демократических Олигархов. Каждый по своему департаменту проведет подготовку к войне. Теперь марш по местам!

Он с трудом удержался, чтоб последнюю диспетчерективу не прокричать тем же не своим голосом, каким кричал недавно.

Флит возвратился на ЦГП. Под утро туда же пришел генерал. Бреде не уселся за Государственный пульт и не положил на него ноги, как любил, но прохаживался вдоль щитов с Автоматическими Душеглядами. Он хмурился.

— Косинус пси отличен, — заметил полковник. — Единение Властителя-19 и народа достигло степени тотального слияния в одно целое. Ваш личный тангенс тэта тоже превосходен, хотя по-прежнему несколько хуже косинуса.

— Меня смущает полнота слияния Властителя с народом, — неожиданно сказал Бреде, обратив к полковнику насупленное лицо.

Флит был искренне поражен.

— Вас смущает совершенство нашей системы? Но ведь все достоинства нашего государства, в частности его боеспособность, держатся на этом фундаменте.

— Дорогой мой полковник, самые грозные недостатки часто являются оборотной стороной достоинств. Если с нашим обожаемым Властителем что-нибудь произойдет…

— Абсолютно исключено. Синхронизация общества и Властителя совершается автоматически.

— Это меня и беспокоит — автоматизм тоталитарности…

Командующему КВВ показалось, что он наконец пойцал своего начальника на ереси.

— Выскажитесь определенней, генерал!

Командующий армией за долгую службу уже не одного деятеля, вроде полковника Флита, подвергал распылу на полигонах. Флит был слишком маленьким противником, чтобы тратить на него духовные силы. Бреде выразительно передернул плечами.

— Мне отпущено много Сомнения, но и мои лимиты не безграничны. Лучше поговорим о вещах более безопасных. Вам не показался знакомым голос, каким неожиданно закричал Властитель?…

Флит шлепнул себя по лбу.

— Черт возьми, удивительно знакомый голос! И будь я проклят, если это не голос сержанта Беренса, самого лихого вояки и самого отпетого пройдохи в наших… — Флит, ошеломленный, с ужасом глядел на Бреде. Бреде значительно поджал губы. Флит, сорвавшись с места, заорал на весь ЦГП: — Послушайте, это же несерьезно! Неужели вы хотите сказать, что подлая вшивка Беренс пытается захватить Верховную Синхронизацию?

Бреде холодно возразил:

— По-моему, о Беренсе заговорили вы, а не я. Что до меня, то я лишь обратил ваше внимание на странное изменение голоса нашего Властителя. Замечу попутно, что вы превысили свои скудные пределы, полковник Флит.

Он показал на приборы Особой Секретности. Кривая благонадежности Флита была повреждена резким всплеском в Недопустимость, граничащую со зловещей красной полосой Обреченности. Флит нервно отпрянул от грозного пика кривой. Он лишь на три миллиметра не дотянул до предела, за которым безжалостные гамма-каратели автоматически обрывают жизнь провинившегося.

Бреде спокойно прикрыл дверцы к внутренним приборам.

Он подошел к Автоматам Энергетического Баланса Государства. Здесь что-то настолько поразило генерала, что он несколько минут не отрывался от щита.

Флит еще не оправился от ужаса, вызванного образом чуть не поразившей его гамма-смерти, когда до него донесся размеренный голос генерала:

— Полковник, какова первая акция нашей стратегической подготовки к войне?

Флит не понял, зачем генералу понадобилось экзаменовать его по столь элементарным пунктам стратегического развертывания.

— Мобилизация водных ресурсов, разумеется.

— Как идет эта мобилизация?

— Пока отлично. Удалось вызвать всеобщее скрытое испарение и сконцентрировать облака на северном полюсе. Мы прихватили солидную толику водных возможностей наших врагов, эти ротозеи так и не спохватились, что их грабят. Сегодня утром на полюсе было скомпрессировано четырнадцать миллиардов тонн воды, то есть семьдесят процентов водных ресурсов всей планеты.

— Теперь скажите: когда мы собираемся привести эти облачные массы в движение?

— Что за вопрос, генерал! В момент объявления войны, конечно!

— Войну мы еще не объявили?

— Я отказываюсь вас понимать, генерал! Разве вы не слышали диспетчерективу? Война начинается через неделю. Еще семь дней будут сгущаться тучи на полюсе, а затем мы мощным ударом превратим войну пылевую в войну грязевую и войска противника потонут в болотах.

— В таком случае должен вам сообщить, полковник, — хладнокровно сказал Бреде, — что двадцать минут назад облачные массы на полюсе пришли в движение и в данный момент несутся на нас.

Флит, вскрикнув, кинулся к энергетическому щиту. Тут взгляд его упал на нечто еще более страшное. Основной показатель государства, косинус пси, катился вниз. Флит метнулся к щиту, где вычерчивался тангенс тэта. Тангенс тэта стоял прочно на девяноста.