— Я не посчитал нужным говорить тебе об этом. Ведь если из нашего похода что-то да выгорит, то, что там уже дальше будет с Дианой, решать только тебе.

Тимур опустился обратно. Осторожно спросил:

— Мне? С чего бы это?

— Ты действительно не понимаешь?

— Нет, — признался Тимур.

— А если немного подумаешь, а потом ответишь, каким могуществом будет обладать человек, который сумеет перехватить управление инкубатором и избавиться от Эзекиля?

От воспоминания о миге единения со станцией по спине пробежали мурашки. Не мешкая, Тимур ответил:

— Безграничным.

— Правильно, — тоном, которым хвалят малых детей, протянул Курц. — Ты станешь новым правителем этого мира.

Заикаясь, Тимур с большим трудом выдавил:

— Я… Зачем я… А ты?

— А что я? — Курц состроил шутовскую гримасу. — Я мускулы, а не мозг. Я убийца, а не правитель. Моя задача дотащить тебя до этого инкубатора и помочь расправиться с Эзекилем. Остальное мне не интересно.

— Не поверишь, но мне тоже, — мрачно буркнул Тимур. — Меньше всего на свете мне хочется стать правителем этого мира. С какой такой радости мне это надо?

— С такой, что ты идеально подходишь на эту роль. Ты сделаешь это не из желания власти, а из необходимости позаботиться о Диане и обуздать драконов, обязательно пожелающих расправы над сторонниками Эзекиля. Ты издалека, ты не имеешь ни к кому личных счётов. Значит, сможешь остаться справедливым. Ты не желаешь власти. Значит, не превратишься в тирана.

Не придумав достойного ответа, Тимур беззвучно выругался. Курц всюду прав. Более непредвзятого кандидата для управления станцией, чем человек с Земли, не сыскать во всём свете. Кандидат вдобавок всячески избегает какой-либо ответственности и, если повезёт, через некоторое время, возможно, пожелает сложить с себя полномочия. Наутика вновь перейдёт под власть уцелевших драконов, и всё вернётся к прежнему порядку вещей. А зная, что сей порядок был заведён людьми несравнимо более древними и мудрыми, позволить себе задержаться внутри станции будет довольно сложно.

— Ладно-ладно, — пробормотал Тимур. — Ещё вопрос, стану ли я правителем. А вот узнать, почему Ксандер не поддерживает остальных хранителей, мне хочется сейчас.

— Да почём мне знать, что там на уме у дракона, — произнёс Курц.

— Верно, поэтому поведай-ка нам, каким же образом ты связался с ним.

— Да зачем тебе это надо? — недовольно пробурчал Курц. — Это моя личная жизнь.

— А вдруг удастся что-нибудь интересное разузнать?

— Не удастся.

— Но хуже мне от этого не будет. Так что попробуй рассказать хоть что-нибудь. Начни, например, с того, почему Ксандер остальным драконам с бунтом помогать не стал.

Курц некоторое время размышлял. Махал вёслами и молчал. Затем всё же решился и без всякого вступления начал:

— Идея моего отца была по-наивному глупа. Она была обречена на провал. Тогда я этого не знал- мне было-то всего пять лет- но сейчас, обойдя всю Гардику, я это хорошо понимаю. Никто не должен был поддержать бунт Уэно- все слишком довольны властью Эзекиля. Повстанцы предстали в глазах людей не как герой-освободители, а как самодуры, пожелавшие подчиниться чудовищам. Это мне объяснил Ксандер, а потом я понял это и сам. Из-за этого бунт провалился.

Но отец слишком верил в свою исключительную роль избранного, в свою роль человека, призванного вернуть в мир власть драконов. Он был наивным дураком, но слишком сильно верил в себя. Поэтому за ним последовали его подданные, а, когда он изгнал надзирателей, призвал драконов и все увидели их, услышали их речи, идея свержения Эзекиля завладела почти всем городом. Задумка была хороша, и она могла бы увенчаться успехом… если бы её поддержали люди и наше восстание докатилось до Йонбена. Драконы честно пытались привлечь сторонников в соседних городах, но, когда один из них не вернулся, оставили эту затею. А на воззвания наших приверженцев из числа людей почти никто и не откликнулся. В этот-то момент мы и проиграли.

Ксандер предвидел такое развитие событий и пытался всех вразумить, заставить сдаться, но мой отец не успокоился. Он решил дать бой посланной на усмирение города армии и этим примером поднять многочисленные восстания. Пока у укреплений города стояли обычные солдаты, всем удавалось сдерживать их атаки, а помощь драконов была просто неоценимой. Затем пришла армия надзирателей, а уж те умели и шёпоту хранителей противостоять, и сражался каждый за десятерых. Они дали шанс некоторым покинуть город, а тех, кто остался верен отцу и хранителям, истребили. Вместе с городом. Спаслись только драконы. Меня же… меня же по просьбе мамы унёс Ксандер. Чтобы меня не искали, мною назвался другой человек.

