Новый год Андрей предложил встречать сообща. Инга долго тянула с ответом, мямлила что-то невразумительное, отделывалась общими фразами. Строгая мама, еще более строгий папа. Родители будут беспокоиться. Не девочка, возражал Андрей, выросла, поди. Определяйся быстрее. А сам думал: какая чушь, она ночует у меня почти ежедневно. Где логика?

Декабрь приближался к концу, до праздников оставалось всего полторы недели.

Инга мешкала. Андрей злился, нервничал, ждал — не дождался. И наконец потребовал:

— Скажи прямо, в чем дело?

— Завтра, — ответила она. — Хорошо? Подожди немного.

Конечно, он согласился. Не надеясь, впрочем, и уже не веря.

Я запуталась. Я не знаю что делать. Как поступить.

Признаться? — хуже смерти.

Хотя так честнее.

Он недоволен. Я чувствую это. Он… боится? Почему?! Ненавидит? Кого?! И мне тоже больно и страшно, потому что я люблю его.

Что же делать?

— Ну. — Андрей испытывающе посмотрел ей в глаза. — Как мама с папой? Отпускают?

— Нет. — Она отвела взгляд. — Знаешь, мне надо тебе кое в чем признаться.

Он иронически хмыкнул, спросил:

— Другой парень? Муж? Дети? Ты беременна?

— Нет, гораздо серьёзнее. — Инга замялась, а после выпалила: — Я не живу на улице Профсоюзная.

— Я знаю, — буднично произнес Андрей.

— Да? — удивилась девушка. — Откуда?

— Проверял.

— Что еще ты проверял? — печально спросила она.

— Больше ничего. В принципе, это неважно, захочешь — сама скажешь. Черт с ним, с празднованием Нового года, силком заставлять не стану. Я люблю тебя, Инга, хочу быть с тобой, зачем подробности? Я думаю… думаю, может… мы поженимся? Я выбирал… купил в магазине кольца. Вот, — Андрей достал из кармана пластиковую коробочку, открыл, — смотри.

Тоненькие изящные колечки ярко вспыхнули в свете электрической лампы. Белый бархат коробочки, в которой они лежали, оттенял желтизну благородного металла.

Девушка заплакала.

— Я не Инга, — сказала внезапно, утерла слезы платочком. — На самом деле у меня вообще нет имени. Я не человек даже и вряд ли понравлюсь тебе в настоящем облике.

— Да что ты такое говоришь? — возмутился Андрей и испуганно смолк, уставившись на мутные, струящиеся прядки тумана, в которых лишь отчасти угадывалась прежняя Инга. Больше всего они походили на… да, на скульптуру русалки. Фонтан. Улица Баумана…

…Горящая кнопка смахивает на желтый, снисходительно разглядывающий тебя зрачок. Лифт останавливается. С влажным чмоканьем расходятся двери-створки…

…Через овраг с разгона перелетает расплывчатая фигура — жуткий гибрид колесного механизма и человека…

…Из открытого канализационного люка высовывается ужасная помесь осьминога и водолаза. Шевелит щупальцами, или это… шланги?..

Коробочка с кольцами выпала из ослабевших рук — Андрей струсил, отчаянно, до дрожи в коленях. Страхи возвращались. Оживали. Мимолетные видения, принимаемые за галлюцинации, были так же реальны, как и он сам. Я общался… жил с одним из этих… нелюдей! — мысль сбила с ног, заставила опуститься на диван.

— Н-не подходи… Чур меня… — сбивчиво бормотал он, вытирая ладонью взмокший лоб и пытаясь совершить крестное знамение.

«Русалка» смотрела мимо, на стену за его спиной. Лицо — каменное, в глазах — озёра слёз.

Когда первый шок прошел, и Андрей понял, что ему ничего не угрожает, то несколько взбодрился. В нем проснулось любопытство, потребность задавать вопросы и получать ответы. Выяснить, черт побери! что за дьявольщина тут творится.

— Кто… ты? — судорожно сглотнув и на всякий случай подальше отодвигаясь в угол дивана, прошептал Андрей. — Дух? Призрак?

— Фантом. — Колыхнулся туман; зеленоватые волосы, ниспадавшие до пояса, напоминали водоросли. — Проявленье Города. Мы живем в нем, а он — живет нами.

— Мы?.. — Андрей не обратил внимания на странность последней фразы.

— Да. Нас много, очень много. Наверное, ты уже видел… сталкивался (парень вздрогнул) с подобными мне.

— Я видел их из-за тебя? Оттого что ты… мы…

— Да.