Пару месяцев обо мне заботился Ксандер. Всё мне объяснял, учил читать, писать. Хотел, чтобы я выбрал судьбу ученого мужа. Но я пожелал стать его орудием и отправился овладевать искусством убивать. Переходя от одного учителя к другому, я путешествовал и копил знания о мире, об Эзекиле и об испытании. Изучал историю и искал то, чего всемогущий бог боится больше всего. Так и условились мы с Ксандером попробовать подослать в Йонбен ведьму. А ещё и Игрока с ней отправить. Дабы шансов и возможностей достать бога побольше было. Убьёт Игрок наместника- отлично. Не согласится он с нами пойти- ну и пусть, есть ещё и ведьма. Уж с ней-то обязательно что-нибудь получится. Но, к счастью, Игрок нам попался покладистый, на всё согласный. Не особо обидчивый, в меру трусливый, на роль бога годный…

Несомненно, это была месть. За то, что был вынужден рассказать о себе. В противном случае, ни за что и никогда Курц не позволил бы себе конфликтовать со своим драгоценным «грузом». И Тимур это понимал достаточно хорошо. Вот только не обидеться после этих слов было довольно тяжело- уж слишком точно и больно они разили.

Но был ещё один человек, которого по неосторожности задели эти высказывания. О Диане, беззвучно сидящей на носу лодки, никто и не вспоминал вот уже довольно давно. Её присутствия просто не замечали- настолько незаметной она была. Забыл о ней и разгорячившийся Курц. Однако девочка напомнила о себе способом весьма неожиданным и эффективным- оплеухой со всего маха.

Курц бросил вёсла, с неподдельным изумлением обернулся. Через мгновение, когда боль дошла до мозга, приложил к ушибленному уху ладонь, вскрикнул.

— Ай! Ты чего дерёшься?!

Видимо, Курц и сам до конца не понимал, что только что сказала и как сильно обидел девочку. Впрочем, если и можно его было в чем-либо обвинить, то уж точно не в тупости. С виноватым лицом он приготовился было принести девочке свои извинения, но немного опоздал- девочку уже было просто так не остановить.

Срывающимся голосом, тыча в плечо Курца указательным пальцем, Диана закричала:

— Дурак, замолчи немедленно! Если больно тебе- не смей делать больно другим! Ты, трус! Если боишься- бойся сам!

— А? Чего это я боюсь?

— Того, что умрёшь, и никого не убьёшь! Вот и боишься! Тебе на всех наплевать, кроме этого Эзекиля и наместника. Только и можешь, что ненавидеть! А сам ни наместника, ни бога не лучше! Из-за тебя моя бабушка умерла! Только затем, чтобы ты представление то разыграть мог! Трус! Нормально поговорить боялся. Ничтожество лживое! Только и нужно тебе, чтобы всё по-твоему шло и Тимур тебя слушался!

Курц побледнел, его лицо вытянулось. Но он всё же нашел в себе силы и мужество ответить:

— Да, Диана, ты права. Я действительно боюсь, что последние двадцать лет я прожил зря. Что всё, что я освоил, что достиг, окажется ненужным, абсолютно бесполезным. Потому я хитрю, потому я задумал то представление. Чтобы быть уверенным наверняка. Я использую людей, как мне того нужно. Потому что не святой. И не собираюсь им быть. Ради достижения своей цели я сделаю что угодно- обману, предам, убью и умру сам. Я пройду по трупам и любому, кто попробует меня остановить, перегрызу глотку. Но своего добьюсь. Такой я есть. — Он ткнул пальцем в Тимура. Затем в Диану, и та в испуге отпрянула на нос лодки. Строгим тоном продолжил: — А вам двоим стоит помнить, что совсем недавно вашей судьбой было сдохнуть в самое ближайшее время. И это случилось бы, не сомневайтесь. Даже три к одному для Игрока- слишком ненадёжная ставка. Но теперь со мной у вас появился шанс уцелеть. Он очень мал, но это лучше, чем ничего. Вы должны это понимать. Можете ненавидеть меня, можете проклинать- мне всё равно. Скорее всего, к полудню завтрашнего дня нас всех не станет. Но, если мы всё же каким-то образом сумеем всё преодолеть и уцелеем, можете впоследствии делать со мной что хотите. Я с радостью приму любое наказание.