Ему стало неприятно: обнимать, целовать эту… этот… С другой стороны — «прежняя» Инга Андрею нравилась. Но в свете открывшихся и, надо заметить, весьма несимпатичных фактов… м-да. Лучше продолжить расспросы.

— Город… он живой?

— Нет, не совсем.

— Он… как ты?

— Нет. Это машина. Сложная, иерархически организованная, жестокая, равнодушная машина, которая страстно жаждет только одного — жить. Он забирает всю добытую нами энергию, оставляя жалкие крохи, чтобы его слуги не прекратили существование. Он держит нас в строгости и повиновении, делает слепки умерших и изготовляет подобия. Он — хозяин и господин, мы — рабы.

Инга склонила голову, волна зеленых волос закрыла лицо. Сказала печально:

— Но я люблю его. Мы все любим его. Дети ведь не выбирают родителей, правда?

Потрясенный Андрей молчал.

— Раньше, пока Город не оделся в стекло и бетон, было не так. Он тоже любил нас. Я думаю… может, это время когда-нибудь вернется?

«Русалка» тяжело вздохнула. Андрей смотрел в окно, избегая встречаться с ней взглядом.

— Я долго думала: говорить тебе или нет. — Инга опять вернулась в прежнее обличье. — Я решилась — так честнее. Выбирай сам… любимый.

— Ну я же не знал, не знал, — пробормотал парень. — Ты не человек. Я… это ужасно…

— Ты сказал, что любишь меня. Что хочешь жениться. Ты соврал, да?

— Нет, но…

— Знаешь, как плохо, когда у тебя берут, берут, берут, не давая взамен даже маленькой, ничтожной капельки тепла и ласки? Не говорят «спасибо». Просто — берут. Я пыталась найти любовь в вашем мире. Я нашла, а теперь — потеряла. Город в этом отношении лучше людей. Он не обещает. Прощай. — Девушка всхлипнула. — И не приходи больше к фонтану. Он убьет тебя, выпьет. Будет тянуть — терпи, ты же сильный.

— Почему… убьет? — спросил Андрей. — Почему будет тянуть?

— Потому что сейчас я верну тебе всё, что забрала. Возьму у Города обратно. Отдам. Пусть делает со мной, что угодно. Я отдам. Так — честнее.

— Что отдашь? Что… забрала? — меняющимся голосом произнес Андрей.

— Энергию, — тихо-тихо сказало проявленье. — Жизненную силу. Я не брала специально, нет — мы так устроены. Ты бы привык со временем, перестал замечать… потери.

— После каждой встречи с тобой, мне было плохо, будто утратил нечто очень важное. Я полагал… это разлука.

— И это тоже, Андрей.

— Когда ты находилась рядом, мне было хорошо. Крылья за спиной — тебе знакомо это чувство?

— Да, милый. Понимаешь, донор временно подключается к «городским каналам». Я подключалась вместе с тобой, а потом забирала часть. Прости. Я верну.

— Ты… ты чудовище. — Парень затрясся от возмущения, вскочил, сжимая кулаки. — Как ты посмела… тварь?! Кто тебе разрешил?! Ненавижу тебя! Убирайся, уходи, проклятая нежить!!

— Я верну. — Инга упрямо прикусила губу. Слёзы текли по щекам. Она хлюпнула носом, быстро развела руки в стороны. Перед ней закрутились черно-багряные вихрики, сплетаясь в шар. Взгляд, искаженный мукой и отчаянием, уколол Андрея в самое сердце.

— Прочь! — Он с силой оттолкнул ее, выбежал из комнаты. Метнулся в прихожую — схватил шапку, куртку, натянул сапоги.

Громко щелкнул, закрываясь, дверной замок.

Андрей беспокойно ворочался во сне, лицо избороздили морщины, губы стянулись засохшим шрамом. Мерзавка-память решила задать хозяину основательную трёпку. Но мысли его отнюдь не были сумбурны.

Комната настороженно вслушивалась в еле различимый шепот.

— …чем слепки отличаются от подобий?.. От проявлений?.. Неужели я скоро стану одним из них?..

Над человеком нависала густая непроницаемая тьма. Ложилась свинцовой плитой, обращала квартиру пыльным склепом. И лишь зеркало, казалось, вобравшее в себя абсолютно все лучики света, ярко сияло на противоположной стене. В его бесконечных глубинах на фоне многоэтажек с потухшими окнами стоял, скрестив руки на груди, исполинский двойник. В черных глазах гиганта отражались стремительно меняющиеся виды городских улиц, площадей, парков, кафе, клубов, памятников… На лице удивительным макияжем проступала старая кирпичная кладка.